Альф Муни однажды услышал, что какая-то девушка сравнила его с Адольфом Менжу, и запомнил это на всю жизнь. Он был такого же небольшого роста, с печальным лицом, тяжелыми мешками под глазами, обвисшими усами и острым подбородком.
Подчеркивая сходство, Муни носил мягкую фетровую шляпу с широкими полями, сдвигая ее на затылок, и вручную расписанный американский галстук, который свободно повязывал под расстегнутым воротом рубашки. Находясь в ателье, он редко носил пиджак и расхаживал в расстегнутом жилете, который не распахивался благодаря цепочке от часов. Потухшая сигара в уголке рта, порой вызывавшая дурноту, завершала его американский образ, который не мог обмануть никого, за исключением самого Муни.
Вот уже сорок лет Муни пытался разбогатеть, но всякий раз терпел неудачу. Он перепробовал множество способов. Был букмекером, моряком, торговым агентом, водителем такси, продавцом торговых площадей, управляющим одним из магазинов Вулворта. Он зарабатывал деньги и терял их, снова зарабатывал и снова терял. В один год дела шли в гору, на следующий под гору. То он разъезжал на подержанном американском автомобиле, то довольствовался автобусами. Удача никогда долго ему не сопутствовала. Он либо был при деньгах, либо вовсе без денег. Казалось, для него не существовало счастливой золотой середины.
В данный момент дела Муни вновь пошли на спад. Три года назад он выиграл пятьсот фунтов на футбольном тотализаторе и открыл фотоателье в надежде, что если работать будет кто-то другой, то удача наконец повернется к нему лицом. Муни нанял троих молодых людей (одним из которых оказался Гарри), чтобы те фотографировали прохожих на улицах, и девушку, Дорис Роджерс, – она проявляла пленки, печатала фотографии и общалась с клиентами. Свое участие в предприятии Муни ограничил тем, что постоянно торчал в дверях: ему казалось, что таким образом он задает делу тон. Бизнес продержался три года. Это было рекордом для Муни, но теперь перед ним вновь замаячила перспектива банкротства, и он стал размышлять, какой следующий шаг необходимо предпринять.
Так что, когда Гарри попросил поднять ему зарплату на десять шиллингов, Муни только развалился в кресле и горько усмехнулся.
– Побойся Бога, юноша, – произнес он, отмахиваясь от Гарри потухшей сигарой. – Это невозможно. Дела идут так паршиво, что скоро мне придется прикрыть лавочку. Посмотри на ту пачку, которую ты принес вчера. Сколько, по-твоему, желающих пришли купить фотографии? И дюжины не набралось! Я тебе вот что скажу, Гарри. Накрылось это дело. Слишком большая конкуренция. Да и денег у народа мало. Людям не наскрести полдоллара, чтобы заплатить за фотографию.
Гарри хорошо относился к Муни. За все время их совместной работы Муни ни разу не взял назад слова и не соврал. И теперь дело было не в том, что Муни не хотел повышать зарплату. Новости встревожили Гарри. Если Муни закроет ателье, Гарри потеряет работу и шесть фунтов в неделю. Подобная перспектива испугала его.
– Так что вы собираетесь предпринять, мистер Муни? – спросил он, присаживаясь на край письменного стола. – Сколько вы думаете еще продержаться?
– Что мне в тебе нравится, Гарри, – произнес Муни, – ты не эгоист. С тобой можно разговаривать, а с этими сопляками – нет. Они думают только о собственной выгоде. Ну так вот, юноша, как насчет того, чтобы вложить в бизнес немного денег? Я уже заводил этот разговор, но, если ты хочешь сохранить работу, самое время что-то предпринять. У тебя от природы все задатки хорошего фотографа. Ты понимаешь в этом деле. Если организуем портретную студию, то сорвем куш. Уверен на все сто. От уличных снимков никакого проку. Это новшество, без которого можно запросто обойтись. Но хороший портрет – совсем другое дело. Мы могли бы извлечь огромную выгоду, если только ты поумнеешь и войдешь в долю. Теперь подумай: я намереваюсь дать тебе пятьдесят процентов от выручки и пять процентов со сбережений. Как тебе это? По-моему, вполне справедливо. Мы избавимся от других дармоедов. Дорис пусть остается, но ей придется урезать зарплату. Сократим расходы до пятнадцати фунтов в неделю. Через месяц или около того ты уже будешь получать прибыль. Что скажешь?
Гарри покачал головой:
– Простите, мистер Муни, но я не могу рисковать деньгами. Это все, что у меня есть, и я очень ими дорожу. Здесь неподходящий район для портретной студии. Это торговая часть Вест-Энда, а не Сохо.
– Вот тут ты ошибаешься, – сказал Муни. – Ладно, признаю, что связан арендой. Пусть так, но у здешних торговцев есть деньги. Они такие же люди, как и все прочие, и захотят иметь хорошую фотографию. Мы выйдем на новый уровень, если только ты включишь голову.
– Простите, но вы меня не убедили, – твердо повторил Гарри.
Муни беспомощно пожал плечами:
– Что ж, все в порядке, это твои деньги. Но я тебя предупреждаю: если только что-нибудь не выплывет, в следующем месяце придется все поменять. – Он положил ноги на стол и откинулся на спинку кресла. – На самом деле у меня есть неплохой вариант – заняться чисткой и покраской одежды. Я знаю парня, который хочет расширить свой бизнес в этой сфере. Я могу открыть здесь пункт приема вещей и потом отправлять их ему. Но ты останешься не у дел. Мне придется управляться одному.
– Пусть так, мистер Муни, – грустно ответил Гарри, – но, возможно, до этого не дойдет.
Оставив Муни, погруженного в невеселые размышления, рассматривать потолок, Гарри отправился в лабораторию обсудить бедственное положение с Дорис Роджерс.
Дорис была пухленькой коротышкой с копной черных вьющихся волос, вздернутым носиком и улыбкой, которая сразу вызывала симпатию. Гарри мало знал о ней, поскольку она никогда о себе не рассказывала.
Она была прекрасным работником, и Муни пользовался этим, платя ей сущие гроши и перекладывая на ее юные плечи как можно больше собственных обязанностей. Дорис никогда не ворчала, не возражала против того, чтобы работать допоздна, и, казалось, вовсе не имела личной жизни.
Гарри она нравилась. Она была из тех девчонок, с кем можно дружить без всяких обычных в таких случаях осложнений. Его восхищало проворство и мастерство Дорис, а также врожденный талант выбрать хорошую фотографию, и он всегда прислушивался к ее мнению.
Едва Дорис увидела мрачное выражение его лица, как тут же поняла, в чем проблема.
– Опять хныкал? – спросила она, погружая очередную порцию фотографий в ванночку с закрепителем.
– Хуже. Говорит, что закроется в следующем месяце, если дела не пойдут на лад.
Дорис презрительно фыркнула:
– Что ж, это его вина. Он не хочет шевелиться, никаких новых идей. – Она переложила фотографии в ванночку с водой. – А что ты будешь делать, Гарри?
– Попытаюсь устроиться в «Моментальное фото», хотя меня могут и не взять. Не знаю. Хорошо бы получить там работу. А ты?
Дорис пожала плечами.
– Найду что-нибудь, – бодро ответила она и на несколько секунд оторвалась от работы, чтобы улыбнуться Гарри. – Что-нибудь всегда подворачивается. Почему ты не скажешь ему о своей идее фотографировать по вечерам? Мы уже несколько месяцев об этом говорим, а ты так и не пошевелился. Время пришло. Это должно сработать. Ты даже можешь вытрясти из него побольше денег, если постараешься хорошенько. Ведь тебе в конце концов придется фотографировать на несколько часов дольше.
– Я совсем про это забыл, – сказал Гарри. – Пойду поговорю с ним прямо сейчас. Если он клюнет, заставлю его платить мне проценты с прибыли.
– Правильно, – согласилась Дорис. – И не ведись на всякую чепуху.
Когда Гарри вошел, Муни по-прежнему сидел, развалившись в кресле, исполненный жалости к себе. Он уныло воззрился на Гарри и спросил:
– Ну что еще? Ни минуты покоя в этом месте.
– У меня есть идея, мистер Муни. Возможно, стоящая, – сказал Гарри. – Я обдумывал ее некоторое время. Почему бы не переключиться с дневных на вечерние фотографии? Давайте предложим людям что-то новое. Может, им будет интереснее получить свою фотографию на улицах ночного города. Во всяком случае, такого еще не было.
Муни сразу оценил все преимущества, но, поскольку идея была не его, не выказал особого энтузиазма. Вместо этого он закрыл глаза, помрачнев еще больше.
– Мысль, конечно, неплохая, – неохотно согласился он. – Но есть и загвоздки. Во-первых, нужна вспышка, которая стоит денег. Во-вторых, лампы, которые тоже стоят денег. А свободных средств у меня нет.
– Вспышка у меня есть. Я купил ее несколько лет назад и мало ею пользовался, и за лампочки я заплачу.
Муни открыл глаза и выпрямился:
– Ну-ка еще раз?
Гарри повторил сказанное.
– Прекрасно, – произнес Муни, и вдруг выражение его лица сделалось подозрительным. – А где подвох?
Гарри усмехнулся:
– Я хочу треть прибыли, мистер Муни, помимо зарплаты. Сами понимаете, мне придется работать на несколько часов дольше, к тому же вспышка моя и лампочки, да и идея тоже. Я не буду этим заниматься, если вы не согласитесь.
– Побойся Бога, сынок! – запротестовал Муни. – Третья часть! Слушай, давай не будем из-за этого ссориться. Пусть будет четверть, и ты платишь за лампочки. Идет?
– Или треть, или ничего. Мне нужны деньги. Треть, или я выхожу из игры.
– А что, если я скажу «ничего»? – схитрил Муни. – И где ты окажешься?
– Я отправлюсь со своей идеей в «Моментальное фото». Они за нее ухватятся.
Муни чуть не свалился с кресла.
– «Моментальное фото»? – взвыл он. – Да это же шайка жулья! Какой бес в тебя вселился, Гарри? Ты же не бросишь меня ради этой дешевки?
– Почему же дешевки? Они были первыми и отлично делают свою работу. Если вы не изыщете возможности платить мне треть, то придется пойти к ним. Вопрос закрыт.
Муни начал было шуметь, но, заметив решимость во взгляде Гарри, понял, что разубедить его не удастся, и потому скрепя сердце сдался:
– Ладно, сынок, раз ты настаиваешь. Пусть будет треть. Но кто сделал из тебя бизнесмена? Зачем тебе нужны деньги?
– А кому они не нужны? – спросил Гарри, краснея.
Некоторое время Муни внимательно смотрел на него и затем воскликнул:
– Черт возьми! Уж не надумал ли ты жениться? Для этого тебе деньги? Какая-нибудь дамочка, а?
Гарри направился к двери:
– Не будем в это вдаваться, мистер Муни. Я схожу домой и возьму вспышку. Можно сегодня же начать.
– Ладно, сынок. Потом зайдешь, расскажешь, как дела. Я буду здесь до половины одиннадцатого. Так что не задерживайся.
– Хорошо, – сказал Гарри, выходя.
– Эй, Гарри! – окликнул его Муни.
Гарри помедлил в дверях:
– Да, мистер Муни?
– Какая она, сынок? Хорошенькая, а? Ты ее уже поимел? – И Муни зажмурил один глаз и хитро прищурился.
– Не понимаю, о чем это вы, – сердито ответил Гарри и чуть ли не бегом бросился из конторы.
Муни откинулся в своем кресле и запел громким, немелодичным голосом: «Нет ничего прекраснее любви».
Глава седьмая
Ночь выдалась лунной. Дул сухой холодный ветер, но Гарри это не заботило. Главное, не было дождя. Для работы он выбрал Лестер-сквер и теперь, когда к десяти часам у него осталось всего три лампочки, уже знал наверняка, что идея работала.
Он сделал более пятидесяти снимков и был уверен, что ошибся не больше чем в пяти процентах случаев. Он тщательно выбирал моделей, и ни разу у него не возникло проблемы с вручением визитки. Фотография, сделанная на улице при помощи вспышки, казалось, притягивала народ. Может, потому, что на Лестер-сквер фотографировались кинозвезды, юноши и девушки воображали, что на эту ночь внезапно сделались знаменитыми. Гарри чувствовал, что здесь была какая-то связь.
«Это порадует Муни, – думал Гарри, перематывая пленку и вкручивая очередную лампочку. – Еще пара снимков, и сворачиваюсь».
Через несколько минут народ начнет выходить из кинотеатров – нечего и пытаться снимать в такой толпе. К тому же Гарри замерз. Он простоял напротив фонарного столба перед кинотеатром «Уорнер-синема» добрых два с половиной часа. Было холодно, и ему уже хотелось оказаться дома.
Он посмотрел в сторону Лондонского ипподрома. В это время народу там было немного. Вдалеке он заметил мужчину и женщину, которые шли со стороны Лонг-Акра. Гарри наблюдал за ними, держа камеру наготове, и вдруг, когда на них упал яркий свет от ипподрома, он узнал девушку: это была Клэр!
Он сразу почувствовал, как забилось сердце.
Секунду-другую Гарри колебался, не зная, хочет ли, чтобы она его увидела. «Но какое это имеет значение? – подумал он. – Она знает, чем я занимаюсь, да и чего мне стыдиться?» К тому же это была чудесная возможность заполучить ее фотографию.
Клэр уже находилась на расстоянии нескольких ярдов. Она шла рядом с мужчиной, светлое пальто было накинуто на плечи, пустые рукава колыхались на ветру.
Гарри не успел разглядеть мужчину, заметил только, что тот высокий и грузный. Гарри поднял камеру, навел объектив на Клэр. Она смотрела прямо на него. Гарри не мог видеть выражение ее лица, но вскинутый внезапно подбородок и чуть замедленный шаг говорили о том, что она догадалась, в чем дело. Затем одновременно сверкнула вспышка и щелкнул затвор.
Гарри мельком увидел ее лицо в потоке яркого белого света. Клэр смотрела прямо на него; затем, улыбаясь, он протянул ей визитную карточку.
Она прошла мимо, резко отвернувшись, задев его руку так, что он выронил визитку. И даже не оглянулась, словно они были незнакомы.
Гарри беспомощно смотрел ей вслед.
Кто-то тронул его за плечо. Он быстро обернулся и увидел того самого мужчину, который шел рядом с ней.
Гарри сразу не понравилось розовое мясистое лицо и колючий взгляд маленьких глазок.
– Не очень-то мне это по вкусу, – вкрадчиво произнес Бреди. – Чем ты тут занимаешься?
Гарри быстро нагнулся, поднял визитку и протянул ее Бреди.
– Простите, если напугал, – сказал он, прикидывая, кем мог быть этот жирный мошенник. – Вас только что сфотографировали – вас и юную леди. Если вы заглянете завтра по этому адресу, снимки будут готовы. Покупать не обязательно.
– Как интересно, – ответил Бреди, сверкнув золотыми зубами. – А я подумываю о том, чтобы позвать полицейского. Вы, приставалы, настоящий бич. Следует запретить вам промышлять на улицах.
Гарри почувствовал, как кровь ударила в лицо.
– Вам не обязательно покупать фотографию, если не желаете, – сказал он, стараясь говорить сдержанно. – Большинству людей нравится, когда их фотографируют.
– Я не отношусь к большинству, милый малыш, – произнес Бреди, игнорируя тот факт, что Гарри был выше на целый дюйм, и порвал визитку. – Если ты еще раз ко мне сунешься, я сдам тебя в полицию.
Прежде чем Гарри сообразил, как следовало бы ответить, Бреди ушел.
Ветер треплет полы черного пальто с квадратными плечами, руки засунуты в карманы брюк, фетровая шляпа лихо надвинута на один глаз – незнакомец скрылся в одном из переулков, ведущих к Лисл-стрит, оставив разгоряченного и рассерженного Гарри смотреть ему вслед.
Это происшествие испортило весь вечер. Почему Клэр так обошлась с ним? Может, она его не узнала? Иначе она, конечно, не прошла бы мимо, не сказав ни слова, будто они никогда не виделись.
Кем был этот жирный тип с видом отъявленного мошенника? Неужели это один из работодателей Клэр? Почему-то Гарри в это не верилось.
Он сердито смотал пленку и положил в карман. Что ж, по крайней мере, теперь у него была ее фотография. А это уже кое-что.
Толпы зрителей, выходящих из пяти кинотеатров на Лестер-сквер, начали заполнять площадь, и Гарри решил заглянуть в ателье, а оттуда пойти домой.
Он тоже свернул в боковую улочку, ведущую к Лисл-стрит. Не считая пары немолодых проституток на углу, которые окликнули его, улица была пуста.
Гарри успел пройти только несколько ярдов по темному узкому переулку, когда кто-то сзади тихонько свистнул. Гарри обернулся, всматриваясь в темноту.
Коренастый малый быстро выступил из мрака. В слабом свете уличного фонаря Гарри разглядел, что у него белесые волосы и нет шляпы. На нем был черный костюм и черная рубашка. При тусклом освещении можно было различить только лицо мужчины – его фигура сливалась с ночной тьмой.
– Чем могу помочь? – спросил Гарри.
Он подумал, что мужчина, вероятно, заблудился. Тот остановился в нескольких футах от Гарри. Свет фонаря осветил его светлую шевелюру, но лицо оставалось в тени.
– Ты тот парень, который только что фотографировал? – спросил незнакомец. У него были тонкие губы и низкий гнусавый голос.
