Пищит чей-то телефон, принимая сообщение. Джанетт смотрит на свой «андроид» и хмыкает:
– У моих родственников в Огайо – то же самое. Теперь мне еще и за них беспокоиться!
– Напишите им: «Пришлите воды», – ухмыляется мой отец.
– Мы справимся, – успокоительным тоном говорит моя мать. Она практикующий психолог, и успокаивать – ее работа. Если точнее – вторая натура.
Гарретт, до этого стоявший спокойно, подносит к губам свою бутылку «Каторейда», и все невольно замолкают, словно впадают в ступор. Соседи завороженно смотрят, как братишка заглатывает жидкость. Наконец тишину прерывает мистер Бернсайд.
– Ну что ж, – произносит он, – поговорим об этом в следующий раз.
Так он обычно заканчивает все разговоры, и это – сигнал, обрывающий наше минутное единение. Все прощаются и направляются к своим домам, бросив последний взгляд на пустую бутылку в руках Гарретта.
Позже, часов в пять, дядя Базилик провозглашает:
– Пора в «Костко». Кто со мной?
«Костко» – гипермаркет самообслуживания. Удобно и недорого.
– Можно мне «хот-дог»? – просит Гарретт. Он уверен: даже если ему с ходу откажут, свой «хот-дог» он все равно получит. Дядя для него не противник.
– «Хот-доги» – не главная наша проблема, – говорю я брату.
Он не спорит. Он знает, куда и зачем мы едем – не такой он дурачок. И, тем не менее, за свой «хот-дог» он спокоен.
Мы забираемся в полноприводный пикап дяди Базилика, слишком уж навороченную для человека его возраста тачку.
– Мама сказала, в гараже есть еще несколько бутылок воды, – говорит Гарретт.
– Нам нужно гораздо больше, чем «несколько», – говорю я, быстро производя в голове подсчеты. Я тоже видела эти бутылки. Девять штук по пол-литра. Нас пятеро. Воды не хватит и на день.
Выведя машину с нашей улицы на шоссе, дядя говорит:
– Округу понадобится не больше суток, чтобы наладить снабжение. Нам и нужно-то всего пару коробок.
– И «Каторейда», – говорит Гарретт. – Не забудьте про «Каторейд».
«Каторейд» полон электролитов. Именно эту фигню впаривают в рекламе. Хотя Гарретт понятия не имеет, что такое электролит.
– Посмотрите на это дело с другой стороны, – говорит дядя Базилик. – Пару дней вы не будете ходить в школу.
Калифорнийский вариант снежной бури.
До конца семестра в младших классах – всего несколько дней. Нам же, старшим, наверняка продлят учебный год, отчекрыжив от каникул.
На парковке «Костко» яблоку негде упасть. Похоже, сюда съехались все люди из нашей округи. Нам не остается ничего другого, как медленно кружить в поисках места для парковки. Наконец дядя достает свою карточку «Костко» и протягивает мне.
– Вы вдвоем идите внутрь. Я вас найду, когда припаркуюсь.
Интересно, а как он попадет внутрь без своей карточки? Но наш дядя Базилик вывернется из любого затруднительного положения, а потому мы с Гарреттом выбираемся из машины и присоединяемся к потоку людей, вливающемуся в ворота склада. Внутри – настоящая Черная пятница в самом жутком своем варианте, но сегодня народ явился не за телевизорами и видеоиграми. Тележки у касс забиты консервами, туалетными принадлежностями, но, в основном, водой. Самые важные в жизни вещи.
Я сразу чувствую, что что-то здесь не так. Не уверена, что знаю, что происходит, но это висит в воздухе. Люди с какой-то ожесточенностью толкают вперед свои тележки – едва не врубаясь в тех, кто мешает им поскорее пробиться сквозь толпу. Витает ощущение некоей доисторической враждебности, плохо скрываемой под налетом цивилизованной вежливости. Причем налет этот с каждой минутой становится все тоньше и тоньше.
– Не тележка, а урод какой-то, – говорит Гарретт. Он прав. Втулка одного колеса согнута, и, чтобы протолкнуть тележку вперед, нужно накренить ее и катить на трех нормальных колесах. Я смотрю назад, на вход в склад. Там оставалось еще две тележки, но и их сейчас займут.
– Пойдет, – говорю я Гарретту, и мы пробираемся сквозь толпу в правый задний угол, где находятся паллеты с водой. Двигаясь к нашей цели, слышим разговоры снующих вокруг людей.
– Агентство по чрезвычайным ситуациям нам не поможет, – говорит одна женщина другой. – Им бы разобраться с «Ноем».
Они имеют в виду набросившийся на штат ураган.
– Разве мы виноваты? – говорит женщина справа. – Восемьдесят процентов воды забирает сельское хозяйство.
Слева – вновь женский голос:
– Если бы администрация тратила силы на поиски новых источников воды, а не на то, чтобы штрафовать нас за то, что мы наполняем наши домашние бассейны, мы не оказались бы в такой ситуации.
Гарретт поворачивается ко мне:
– У моего друга Джейсона в гостиной гигантский аквариум, а его предков не оштрафовали.
– Это не то, – отвечаю я. – Рыбки считаются домашними питомцами.
– Но это же все равно вода.
– Тогда пойди и выпей ее, – говорю я резко, чтобы Гарретт заткнулся. Нет у меня времени, чтобы думать о чужих заботах. Своих хватает. Но, похоже, из нас двоих это касается только меня, поскольку Гарретт уже улизнул на охоту за бесплатными образцами продуктов.
Я толкаю тележку вперед, а она кренится влево, и мне приходится нажимать на ее правый бок, чтобы сломанное колесо не тормозило.
Задний отсек склада забит народом, но когда я добираюсь до последнего прохода, где обычно стоят паллеты с водой, то обнаруживаю, что они пусты. Мы опоздали.
Ели бы мы приехали сюда, как только вырубился кран, мы бы успели! Но, увы, всегда тормозишь, стоит случиться чему-то серьезному. Не то чтобы ты отказывался это принять. И это не шок. Скорее, некое совершаемое в уме свободное падение. Тратишь слишком много времени, чтобы примириться с возникшей проблемой, и не понимаешь, что нужно предпринять, пока врата возможностей не закрылись.
Я думаю о тех людях в Саванне. Что они делали и чувствовали в тот момент, когда ураган «Ной», вместо того чтобы отправиться к морю, как предполагалось, резко изменил маршрут и пошел на город? Как долго они стояли и немигающими взорами смотрели на экраны телевизоов, вместо того чтобы по-быстрому собраться и дать деру? Я могу сказать: три с половиной часа.
Люди позади меня, не видящие, что паллеты пусты, продолжают напирать. Наконец, кто-то из служащих соображает, что к чему, и вывешивает над толпой плакат «Воды нет». Но пока этого не происходит, покупатели все пытаются пробиться в заветную зону, тесня и давя друг друга изо всех сил. Становится душно и тесно, как в колышущейся на рок-концерте толпе.
Извернувшись, я ныряю в боковой проход, к полкам с содовой, которая тоже начинает исчезать. Но мне нужна не содовая. Разглядывая напитки, я замечаю коробку с водой, которую, вероятно, кто-то оставил еще вчера, когда простая вода не была столь ценным продуктом. Я тянусь к коробке, но в последнюю секунду тощая дама с клювоподобным носом уводит ее у меня из-под руки и водружает, словно корону, поверх продуктов, которые уже набрала в тележку.
– Мне очень жаль, но мы были первыми, – говорит она, после чего появляется ее дочь, которую я узнаю по нашим встречам на футбольном поле. Это Хали Хартлинг. Она страшная задавака и считает, что играет в футбол лучше всех, что очень далеко от истины. Половина девочек в моей школе хотят быть похожими на Хали; вторая же половина ненавидит ее, понимая, что никогда никому из них к ней даже на дюйм не приблизиться. Что до меня, то я давно определилась. Она не стоит того, чтобы тратить на нее душевные силы – будь то сила любви или сила ненависти.
Хотя Хали всегда – сама самоуверенность, сейчас она даже не смотрит мне в глаза, потому что она, как и ее мамаша, знает – я была возле воды первой. И когда старшая отправляется с тележкой прочь, Хали наклоняется ко мне.
– Прости нам, Морроу, – говорит она, и вполне искренне, называя меня по фамилии, как мы всегда делаем на футбольном поле. Хотя, если хорошенько подумать, сейчас мы с ней в совершенно разных командах.
– Помнишь, на тренировке на той неделе я поделилась с тобой? – говорю я. – Может, отдашь должок и уступишь мне несколько бутылок?
Хали смотрит на свою мать, которая уже движется по проходу, потом, пожав плечами, поворачивается ко мне.
– Ты же знаешь, – говорит она. – Здесь не продают воду бутылками. Только коробками.
Она слегка краснеет и, повернувшись, поспешно уходит, пока краска не залила все ее лицо.
Я осматриваюсь. Толпа напирает, и продукты исчезают с полок с ужасающей скоростью. Нет уже и содовой. Ну и дура я! Нужно было взять хотя бы несколько бутылок. Я спешу к своей пустой тележке, пока ее не захватили. Дяди Базилика нет как нет. Нет поблизости и Гарретта, который наверняка уже влез во что-нибудь жирное и липкое. Кстати, сметены ураганом и бутылки с его «Каторейдом».
Наконец, я замечаю Гарретта. Он стоит в конце прохода, по обе стороны которого громоздятся паллеты с замороженными продуктами. Физиономия брата покрыта соусом, он отирает ее рукавом рубашки. Знает же, что я обязательно что-то скажу по этому поводу. Но меня беспокоит не это. Я кое-что заметила. Прямо позади пакетов с замороженными овощами и мороженым стоит огромный холодильник со льдом. Колоссальные пакеты льда. Странно, как глупы люди, что не подумали об этом! А может быть, и подумали, но не решились признаться себе, что дела настолько плохи. Открываю холодильник.
– Что ты делаешь? – удивляется Гарретт. – Нам нужна вода, а не лед!
– Лед и есть вода, Эйнштейн, – усмехаюсь я.
Я хватаю пакет со льдом и осознаю, что он гораздо тяжелее, чем я предполагала.
– Помоги мне! – прошу я Гарретта, и вдвоем мы нагружаем нашу тележку доверху. К этому моменту люди вокруг замечают то, что мы делаем, и принимаются опустошать холодильник.
Наша тележка столь тяжела, что толкать ее практически невозможно. Особенно из-за сломанного колеса, которое начинает скрести бетонный пол. И тут появляется человек в деловом костюме. Улыбнувшись, он провозглашает:
– Ну вы и нагрузились! Похоже, сегодня все сошли с ума.
Не дожидаясь нашего ответа, он берется за нашу тележку и везет ее вперед с гораздо большим искусством, чем это делали мы.
– И здесь толпы сумасшедших, – весело комментирует он, пробиваясь сквозь толпу, – и в других местах наверняка тоже.
– Спасибо, что помогли, – говорю я.
– Не за что! – отвечает наш спаситель. – Мы все должны помогать друг другу.
Он улыбается, я отвечаю улыбкой. Как же здорово знать, что в сложные времена люди способны показать самые лучшие свои стороны.
Мало-помалу, рывками и потугами мы добираемся до выхода со склада и встаем в волнующуюся очередь к кассам.
– Сегодня обойдусь без гимнастического зала, – усмехается наш помощник.
Я смотрю на тележку и решаю, что добрые дела должны быть вознаграждены.
– Почему бы вам не взять один наш пакет себе? – предлагаю я.
Не переставая улыбаться, человек отвечает:
– У меня идея получше. Почему бы вам самим не взять один пакет, а я заберу все остальное?
Он что, шутит? Внезапно я понимаю, что говорит он совершенно серьезно.
– Простите, не поняла? – произношу я.
Человек испускает тяжелый вздох.
– Вы правы, это было бы нечестно по отношению к вам, – говорит он. – Знаете, давайте поделим все пополам. Половину берете вы, половину – я.
Говорит он это таким тоном, словно действительно делает нам огромное одолжение. Словно весь лед в тележке действительно принадлежит ему. Он продолжает улыбаться, но глаза его меня пугают.
– Думаю, это очень щедрое предложение, – заявляет он.
Интересно, а кем он работает? Обманывает людей, да еще так, что они и не чувствуют себя обманутыми? Со мной этот номер не пройдет, но его руки цепко держатся за нашу тележку. Попробуй докажи, что это наша тележка, а не его!
– Какие-то проблемы?
Это дядя Базилик. Вовремя! Мгновение он холодно смотрит на нашего провожатого, и тот убирает руки с нашей тележки.
– Никаких проблем, – говорит человек.
– Отлично, – кивает головой дядя. – Мне совсем не хочется думать, что вы пытаетесь обидеть моих племянника и племянницу. За это ведь можно и в каталажку загреметь.
Человек, не отрываясь, некоторое время смотрит в глаза дяде Базилику, потом бросает злобный взгляд на наш лед и уходит, не взяв ни единого пакета.
Дядя Базилик припарковался с нарушением правил – вылез на газон, погубив ряд растущих там кустов. Первый раз в жизни дядя использовал свою тачку на всю мощь.
– Пришлось включить у этого ублюдка полный привод, – говорит он с гордостью. Оказывается, и столь нелепая, безнадежно устаревшая штука может оказаться благословением.
Мы загружаем пакеты со льдом в кузов.
– Как все-таки насчет «хот-дога»? – говорит он, пытаясь поднять нам настроение.
– Я сыт по горло, – отвечает Гарретт, хотя я и знаю, каких трудов ему это стоит. Он просто не хочет возвращаться в помещение склада, как и все мы. К тому же неподалеку начинает собираться толпа, наблюдающая за тем, как мы грузим лед в машину. Хотя я и стараюсь не обращать внимания, сверлящие взгляды с дюжины глаз я ощущаю спиной.
– Может, мне поехать в кузове? – предлагаю я. – Со льдом?
– Не нужно. Поезжай в кабине, – отвечает дядя. – Там на дороге несколько жутких выбоин. В кузове тебя будет швырять туда-сюда.
– Ладно, – соглашаюсь я и сажусь в кабину пикапа. И, хотя об этом никто не говорит, дядю беспокоят совсем не выбоины.
Наконец, мы сворачиваем на нашу улицу, но по какой-то причине она выглядит совсем не так, как та улица, где я выросла. Некая странность сейчас ощущается во всем, что я вижу, словно мы повернули слишком рано и оказались в некоей параллельной вселенной, где стандартные дома вроде бы и похожи на наши, но нашими не являются. Глядя на проплывающие мимо пикапа строения, я стараюсь отогнать это чувство.
Наши соседи Килберы, живущие через дорогу, обычно сидят в шезлонгах на своем газоне и наблюдают за тем, как играют их дети, хотя, по сути, их больше занимают сплетни, которыми они обмениваются, потягивая шардоне. Хотя и за детьми они тоже смотрят, чтобы тех ненароком не переехала машина. Сегодня же отпрыски семейства Килберов носятся друг за другом без всякого родительского присмотра. И даже сквозь детский смех ощущается предательская тишина, пронизывающая все вокруг. Хотя, может быть, эта тишина всегда висела над округой, а я просто не замечала ее?
Дядя Базилик задом подает пикап к месту разгрузки, и мы начинаем снимать лед с машины. Хотя солнце уже опустилось, на улице все еще жарко, и лед потихоньку подтаивает. Чтобы наши усилия не пропали даром, стоит поторопиться.
– Может, кто-нибудь разгрузит морозилку, и мы засунем лед туда? – спрашивает дядя и хватает первый пакет со льдом. – А остальной пусть тает, и у нас уже сегодня будет вода.
– Пусть лучше Гарретт отчистит ванну на втором этаже, – предлагаю я, – и лед мы растопим в ней.
– Отличная идея, – говорит дядя Базилик, хотя Гарретту мое предложение почистить ванну явно не нравится.
Из гаража появляется отец с гаечным ключом в руке. Наверняка пытался выдавить из водопроводных труб хоть немного воды.
– «Каторейда» нет? – спрашивает он.
– Закончился, – отвечаю я коротко.
