– Мне кажется, было бы разумно на этом остановиться, – осторожно посоветовал Теодор.
Но Мактавиш вошел в такой раж, что утратил чувство опасности. Он выхватил из бороды старейшины несколько банкнот достоинством в сто драхм. Аплодисменты были оглушительные.
– А теперь мой последний фокус!
Он снова продемонстрировал, что в руках у него ничего нет, нагнулся и выдернул из бороды целую пачку банкнот по пятьсот драхм.
В ногах у старейшины лежало в пересчете на наши деньги что-то около десяти или пятнадцати фунтов, что по меркам местного крестьянина было пределом мечты.
– Извольте. – Мактавиш поворачивался перед зрителями с самодовольной улыбкой. – Безотказный номер.
– Как же вы их порадовали, – сказала мать, окончательно расслабившись.
– Я же вам говорил: «Миссис Даррелл, не волнуйтесь», – напомнил он.
И тут он совершил фатальную ошибку. Он нагнулся, собрал все деньги и положил их себе в карман.
Толпа взвыла.
– Я… м-м… ждал чего-то такого, – сказал Теодор.
Старейшина не без труда поднялся и замахал кулаком перед носом у Мактавиша. Негодующие крики толпы напоминали растревоженный птичий базар.
– В чем дело? – не понял иллюзионист.
– Вы украли мои деньги! – возмутился старейшина.
– Вот сейчас, – обратился Ларри к матери, – вам троим лучше вернуться на катер.
Наши женщины выпорхнули из-за стола и с достоинством засеменили прочь по главной улице.
– Почему ваши деньги? – искренне недоумевал Мактавиш. – Это мои деньги.
– С какой стати они ваши, если вы их достали из моей бороды?
Мактавиша в очередной раз сразила греческая логика.
– Неужели вы не понимаете, – старательно принялся он объяснять, – что это всего лишь магия? На самом деле это мои деньги.
– НЕТ! – хором завопила вся деревня. – Если вы их достали из его бороды, то это его деньги!
– Вы что, не понимаете? Это же фокусы, – отчаянно защищался Мактавиш. – Я показывал фокусы.
– Вот именно. Фокус был в том, чтобы украсть мои деньги! – заявил старейшина.
– ДА! – согласилась с ним толпа.
– По-моему, старик выжил из ума, – обратился Мактавиш к Ларри. – Он не понимает самых простых вещей.
– Это вы сваляли дурака, – последовал ответ. – У него своя логика.
– Какая логика? Это мои деньги, – артачился Мактавиш. – Я их просто пальмировал.
– Это мы с вами знаем, дуралей, а они не знают.
Нас окружила толпа свирепых и негодующих жителей, требующих справедливости в отношении старейшины.
– Верните ему деньги, – кричали они, – или мы вашу «бензину» не выпустим отсюда!
– Мы вызовем афинскую полицию! – выкрикнул какой-то старик.
На одни переговоры с Афинами ушло бы несколько недель и еще столько же на судебные разбирательства (если, конечно, оттуда пришлют полицейского), так что ситуация становилась тревожной.
– Мне кажется… м-м… – заговорил Теодор, – что вам лучше отдать ему деньги.
– Я всегда говорю про иностранцев: необузданные и жадные, – заметил Дональд. – Как наш Макс. Постоянно одалживает у меня деньги и никогда не отдает.
– Злушай, не начинай, – отмахнулся Макс. – Нам бы з этими разобраться.
– Теодор дело говорит, – поддержал его Ларри. – Верните ему деньги, Мактавиш.
– Почти пятнадцать фунтов! – возмутился тот. – За невинные фокусы.
– Если не вернете, вы просто так не унесете отсюда ноги. Непременно побьют.
Мактавиш распрямился во весь рост:
– Я готов драться.
– Не валяйте дурака, – устало сказал Ларри. – Если все эти крепкие парни разом на вас набросятся, они вас растерзают.
– Тогда компромисс. – Мактавиш выгреб из кармана все драхмы. – Вот, – обратился он к старейшине по-гречески. – Хотя эти деньги не ваши, я отдаю вам половину, чтобы вы могли купить себе вина.
– НЕТ! – в один голос заорали деревенские. – Вы отдадите ему всё!
Проводив на катер Леонору и Марго, мать вернулась спасать меня, и вид разъяренной толпы привел ее в ужас.
– Ларри! Ларри! – закричала она. – Спасай Джерри!
– Глупости, – крикнул он ей в ответ. – Если кого-то из нас не побьют, так это его.
Тут он был абсолютно прав. Даже в такой ситуации грек может ударить ребенка разве что случайно.
– Надо отступить в угол и попробовать отбиться, – сказал Дональд. – С какой стати мы должны подчиняться этим иностранцам? В Итоне я неплохо боксировал.
– А вы… м-м… обратили внимание, что у большинства из них… э-э… есть ножи? – произнес Теодор так, словно он обсуждал музейные экспонаты.
– Я знаю, как дратьза на ножах, – сказал Макс.
– Только у тебя нет ножа, – заметил Дональд.
– Это правда, – задумчиво произнес Макс, – но езли ты одного из них звалишь, я заберу у него нож, и тогда мы им взем покажем.
– По-моему, это не очень хорошая идея, – сказал Теодор.
А толпа продолжала бушевать, пока Мактавиш пытался уговорить старейшину поделить доходы от его бороды пополам.
– Ты спасешь Джерри или нет? – крикнула мать из-за чужих спин.
– Мать, прекрати, – закричал в ответ Ларри. – Джерри в порядке, а ты только усугубляешь.
– Судя по тону и отдельным словам, будет лучше, если мы его уговорим отдать все деньги, – сказал Теодор. – В противном случае нас ждут большие неприятности.
– Так ты спасешь Джерри? – снова крикнула мать.
– О господи!
Ларри, потеряв всякое терпение, одной рукой схватил Мактавиша, а другой вынул из его кармана купюры и вручил их старейшине.
– Что вы делаете? Это мои деньги! – возмутился Мактавиш.
– А это моя жизнь, с которой вы играете, – отрезал Ларри. Он обратился к старейшине по-гречески: – Вот деньги, которые этот kyrios[4 - Господь (греч.). Здесь – уважительное обращение к человеку.] с помощью магии достал из вашей бороды. – Развернувшись, он схватил Мактавиша за плечи и, глядя ему прямо в глаза, сказал: – Сейчас вы от меня кое-что услышите, а ваше дело согласно кивать, понятно?
– Хорошо, хорошо. – От такой воинственности со стороны Ларри Мактавиш даже оробел.
Ларри приложил ладонь к его сердцу и продекламировал:
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве,
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове[5 - Слова Бармаглота из «Алисы в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла в переводе Д. Орловской.].
Мактавиш, огорошенный неожиданным апломбом, с каким Ларри взял бразды правления в свои руки, а также непонятными стихами, которых он раньше никогда не слышал, вовсю кивал головой после каждой строчки. Ларри повернулся к старейшине:
– Kyrios, поскольку у него доброе сердце, согласился отдать вам все деньги, но с одним условием. Вы ведь слышали про тех, кто ищет воду с помощью лозы?
В толпе закивали.
– Этим людям платят за их работу.
– Да, – согласилась толпа.
– И когда они находят воду, она принадлежит всем, – продолжал Ларри.
Он заговорил на понятном им языке. Вода и хлеб – на этом стоит любая деревня.
– Иногда лозоискатели находят воду, иногда нет. Так и этот господин: иногда находит деньги в чьей-то бороде, иногда нет. Вам повезло, что у вас хороший старейшина, вот у него деньги и нашлись. Почти девять тысяч драхм. А так как, повторяю, kyrios человек добрый, он решил не брать своей обычной платы.
Толпа дружно выдохнула «А-а-а-а», в котором соединились радость и непонимание подобной щедрости.
– Но в ответ он просит вас о милости, – сказал Ларри. – Чтобы старейшина потратил эти деньги на благо всей деревни.
Тут старейшина сильно помрачнел, а толпа зааплодировала.
– Ибо, – как настоящий оратор, возгласил Ларри, который поглотил достаточно вина и вошел в раж, – с деньгами, – как с водой: они должны принадлежать всем.
Грянула такая овация, что слова, промямленные старейшиной, потонули в ней.
– Пожалуй, сейчас самое время откланяться, – встрял Теодор. – Так сказать, на высокой ноте.
Мы шли по главной улице, а за нами следовала толпа, и каждый желал похлопать Мактавиша по спине или пожать ему руку. В общем, к тому моменту, когда мы дошли до причала, он чувствовал себя главным офицером королевской конной полиции и полагал, что такое поклонение вполне оправдывает потерю пятнадцати фунтов. Наше отплытие даже задержалось на несколько минут, потому что старейшина должен был его обнять и поцеловать в обе щеки, а затем его примеру последовали другие старики.
Наконец он присоединился к нам, порозовевший от всеобщей любви, и заявил с порога:
– Ну, что я вам говорил? Я умею находить общий язык с простыми людьми.
– Ноги моей больше не будет в этой деревне! И поскольку сегодня мой день рождения, я надеюсь, что мои пожелания будут учтены, – сказала мать.
– Конечно, матер, дорогая, – заверил ее Макс. – Мы найдем для ваз прекразное место, где можно поесть.
Мы подняли якорь, завели мотор, и громче его тарахтения звучали пожелания удачи и аплодисменты, сопровождавшие наш отъезд.
Когда подошло время обеда, мы облюбовали очаровательную полоску белого и мягкого песчаного пляжа. Накануне Таки поймал на удочку кефаль, и сейчас Спиро, разведя костер, зажарил этих вкусных рыб.
Свен, Дональд и Макс, до сих пор переживающие, что им нечего подарить матери, придумали развлечение. Скульптор Свен соорудил из мокрого песка большую обнаженную женщину, которой имениннице пришлось восхищаться, а затем сыграл ей на аккордеоне – к счастью, не Баха, а разудалые мелодии.
Дональд с Максом о чем-то тайно посовещались со Свеном, и тот с готовностью кивнул.
– Сейчас мы для вас исполним старый австрийский танец, – сказал Дональд матери.
Услышать такое от интроверта Дональда было настолько неожиданным, что даже Ларри потерял дар речи. Свен заиграл живую музыку, чем-то похожую на мазурку, долговязый нескладный Макс и невысокий бледнолицый Дональд, отвесив друг другу церемонные поклоны, взялись за руки и пустились в пляс. Делали они это на удивление хорошо: прыгали и вращались, похлопывали друг друга по коленкам и плечам, подскакивали и шлепали себя по ноге, совершали еще какие-то затейливые маневры. Мне они напоминали танцующих морскую кадриль Грифона и Черепаху Квази из «Алисы в Стране чудес». Когда они закончили, мы все, не сговариваясь, им захлопали, а они, сияя и обливаясь потом, под другую мелодию сплясали нам на бис.
После того как наш кордебалет охладился в морской воде, вся компания, развалившись на песке, ела вкуснющую, сочную, слегка обгорелую рыбу, отдававшую приятным запахом дымка и углей, а на десерт были разнообразные фрукты.
– Праздничный обед удался на славу, – сказала мать. – Мне все понравилось. А музыка Свена и танцы Дональда с Максом стали достойным завершением.
– Надо еще узтроить праздничный ужин, – сказал Макс. – Найдем другой пляж и узтроим праздник.
Мы снова погрузились на катер и двинули вдоль берега. День клонился к закату, и на небе появились яркие красные, зеленые и золотистые мазки, когда мы обнаружили идеальное место для стоянки. Круглая бухточка с небольшим пляжем, который обступили высокие скалы, переливающиеся, как кожа мандаринов, в лучах заходящего солнца.
– Как красиво, – сказала мать.
– Вот тут мы узтроим праздничный ужин, – обрадовался Макс.
От этой предзакатной красоты перехватывало дыхание.
Спиро объявил Таки, что здесь мы заночуем. Таки оказался тут впервые и потому, увы, ничего не знал о существовании песчаной отмели. На нее-то лодка и наскочила, к тому же на приличной скорости, и резко остановилась. Мать, стоявшая на корме и восхищавшаяся закатом, полетела за борт. Хотя она порой отваживалась в жару полежать на мелководье, плавать она не умела. И все, кроме Таки, об этом знали. Вот почему все разом попрыгали в воду ее спасать – включая Спиро, который обожал мать, но тоже не умел плавать. В результате спасательная операция превратилась в настоящий хаос.
Дональд и Макс, ныряя, столкнулись головами, а Леонора зацепилась за борт и разодрала ногу. Марго искала мать на дне, хотя та барахталась на поверхности с помощью Лесли и Мактавиша, и вынырнула, уже задыхаясь. А Ларри лишь с третьего раза удалось выловить тонущего Спиро.
