– Я так голодна, могу съесть все, что угодно. Что насчет тебя? Что ты собираешься заказать? Подожди… – она бросила меню на стол. – А что тебе можно?
– Пока не могу сказать точно. Мои возможности ограничены.
– Из-за твоей диеты.
– Да.
– Черт возьми, Джона, зачем ты привел меня сюда? – Она махнула рукой на меню. – Тут же сплошной жир.
Я рассмеялся и взмахнул руками вверх в ответ на ее внезапную вспышку.
– Воу, полегче. Я что-нибудь найду.
Она прикусила губу.
– Да, но…
– Мы пришли сюда ради тебя. Здесь идеальная еда с похмелья. Часто забегал сюда с друзьями, когда учился в университете Лас-Вегаса. – Я постучал пальцем по уголку ее меню: – Заказывай то, что хочешь. Все в порядке, клянусь.
Она все еще смотрела с сомнением, когда официантка вернулась с нашим кофе, положив оранжевую салфетку с надписью «без кофеина» под мою кружку.
– Ты готова сделать заказ, дорогая?
Кейси закусила губу.
– Заказывай, – сказал я ей. – Если только ты не хочешь, чтобы мы вернулись ко мне и разделили немного постной еды.
– Ну, в таком случае… – Кейси повернулась к официантке и сказала низким голосом:
– Да, очень хорошо, я буду «Кровавую Мэри» и сэндвич со стейком.
Официантка бросила на нее взгляд, и я нахмурился из-за «Кровавой Мэри». Кейси сверкнула глазами, глядя в пространство между нами.
– Это из Флетча! Из кино! Она ткнула в меня пальцем. – Ты, Джона Флетчер, хочешь сказать мне, что не видел величайшего фильма всех времен Чеви Чейза?
– Извини, я пропустил его, – сказал я.
– Это классика, – сказала Кейси. – У меня пунктик насчет фильмов восьмидесятых.
Официантка демонстративно закашляла.
– У меня тоже, милая, но у меня нет ни бутербродов со стейком, ни «Кровавой Мэри».
Кейси заказала чизбургер и картошку фри, а я – салат «Кобб» без бекона и пшеничный тост без масла.
Когда официантка отошла, Кейси покачала головой:
– Без бекона? Единственная хорошая вещь в салате «Кобб» – это бекон.
Я пожал плечами:
– Его нет в списке разрешенных продуктов.
– Это отстой. Что еще ты не можешь есть?
– Красное мясо, шоколад, соль…
Кейси чуть не поперхнулась кофе.
– Воу, воу, воу! Никакого шоколада?
– Я больше скучаю по соли, – сказал я. – И маслу. Ничего жирного, ничего вкусного, – я сухо рассмеялся. – Короче говоря, мне нельзя есть ничего, что так любят другие.
Кейси покачала головой:
– Не представляю, как ты держишься.
– Не то чтобы у меня был выбор. А есть вещи и похуже.
– Я пытаюсь представить себе нечто худшее, чем невозможность есть шоколад, – она замерла, потом поставила кружку с кофе, ее улыбка исчезла. – О боже, это ужасно – говорить такое человеку с больным сердцем. Извини. Я часто так делаю – просто выбалтываю все, что приходит в голову.
– Эй, все в порядке. Еще я больше не могу употреблять наркотики, но это оказалось благословением, теперь я могу скопить какие-то деньги.
Ее смущение заменила улыбка.
– Да, по-моему, ты похож на наркомана.
– Тот еще. К счастью, бывший.
Кейси расслабилась и откинулась на спинку заднего сиденья.
– Значит, ты учился в университете Лас-Вегаса? Там ты изучал промышленное искусство?
– Да, мы с братом изучали там искусство.
– А потом Карнеги-Меллон?
Я отхлебнул кофе.
– Ты задаешь слишком много вопросов.
– У тебя много фотографий и дипломов на стене. Прежде чем я решила охладиться в твоем холодильнике, у меня было немного времени.
Я поставил чашку на стол, чтобы не расплескать кофе.
– Такое не каждый день услышишь.
– Это в моем стиле, – сказала Кейси с печальной улыбкой, как будто это была старая шутка, которую она устала слушать. Но она отбросила ее в сторону.
– Карнеги-Меллон… где это?
– Пенсильвания. Поговорим о погодном шоке. В первую зиму, когда я был там, я хотел впасть в спячку.
– Слабак, – сказала она, делая глоток кофе. – Но от одного нытика перейдем к другому: на восточном побережье погода тоже слишком странная для меня. Я родилась и выросла в Сан-Диего, где, если идет дождь, люди сходят с ума.
Официантка принесла нашу еду. Я никогда не позволял никому есть диетическую еду, если они находились около меня, но запах, исходящий от тарелки Кейси, обволакивал – насыщенный, мясной, жареный. Я посмотрел на свой салат, который ничем не пах, и попробовал немного, в основном ради Кейси.
– Значит, в октябре у тебя открывается выставка? – спросила Кейси, промокнув рот салфеткой. – Очень жаль, что меня не будет рядом, хотелось бы увидеть это. Я буду в туре в течение, наверное, следующего миллиона лет.
– Миллион лет… это долгий тур. Надеюсь, вы любите путешествовать.
Она пожала плечами:
– Эх, все не так хорошо, как кажется.
– Не так?
– Звучит неблагодарно. Большинство музыкантов отдали бы свою правую грудь, чтобы подписать контракт с лейблом и отправиться в тур по нескольким городам, верно?
– Поскольку у меня нет груди, я не могу сказать наверняка, – заметил я с усмешкой, – но по моим профессиональным наблюдениям – как твой водитель могу сказать, что не похоже, что ты хорошо проводишь время.
Она подняла глаза к потолку.
– Что же меня выдало? Разгромленная концертная площадка или то, что я свалилась в обморок и блевала в твоем лимузине?
– Все это.
Она улыбнулась.
– Я скучаю по честной музыке безо всякой театральности, понимаешь? Раньше я любила просто сидеть с гитарой и сочинять песни. Подбирать рифф или искать нужную мелодию, а потом писать тексты.
– Ты изучала музыку в Сан-Диего?
– Нет, я вообще не училась в колледже, – сказала она. – Но… я играла с детства. Моя бабушка подарила мне гитару, когда мне было десять лет. Я любила играть, но больше всего мне нравилось писать песни. Гитара была способом облачить мои слова в мелодию. Вообще это могло быть что угодно – пианино, барабаны… я просто хотела писать и петь.
– Ты еще и поешь?
– Теперь только подпеваю, – сказала она, стараясь не встречаться со мной взглядом, – И я больше не пишу свои собственные песни. Просто – материал для группы.
– Почему же?
Она рассеянно провела пальцем по линии брови. Волосы у нее были светлые, но брови темные. И идеальные.
– Теперь мы одна команда. Я пишу для нас, – говорила Кейси. – Но в каком-то смысле это лучше для меня. Мне нужна группа. – Она взглянула на меня сквозь опущенные ресницы. – Я не очень хорошо справляюсь сама.
Я кивнул, изо всех сил стараясь придумать какое-нибудь конструктивное замечание. Чтобы сосредоточиться на ее словах, а не на деталях ее лица.
– Я чувствую, что все движется так быстро, – продолжала Кейси, – и у меня нет времени сидеть и выяснять, что у меня внутри. Например, чем я хочу в жизни заниматься? То ли это, что я хочу делать – быть рок-звездой? Половина меня говорит: «Черт возьми, да!» Другая половина боится.
– Чего боишься?
– Образа жизни. Гулянок. Я чувствую, что живу по инерции, чтобы не принимать никаких реальных решений. Я просто следую за группой, играю очень громкую музыку и много пью, потому что…
– Потому что?.. – мягко спросил я, и она небрежно пожала плечами, хотя ее слова и говорили о важном.
– Потому что мне больше некуда идти. – Образ телохранителя, выносящего ее из клуба прошлой ночью, вспыхнул в моем сознании, как и рекламный снимок, где она показывает миру средний палец. Жесткая и уязвимая одновременно.
«Она кажется потерянной».
Кейси откинулась на спинку сиденья и махнула рукой, словно ее слова были сигаретным дымом, который нужно было развеять.
– Во всяком случае, это моя жуткая похмельная история.
Я знал, что это не все. У меня сложилось впечатление, что у нее было больше историй и больше песен.
Между нами повисло молчание, пока я потягивал свой остывший кофе без кофеина. С полдюжины раз я собирался начать, желая поделиться с ней чем-нибудь. Чем-то глубоко личным, как будто за каждую такую историю выдавались очки, и теперь их количество нужно было выровнять.
Но моя персональная история была слишком личной. Слишком темной. Кейси Доусон светилась, и я не мог вынести мысли, что моя глубочайшая правда окутает ее, как саван, затмевая ее свет своей ужасной концовкой.
Я поиграл под столом своим медицинским браслетом. Я мог бы, по крайней мере, сказать ей, почему я должен был съесть гребаный салат вместо гамбургера. Я начал было, но тут появилась официантка с кофейником. Она снова наполнила кружку Кейси, затем начала наполнять мою.
Кейси протянула руку и накрыла мою кружку.
– Подождите! Это обычный? Он может пить кофе только без кофеина! Официантка с тихим вскриком отдернула кофейник.
– Черт, милая, я чуть не ошпарила тебя.
– Мне очень жаль, – сказала Кейси. – Я просто… это важно. – Она взглянула на меня.
– Это не стоит того, чтобы ты обожглась, – сказал я. Но этот жест тронул меня.
– Я принесу другой чайник, – сказала официантка и раздраженно удалилась.
Кейси снова положила руку на колени, и ее щеки порозовели.
– Извини. Я немного разволновалась.
– Ты чуть не довела до одиннадцати[12 - Выражение «довести до одиннадцати» значит довести что-то до крайности.], – сказал я, полагая, что цитата из фильма восьмидесятых годов сгладит ситуацию.
Она вскинула голову, улыбка вспыхнула на ее лице, как рассвет.
– «Это – Spinal Tap[13 - «Это – Spinal Tap!» – псевдодокументальный фильм 1984 года о вымышленной британской рок-группе, чей успех идет на убыль.]!», – воскликнула она, – классика.
Я вглядывался в ее глаза, чувствуя притяжение между нами, теплое и тягучее.
– Спасибо, что следишь за моим кофе, – сказал я, – это очень важно.
Ее взгляд смягчился:
