Пурпурная смерть
Болезнь, охватившая миллионы по всему миру, началась как мышечное недомогание с высокой температурой и уже спустя несколько дней вылилась в огромное количество жертв, у которых было кровотечение из ноздрей, ушей и глаз.
У некоторых начиналось внутриглазное кровоизлияние,
другие же страдали от обильного кровохарканья
и кровавой рвоты.
На коже больного выступали кроваво-красные волдыри.
Майор Вальтер Брем, возглавлявший тогда министерство здравоохранения, на страницах Journal of the American Medical Association подробно описал разверзавшийся вокруг ужас, когда «тут и там у больных начинала фонтаном хлестать кровь – у кого носом, у кого изо рта».
Были сообщения о таких сильных кровотечениях, что кровь разбрызгивалась на несколько метров вокруг.
На поздних стадиях у больных открывалось внутрилегочное кровотечение.
Пока больные силились откашлять всю кровь, заполняющую легкие и мешающую дышать, их тела – из-за недостаточности поступающего в кровь кислорода – постепенно приобретали все более синий оттенок – состояние, известное под названием гелиотропного цианоза,
или, проще, «синюхи». Фронтовые врачи отмечали, что то была «не мутновато-бледная синева, как часто бывает при запущенной пневмонии, но именно глубокий синий… насыщенный синий индиго».
Кожа приобретала такой темный и плотный оттенок, что один врач и вовсе признался, что теперь «даже довольно непросто отличить цветных от белых».
«Все дело сводилось к нескольким часам, пока не являлась наконец смерть, – вспоминает другой врач. – Больным оставалось лишь жадно сражаться за каждый вздох, пока силы не покидали их и не наступало удушье».
Люди буквально тонули, захлебываясь собственной кровью.
«Впрочем, не всегда все происходило так стремительно, – дополняет другой историк, – по мере ухудшения состояния доходило до того, что посиневшие конечности и гениталии становились вовсе черными, а окружающие начинали отчетливо слышать запах разлагающейся плоти умирающего».
«Когда вас мучают подобные страдания, вам уже все равно, – вспоминает столетний старик, в молодости переживший испанку, – умрете вы или выживете».
Майор Брем так описывает вскрытие: «Из носовой и ротовой полостей льется вспенившаяся, кровавая сыворотка всякий раз, как тело передвигают или опускают голову. После удаления легких из трахеи обильно потек гной».
Его коллеги-патологоанатомы вспоминают о вскрытиях как о «жутком кошмаре», когда их взору открывались легкие умерших, бывшие вшестеро тяжелее нормального, «похожие на огромные сгустки смородинового желе».
В отчете, опубликованном Национальной академией наук, легкие больных описываются как «страшно изуродованные», превратившиеся из действительно легких и невесомо-летучих, наполненных живительным воздухом органов в тяжкие, густо заполненные кровавой жижей кожаные мешки.
Патологоанатомы особо описывают один эпизод, подобных которому ранее никто не видел: больные задыхались в чудовищном предсмертном кашле, отхаркивая в день до литра желтозеленого гноя,
отчего их легкие иногда буквально разрывались внутри тела, нагнетая воздух прямо под кожу. Британский врач замечает на страницах «Трудов Королевского медицинского общества»: «Никогда еще мне не доводилось наблюдать развитие подкожной эмфиземы – тех самых воздушных карманов, образующихся непосредственно под кожей больного, – они начинались с шеи, охватывая иногда все тело целиком».
Из-за этих воздушных карманов, пополнявшихся из прорванных легких, всякий раз, как больной силился перелечь на другую сторону, раздавалось жуткое потрескивание. В одном из интервью, вырезанном при монтаже документального фильма о пандемии 1918 года, снимавшегося по заказу PBS American Experience, одна военная медсестра сравнила этот звук с тем, как хрустит воздушный рис или попкорн. Этот звук – чудовищное движение лопающихся пузырьков воздуха под кожей живых людей – она запомнила на всю оставшуюся жизнь и не могла спокойно находиться там, где кто-либо ел что-то хрустящее.
…мертвый человек приобретает <…> весомость, только если ты видел его мертвым <…> сто миллионов трупов, рассеянных по всей истории человечества, в сущности, дымка, застилающая воображение.
Альбер Камю, «Чума».
Согласно исследованиям, во время пандемии 1918 года инфекция поразила половину населения планеты.
В отличие от обыкновенного сезонного гриппа, который опасен лишь для пожилых и больных, испанский грипп 1918 года убивал здоровых людей в расцвете сил. Специалисты по здравоохранению того времени отмечали, что практически все заболевшие «были в отличном физическом состоянии и никто из них не страдал прежде от серьезных заболеваний»;
99 % приходилось на людей моложе шестидесяти пяти.
Пиковый же возраст жертв находился в промежутке от двадцати до тридцати четырех лет.
Среди женщин почти 70 % умерших составляли девушки моложе тридцати пяти лет. Средняя продолжительность жизни в США рухнула в 1918 году до тридцати семи лет.
По сделанным в 1920-х годах расчетам, число погибших в мире превысило ужасную отметку в двадцать миллионов, которую историки медицины считают «чуть ли не смехотворно низкой».
С тех пор эта цифра не раз пересматривалась в сторону увеличения, по мере того как обнаруживались все новые источники и свидетельства. В наше время принято оценивать количество жертв от пятидесяти до ста миллионов человек.
В некоторых регионах, например на Аляске, погибло до 50 % всего населения.
Пандемия гриппа 1918 года убила больше людей за один год, чем бубонная чума, – та самая «черная смерть» – в Средние века за целое столетие.
За двадцать пять недель испанка унесла больше жизней, чем СПИД за двадцать пять лет.
По замечанию одного исследователя, «одна-единственная кратковременная эпидемия принесла больше смертей, больше страданий и в целом больше демографических изменений в США, чем все войны двадцатого века».
Видано ли когда такое, слышано ли о чем-либо подобном? Ужель в каких анналах читал кто о пустующих домах, покинутых городах, заброшенных деревнях, полях, усеянных сплошь мертвецами, и страшном, царящем повсюду одиноком унынии?
Петрарка.
В сентябре 1918 года, как говорится в официальном отчете Американской медицинской ассоциации, «словно ужасным приливом», мир накрыла волна смертоносной пандемии.
11 сентября Вашингтон официально признал, что «волна» уже достигла американских берегов.
В тот же день, в то время как прославленный питчер «Бейб» Рут вел «Бостон Ред Сокс» к чемпионству в Мировой бейсбольной серии, трое прохожих упали замертво в городке Куинси, штат Массачусетс.
Начало было положено.
Когда «типичная вспышка» испанки поразила военный лагерь Кэмп-Фанстон в Канзасе, командующий лагерем, сам врач и отставной офицер, отправил губернатору следующую телеграмму: «В сутках 1440 минут. Так вот я говорю, что в сутках у нас 1440 приемов пациентов – надеюсь, это достаточное описание бремени, возложенного на все наши медицинские силы».
«В двух словах, – подытожено в военном докладе, – все случилось со скоростью взрыва».
Октябрь 1918 года стал самым смертоносным месяцем в американской истории;
в одну только последнюю неделю того октября погибло более двадцати тысяч американцев.
Цифры, впрочем, слабо передают истинный ужас того времени.
Люди мерли как мухи, и хоронили их скопом.
Даниэль Дефо, «Дневник чумного года».
Переживший испанку вспоминает детей: «На улицах один на другом стояли маленькие гробики для грудных детей, вереница которых тянулась на четыре и пять кварталов вдаль; эта стена все росла и росла – восемь, десять…»
Уже совсем скоро почти во всех городах начали заканчиваться гробы:
люди умирали быстрее, чем плотники успевали сколотить новые.
Мертвые тела постепенно заполняли обочины и канавы.
Один тяжело болевший чиновник с уже пылающего Восточного побережья послал срочное предупреждение на Западное: «Срочно собирайте всех плотников и накажите им делать гробы. Вы же отправляйтесь к рабочим – пусть роют могилы».
Когда в Нью-Йорке стало уже не хватать могильщиков, там последовали примеру Филадельфии и паровыми экскаваторами для прокладки траншей вырыли огромные братские могилы.
Даже в богатой лесом Швеции мертвых хоронили либо в картонных коробках, либо же укладывали в братские могилы, оттого что в стране начался дефицит гвоздей.
Вот еще одно воспоминание: «Умер соседский парнишка лет семи-восьми, его, завернутого в простыню, унесли в прибывшую машину. И вот мать и отец вопят вдогонку: “Дайте ж мы хоть коробку найдем,” – в смысле большую такую, куда помещалось килограммов 15, зачастую из-под спагетти или еще каких макарон. “Ну пожалуйста, прошу вас, позвольте положить его хоть в коробку от макарон, не уносите его так”».
Медсестра вспоминает, что «морги были битком завалены трупами, громоздившимися, словно доски, от пола и до потолка». Во время пика эпидемии ей не раз приходилось заворачивать в саван еще живых больных. В ночных кошмарах ей приходил вопрос: «Каково это – быть каким-нибудь мальчишкой, лежащим в самом низу всей этой горы трупов?»
