– Здравствуйте, Андреевцы, славные русские воины–витязи!
Сотни еле заметно шевельнулись и мощно, дружно рявкнули: «Здравия желаем. Ваша Светлость!»
– О как! – удовлетворённо крякнул князь, – Благодарю Вас за славную ратную службу Отчизне!
– Ура! Ура! Ура-а-а!!! – разнеслось окрест.
И по особому знаку Сотника, бригадный оркестр неожиданно для прибывших, заиграл бравурный военный марш. Ярослав вышагивал вдоль замершего и стоявшего «на вытяжку» строя и вглядывался в справных воинов. Вглядывался и находил среди них многих, с кем довелось ему прошлой зимой, стоя плечом к плечу, заслонить дорогу вглубь Руси для многочисленного врага. А затем встать с ними насмерть в битве на Усвятском льду преградив откатывающим литвинам путь назад, и разгромить там их на голову, покрыв себя вечной славой в веках.
Знал Ярослав, что означают красные и золотые полоски на груди у многих стоящих тут воинов – знаки ранений и тяжких увечий. И что значат эти серебряные крестики (ордена), да блестящие кругляши на цветных ленточках (медали) – как высшая форма награждения за проявление отваги и доблести воина. Знал и гордился, понимая, что пусть хоть как самостоятельная боевая единица, а всё же эта бригада есть одно целое со всем русским воинством. И не посрамит она его славу, но только лишь преумножит, если придётся.
И стоя уже в свите вместе с князем Давыдом наблюдал, как с лихим посвистом проходят мимо них, сборные сотни, втягиваясь головными в дубовые крепостные ворота, и поют задорную солдатскую песню:
«Солдатушки, бравы ребятушки,
Есть у вас родная?»
Есть родная, мать нам дорогая,
Наша Русь святая!
Слитно грянула в ответ запевале колонна.
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваша слава?
В ответ…
Наша слава – Русская держава,
Вот где наша слава!
И понёсся над усадьбой залихватский припев, подхваченный сотней голосов:
Соловей, соловей пташечкаа
Канареечка жалобно поёт.
Раз поёт, два поёт, три поет
Канареечка жалобно поёт!
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши деды?
Наши деды – славные победы,
Вот где наши деды.
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши сёстры?
Наши сестры – пики, сабли востры,
Вот где наши сёстры.
Соловей, соловей пташечка-а
Канареечка жалобно поёт.
Раз поёт, два поёт, три поет
Канареечка жалобно поёт!»
Так общей колонной и втянулись в крепостные ворота, где, уже спешившись, воины перемешались между собой и начали знакомиться, обниматься с уже знакомыми, шутить да подначивать друг друга. Началась обычная, в таких случаях, суета встречи. Высокое же начальство проследовало по приглашению Сотника в штаб, чтобы, пока на свежем воздухе накрывались общие столы, можно было бы поговорить с глазу на глаз и определиться с планами на ближайшее будущее.
Андрей уже в штабе, ни на глазах у всего воинства, обнялся с Давыдом Мстиславовичем и со всеми ближними командирами прибывших, отметив, про себя, бледность Торопецкого князя. Каждого прибывшего обнесли крынкой с холодным резким квасом, с жары и долгой дороги – самое то! Затем уселись за общий стол. Андрей по праву хозяина представил командование своей бригады – первого заместителя Климента, начальника разведки Варуна, начальника штаба Филата да тыла Лавра.
Ярослав Всеволодович взяв слово, поблагодарил всех за торжественную встречу и дал пояснение своему столь неожиданному для всех прибытию в поместье:
– В граде Киеве, традиционно главный на Руси престол занимал представитель смоленских Ростиславовичей – Владимир Рюрикович. По его-то инициативе и собирались нынче русские князья, чтобы вновь попытаться договориться о прекращении постоянных междоусобиц, борьбы за власть и земли. А также попытаться объединить основные воинские силы перед лицом постоянных вражеских угроз со стороны недружественных соседей.
Но как это часто случается среди сильных мира сего, каждый князь был озабочен только своими делами и целями. Диалога опять не получилось, а многие властители и вовсе не явились на зов Великого Киевского князя, попросту проигнорировав его. Да и власти, в общем-то, Киевский князь как раньше, в старину, уже не имел. Центр силы русской земли всё больше смещался на север, в земли Владимиро-Суздальского княжества, к которому были близки и зависимы такие крупные, как Ростовское, Переяславское, Ярославское, Костромское, Тверское, Муромское, Галицко-Дмитровское и несколько других более мелких княжеств. А также признавали номинальную зависимость и несколько других княжеств, и в том числе свободолюбивая Новгородская республика.
Вот и переместились во Владимир после общего съезда двенадцать князей, что были в орбите его политики. Там-то и удалось договориться и решить свои территориальные споры, наметить ряд династических браков, решить многие другие вопросы, а главное – наметить ту политику и направление развития активно укрепляющейся Северо-Восточной Руси. И первой задачей сейчас было отбить военный натиск западных держав: Немецкого Тевтонского ордена крестоносцев, Шведского и Датского королевств, несущих к нам на кончиках своих мечей западную католическую веру и своё понимание жизни. Не допустить уничтожения и поругания родной Православной веры. При всём при этом, не просто отстоять свои земли а, напротив, расширить своё влияние в Прибалтике и на сопредельных с племенем кареллой финских территориях племён еми и суми. При решении этих вопросов, вернуть соседнее Полоцкое княжество в орбиту русской политики, оторвав его от влияния литвин. Им же дать понять, что Русь сильна, как и прежде, и пытаться выступать против неё – смерти подобно! Как это уже только недавно, в общем-то, и было продемонстрировано на льду Усвятского озера.
С востока угрозы пока не ждали, надеясь, что монголы навсегда или, хотя бы, на очень долго погрязли в войнах с далёким востоком и югом, и им теперь не будет дела до какой-то там северной Руси.
Всё это было понятно, как и понятно желание князей собрать воинскую силу в единый кулак, а вот тут Сотнику нужно было сделать всё, чтобы как можно дольше оставаться самостоятельной боевой единицей. По большому счёту, никому из высших мира сего ведь не было дела до отдельной Андреевской бригады, с такой заботой и трудом взращиваемой им.
В общий строй её! На такую же многочисленную ораву вражеской рати, что идёт стеной напротив! Одна-две таких битвы, и сточится его бригада, истечёт вся кровью в ближних рубках-сражениях. Поэтому, выполнение боевых задач Сотник видел не так как многие военачальники этого мира. Тактика его действий была в максимально-эффективном использовании имеющихся сил, всех их навыков и оружия. А самое главное –в минимальных для этих сил потерь. Враг же должен был их нести несоизмеримо больше. Он должен был быть наголову разбитым и получать в итоге общее стратегическое поражение. И всё это следовало мягко внушить всем высшим представителям местной власти, а в нашем случае, Ярославу Всеволодовичу, князю, возглавляющему военную силу всего Великого Новгорода.
Поэтому делаем это ненавязчиво, исподволь и аргументировано, а какая может быть лучшая аргументация, как не традиционная баня, немного хмельного и благожелательная беседа старых боевых товарищей. Рецепт надёжный и проверенный ещё по той, «прошлой жизни» майора Сотникова.
И не просто банька, а Баня, с большой буквы! Детище Андрея, русского мастера гончарных дел Осипа и великого греческого умельца, практически учёного этого времени, Аристарха Константиновича, коего злые и завистливые языки называли просто и пошло – пе-е-чник.
Спроектирован и отстроен банный комплекс был наподобие старинных римских терм. Это, конечно, не огромнейшие термы римских императоров Трояна или Агриппы, но уступая им по размерам и по внутреннему качеству отделки, бани Андреевского дополнили общую мысль нагрева полов, стен и бассейнов своими особыми новшествами, взятыми из лучших банных традиций народов мира.
Были тут отделения русских бань и финских саун, с внутренней деревянной отделкой и различаемых в основном только по температурному режиму, поддерживаемому в парной.
Финская парная была значительно жарче, а главное, на много суше русской, но зато в русской парной был Веник – народное изобретение, пришедшее к нам от мудрых предков, из глубины веков. Использовался он для банного (венечного) массажа тела, обрызгивания кипятком каменки, нагнетания пара и, конечно же, для создания своего особого банного и ароматного духа. Плеснёшь на раскалённые голыши горячим настоем из целебных лесных трав, зашипит, расходясь от них, облако ароматного пара, проникая во все поры, лёгкие и бронхи парильщика. И выходит из тела с каждым хлёстом веника вся немощь и хвороба.
«Парьтесь, дяденьки и тётеньки, и деток к бане приучайте, повышайте свой иммунитет и набирайтесь здоровья. Бог Вам в помощь!»
Какие только веники не ладили для бани. Берёзовые, дубовые, липовые и ольховые, пихтовые да крапивные, из рябины и пижмы, и каждый из них имел свои особые медицинские, восстанавливающиеи укрепляющие здоровье свойства.
Вот и сейчас, напарившись от души в жаркой парной, Андрей с Ярославом бухнулись с разбега в бассейн спрохладной водицей – ляпота-а! Давыд по совету хозяина сидел в это время во влажном, тёплом хамаме, восточной разновидности бани, и вдыхал пар от специально подобранного травяного лёгочного сбора. Вот уже десять минут как его отпустил постоянно душивший и изматывающий тело кашель, лицо Мстиславовича опять порозовело и дыхание вновь, как и до тяжёлого ранения, стало ровным и глубоким.
– Ох, Андрей Иванович, никак кудесник ты, такое чудо чудесное создать, мне после таких бань уже и снова жить захотелось, –расслаблено произнёс Торопецкий князь, – Думал, признаться, немного мне на белом свете осталось. Дышать тяжело стало и в груди постоянно болит. Неужели рано ещё о погосте думать?
– Давыд Мстиславович, – задумчиво произнёс Андрей, – Ранение твоё тяжёлое. Я же сам тебя на месте правил и лечил в тот первый месяц под Усвятами, что мы к уходу домой готовились после той битвы. Так-то вообще чудо, что ты жив остался. Литвинское копьё всю грудину твою разбило и, пройдя дальше, само лёгкое порвало. Думал, вообще, что ты кровью истечёшь.
– Прости меня, Андрей Иванович, прости, не жалуюсь я, ты меня с того света на Усвятском льду вытащил. До скончания своего века за тебя и сам я, и близкие мои будут молиться. Так-то хоть дела свои смог привести в княжестве в порядок. Наследника лишний год удалось к самостоятельной жизни подготовить. Тут ведь уже и каждый день бывает в радость…
– Прости, что перебиваю тебя, княже. Но ты никак уже на тот свет собрался? Так рано тебе ещё!– нахмурившись, произнёс Сотник. Видишь, если после этих вот сегодняшних разовых банных процедур даже тебе полегчало, так выходит, и вовсе не безнадёжно всё. Просто тебе, пресветлый князь, нужно особое и постоянное длительное лечение, а ты вон скачешь без отдыха за такими-то вот витязями «вдогон», – и он кивнул на довольно ухмыльнувшегося новгородского князя богатыря Ярослава Всеволодовича.
Торопецкий князь виновато опустил голову, понимая всю справедливость сказанных слов. Ведь то же самое ему не раз уже говорил Сотник, ещё тогда, когда ухаживал за ним раненым. Выходит, он сам не внял его словам и понадеялся как обычно на русское авось, ведь и так же заживают раны. Да и как было беречься, когда на него столько дел навалилось разом после недавнего литвинского нашествия. Нужно было срочно восстанавливать разорённое княжество и крутиться там «как белка в колесе». Как-то не до себя уж тут было. Вот и загнал себя, что дальше уже некуда. Один вон погост впереди…
– Помоги, Андрей Иванович, Христом Богом прошу! Давыд Мстиславович как брат мне! Сколько лет вон отважно обороняет землю русскую от врага в своём княжестве. На тебя теперь только одна надежда! Ты ведь настоящие чудеса творишь в лекарском искусстве, сам всё своими глазами видел! – просительно смотрел ему в глаза Ярослав, – Ну а мы уж не поскупимся, Иванович, отблагодарим, что хочешь, для себя проси.
– Хм… –хмыкнул Андрей, – Не в благодарности дела пресветлый князь. Я ведь и сам Давыда Мстиславовича люблю и уважаю. И сделаю всё, что только в моих силах будет. Даже не сомневайся. Однако ведь многое зависит и от него самого. Надобно будет ему сделать такое лечение, которое будет беспрерывно продолжаться не один месяц, не два и даже не три, а, может быть, целый год и даже ещё чуть больше. И всё это время он должен будет беспрерывно находиться в этой усадьбе и под моим постоянным приглядом. Ну, или же перед глазами других моих лекарей. И при этом будет беспрекословно соблюдать все строгие требования, и принимать не всегда приятные зелья. Есть ли такая возможность у него? Ведь и обязанности властителя своей земли, военачальника и прочие другие многие обязанности постоянно над ним, как над властителем земель, тяготеют.
Торопецкий князь помолчал, вздохнул и ответил:
– Не боюсь я уходить на тот свет, хоть и мало пока пожил на этом, да, однако же, весьма славно и полезно для Отечества, как мне кажется. Одно вот только плохо, Всеслав мой совсем пока мал, двенадцать годков ему всего, не готов он ещё княжью власть принять. Ни знаний, ни жизненного опыта, да и ни воинского умения, ничего у него пока нет, так, дитё он совсем неразумное. Мамка да бабка уж больно его занянчили, пока я всё по дальним походам с дружиною ратился. Да вот видно и я пережалил слишком мальца, всё-таки двух деток от хворобы схоронить нам с моей Анной пришлось, занянькали вот, видать. Давно уже его пора к серьёзной воинской службе приучать, а то так и будет всё за мамкин подол держаться. Отсюда и личная просьба у меня к тебе, Андрей, будет. Возьми ты его в свою воинскую школу на обучение? Много я о ней хорошего слышал. И знаю, что не забалуешь там особо у тебя. Пусть же наравне со всеми растёт в воинских трудах и заботах, своим потом и кровью ратную науку постигая. И коли всё же возьмёшь княжича, так требуй с него больше, чем со всех остальных, безо всякой скидки на его княжью кровь. Хоть секи или на хлеб/воду сажай Славку за любую малейшую провинность.
– Тише, тише, князь, ну что ты, в самом деле, так разволновался! Детей у нас не секут. В школе это строжайше запрещено, наказаний же и так, без того, с избытком хватает. Да и наказание – это ведь не главное. У нас ведь как, сам коллектив своих курсантов воспитывает. Сословных делений в воинской школе так же и в помине нет. Все отроки перед присягой и наставниками там равны.
– Что уж говорить, привози своего наследника, так и быть. Только просьба у меня, на первых порах о его принадлежности к наследным князьям никто знать не должен. Ну а дальше уже видно будет, по ходу учёбы, как-нибудь, думаю, разберёмся.
– Самому тебе, Давыд Мстиславович, отстроим теремок в усадьбе, где ты сможешь со всей своей семьёй да с ближниками этот год со всеми подобающими удобствами жить и лечиться. Так что, завтра, послезавтра же, на самой быстрой ладье можно будет тебе выдвигаться в Торопец. Там ты, княже, как всё уладишь, оставишь свою вотчину на верных и честных людей, ну и милости просим обратно, в наше поместье. Будем уже тут твоё здоровье править, а Всеславу как раз придёт пора, проходить курсы молодого бойца (КМБ) для поступления к осени в школу.
Закончив банные процедуры в помывочной, и завернувшись в льняные простыни, Андрей пригласил князей в трапезную, где за лёгким обедом можно было подкрепиться и продолжить дальше беседу.
А беседовать, судя по всему, было о чём.
Ох, и неспроста явились к нему два властительных князя. На Балтике очередной кризис в отношениях между основными политическими игроками – союзом свободных немецких городов Ганзой и старой владычицей северных морей Данией разразился всё-таки ожесточённой войной.
Датским королём Вальдемаром II при поддержке своего племянника Оттона I, герцога Брауншвейг – Люнебурга, было захвачены побережье Померании, включая и большой остров Рюген, а так же северные земли Гольштейна, Мекленбурга и Ратцебурга. В данный момент с переменным успехом шли позиционные бои во владениях графов Шверина и Гольштейна, которые, прекрасно понимая, что не справятся с датчанами в одиночку, признали себя вассалами курфюрста Священной Римской империи, герцога Саксонии Альбрехта I, и объединили войска.
Сложившийся мощный военно-политический союз поддержали Бременский архиепископ Герхард, князь Мекленбурга Иоанн I, большой город Любек, имперский Гамбург, а также несколько северогерманских западнославянских (вендских) князей.
Дело пахло большой дракой! Слишком большие силы были вовлечены в конфликт, и отсидеться за Ладогой у Новгородской республики уже явно не получалось. Но и тут всё было опять, же не просто.
Объявить войну Дании и ударить ей в спину, было бы, конечно, заманчиво, но в данный момент её мощный Королевский флот явно доминировал в Восточном море, и выведи Новгород свои корабли в море, как неизбежно остался бы и без кораблей, и без всего своего войска. О перемещении же сухим путём можно было даже и не думать. Столько земель вечных противников Руси на долгом пути преодолеть было просто нереально.
Была и ещё одна причина не начинать широкомасштабных военных действий с Вальдемаром II. Дания прочно занимала часть восточных прибалтийских земель в северной Эстляндии с их столицей в крепости Ревель. И тут её интересы пересекались с хищными интересами немецких орденов Меченосцев, Тевтонского, ну и зарождавшегося Ливонского. Убери с политической шахматной доски Восточной Балтики фигуру датского короля, и землям Пскова с Великим Новгородом тогда уже явно не поздоровится. А так, противники хоть в какой-то мере, но сдерживали друг друга взаимным противовесом. Обоюдно сковывали свои военные силы и не давали им пока в полную силу развернуться да обрушиться затем на ослабленную Русь.
Однако же и совсем в стороне остаться от этой войны было бы тоже неправильно и непредусмотрительно. Это как в групповой драке за кустиком «затихариться». И свои потом тебе это припомнят да накажут, и противник твою слабость заметит и всё равно, в конце концов, в одиночку «отметелит».
Вот и пал выбор у Господнего совета Батюшки Великого Новгорода на Андреевскую бригаду. А что? Гениальная мысль, надо сказать, и Ганзу не обидели – прислали воинскую подмогу союзнику, и датскому королю показали, что Новгород в глобальном противостоянии с Данией как бы ни заинтересован, но и острые зубы он всё равно для врага имеет.
Княжья же дружина или многотысячное ополчение остались на своей земле, а то, что три или четыре сотни на ратное поле вышли, так то, для понимания некоторых, что у Новгорода, дескать, память хорошая, и он любое зло помнит. И тот дерзкий рейд датских корсаров на своей земле не позабыты, и притеснения новгородских купцов, захват их ладей, убийство команд, да и много ещё чего недоброго, что было. А если будет нужно, то новгородцы, ведь могут ударить по врагу уже и по серьёзному, да ещё и всем своим войском навалятся. Поэтому лучше было бы Вольдемару с ними не ратиться и не вредить с таким трудом, выстроенным с русской республикой отношениям.
– Ты только сам уж шибко там не рискуй, Иванович, – виновато потупив взгляд, проговорил Ярослав Всеволодович, – Я бы и сам, поверь, с удовольствием всю свою дружину бросил в битву на спесивых данов. Давно уже пора им было укорот дать! Постоянно они свои острые зубы на наши Ижорские земли и Копорье за этой своей Нарвой точат. Но что тут поделаешь – политика, етить её через коромысло! Не волен в полной мере я в своих заграничных походах. Пока не одобрил Господний совет, только и остаётся, что меч свой точить да ждать, когда какой враг сам к нам в гости пожалует. Хотя, по секрету тебе скажу, что грядёт в недалёком будущем и для нас большое дело. Уж больно финские племена Суми и Еми в последнее время распоясались. Науськивают их на нас Свеи, вот те и лезут с набегами на Ладогу, да наших союзников, Карел, на их же земле вырезают. Так что, береги себя и людей, грядёт нам с тобой ещё одно общее дело. Пока же, только тебе выпала честь встать под русским знаменем в далёком заграничном походе. Знаю, что своей доблестью твоя бригада не посрамит честь всего нашего воинства, а токмо покроет себя ещё большей славой на иноземном бранном поле. В том надеется и Господний Новгородский совет, и об этом шлёт тебе грамоту, на право держать оружие за союзников от его высочайшего имени.
– Значит, в своём выборе способа боя я могу смело выступать как свободная военная сила от новгородцев? – уточнил Сотник.
– Хм…Ну, если это не противоречит или не вредит общему плану наших ганзейских союзников, то, думаю, что можно,– задумчиво ответил Новгородский князь и отхлебнул кваса из большой глиняной канопки, – Эх и хоро-оший квасок, ударяет в носок, экий же резкий он у тебя, – ухмыльнулся князюшка.
– А насчёт твоего вопроса, понимаю я тебя, Андрей Иванович. Бережёшь ты своих людей как никакой другой из воевод и, небось, не хочешь, чтобы их на убой выставляли по дури, али ещё по какому другому злому умыслу. От немчуры-то этого вполне себе можно ожидать. Союзнички, етить! Морокотники! Чтоб им! (люди без понятия – старорусское ругательство). Всё бы им чужими руками жар загребать! Так что, ты, пожалуй, делай, как считаешь нужным. Новгородцы вообще испокон веков своим своенравием славились, о том-то уже давно все знают, поди. Ну, уж «не зарывайся» совсем-то, конечно, всё по уму должно быть, без дурного озлобления. Да не мне тебя учить Иваныч. Тебя учить – только портить, как ты сам говоришь! – и весело рассмеялся правильной пословице.
