– Что, что… Потом родишь и снова пойдешь в институт…
– А как же…
– А это уже мое дело будет. Я решу, Лёль. Все будет хорошо, не волнуйся. Нельзя тебе волноваться, слышишь? Доедай свое мороженое и пойдем… Мне еще на работу надо, я только до обеда отпросилась. А ты домой иди, садись заниматься. Экзамены скоро…
– Ой, я совсем забыла, мам! Сегодня же у Олеськи день рождения, она меня приглашала! Можно я пойду, а?
– Иди, конечно… Развеешься хоть немного. Только чтоб спиртного – ни грамма! Даже сухого вина нельзя! Обещаешь?
– Да ну, мам…
– Тогда не пойдешь никуда, будешь сидеть дома и заниматься, поняла?
– Ну хорошо, хорошо, я обещаю… Денег дашь на подарок?
– Дам… Сколько надо-то?
– Ну, хоть тысячу… А лучше две…
Катя достала кошелек, молча выложила перед ней две тысячи. Лёлька цапнула их так ловко, будто боялась, что она может передумать и отнять… А Катя в который уже раз подумала про себя – ребенок, совсем ребенок… Господи, ужас какой… За что, господи? Может, она плохая мать и это для нее наказание? Или вообще в таком ключе мыслить нельзя – про наказание-то? Ведь ребенок – это ж счастье, а никакое не наказание!
Распрощавшись с Лёлькой, она побежала рысью на автобус, который аккурат выруливал из-за угла. Села у окна, попыталась хоть как-то отвлечься, глядела рассеянно на проплывающие мимо дома, деревья, людей, спешащих по своим обычным делам… Счастливые эти люди, наверное. У них беременных детей нет…
Потом ее мысли плавно перетекли к Мите. Надо сегодня же вечером с ним поговорить, посоветоваться. Вернее, пусть он так думает, что она с ним советуется. И хорошо, что вечером Лёльки дома не будет… Мало ли, какая у Мити будет первая реакция на эту новость? У него ж такая натура взрывная… Сначала взрыв, а потом уже все остальное, и здравая рассудительность в том числе. Уж она-то знает своего мужа Митю…
* * *
– …Ты что, с ума сошла, Кать? Что ты несешь такое? Да чтобы наша Лёлька… Да никогда не поверю, слышишь?
Митя бушевал негодованием, ходил по гостиной взад-вперед, засунув сжатые кулаки в карманы домашних треников. Катя сидела в кресле, виновато опустив голову. И не то чтобы действительно виноватой себя ощущала, а просто пережидала, когда он выкричится, выплеснет из себя первую волну гнева. И даже немного жалела Митю – знала, каково ему это узнать… Сама недавно была огорошена, и тоже хотелось кричать, и злиться хотелось. Да только не на кого было злиться. Не на саму же Лёльку, всю насквозь перепуганную.
– Откуда ты вообще это взяла? Она что, сама тебе сказала? Может, она пошутила просто, а? Неудачно пошутила да забыла, а ты надумала себе черт знает что!
– Она не пошутила, Мить. Разве таким шутят?
– Да они сейчас и не так еще могут приколоться, ты же понимаешь! Насмотрятся всяких там камеди-клубов… Может ведь быть такое, а, Кать?
Боже, как ей не хотелось разрушать эту нотку надежды в голосе Мити… Тем более он остановился напротив, даже нагнулся слегка, пытаясь уловить выражение ее лица. А вдруг она сейчас возьмет и расхохочется от души, захлопает в ладоши, запоет весело – поверил, поверил! Обманули дурака на четыре кулака…
«Не запою, Митенька, не надейся. Придется тебе принять эту новость, никуда ты от нее не денешься. И я не денусь… Вместе нам надо ее принять, на четыре руки. На те же четыре кулака то есть…»
– Мы сегодня утром у врача были, Мить. Она сказала, надо рожать, иначе нельзя. Риск большой, понимаешь? Может потом вообще никогда не родить…
– Постой, не тарахти так, я же не понимаю ни черта! То есть… Врач все подтвердил, что ли? Наша Лёлька беременна?
– Да, Мить, да…
Он поднял голову, с силой вдохнул в себя воздух, даже всхрапнул, как загнанный конь. И снова принялся нарезать круги по гостиной – от двери к окну, от телевизора к дивану… Потом снова остановился около нее, ткнул воздух над головой указующим перстом:
– Это ты виновата во всем, Кать! Только ты! Это ты за Лёлькой не проследила! Ты мать, ты должна была! Это ты носишься с ней как дурень с писаной торбой! Все ей разрешаешь, все приветствуешь! Я давно хотел тебе сказать, что нельзя так, да все руки не доходили! Я ж работаю, мне некогда!
– Я тоже работаю, Мить! – резко подняла Катя голову, понимая, что настал момент защищаться. Дала ему время на первый гнев, и будет с него… Хватит!
– Да, ты тоже работаешь, я знаю! Но ты мать все-таки!
– А ты отец! И что?
– А то! Ты же должна была все увидеть, сердцем почувствовать, как мать, как женщина! А ты…
– Да что я должна была увидеть, что? Ты же знаешь, как Лёлька в этого парня влюбилась! Ты же еще и сам умилялся, и про первую любовь рассуждал… Не помнишь, что ли? И парень этот… Олег… Он же тебе так нравился!
– Да, нравился… Спорить не буду… Но ты, как женщина, должна была дочери объяснить про всякие там женские дела…
– А я объясняла, Мить. Ты же знаешь. Мы с тобой только недавно рассуждали на эту тему – относительно пояснений да объяснений… Или ты думаешь, что я должна была за подол ее держать и из дома не выпускать? Стоять рядом с Лёлькой ежечасно со свечкой в руках? Тут ведь все равно не уследишь, Мить… И вообще, о чем мы сейчас с тобой спорим, а? Ведь мы сейчас машем кулакам после драки, как два дурака…
– Ладно. Согласен с тобой. И впрямь, что толку теперь истерить… Так что там врач сказала, я не понял?
– Она сказала, что в любом случае надо рожать. Других вариантов нет, Мить. Нельзя ей аборт делать. Может бездетной остаться. Ты же представляешь, что это такое, надеюсь?
– Да понял я, понял… Не дурак. Конечно, хотелось бы радикально вопрос опять решить… Но ведь мы же ей всю жизнь таким образом испортим, блин! А с другой стороны… Ну куда она в таком возрасте – с ребенком? Кем она будет, ты подумала? Матерью-одиночкой без образования? Ты этого хочешь, да? Этого?
– Чего ты кричишь на меня, Мить? Ты же понимаешь, что я вовсе этого не хочу…
– Да я не на тебя кричу, прости… Это я от досады… Сам на себя кричу. Что делать-то будем, а? Ты сама-то что думаешь?
– Я думаю, что из любой ситуации всегда есть выход, Мить…
– И какой же у нас выход?
– А пусть рожает, вот какой. И пусть в институт поступает.
– В смысле… На следующий год, что ли?
– Нет, зачем же на следующий год… Сразу пусть поступает, после экзаменов. Как все. Нечего на год учебу откладывать. Я думаю, она сразу после Нового года родит… И дальше будет учиться, вот…
– Хм… Как у тебя все складно получается. А куда она ребеночка денет, по-твоему?
– А с ребеночком я буду сидеть. С работы уволюсь. А Лёлька пусть и дальше живет своей жизнью, учится спокойно. Потом, когда повзрослеет чуток, нам с тобой спасибо скажет…
– Ты думаешь, скажет?
– Надеюсь… Куда ж она денется? Все равно ведь рано или поздно в ней материнство проснется!
– А если не проснется, Кать?
– Да ну… Не говори ерунды. Она сейчас еще ребенок, и всему свое время! И если уж допустить такое, что не проснется… Тоже ведь ничего страшного! Вырастим сами внука, подумаешь! Какие наши годы, Мить… Мы бы и сами еще могли второго ребенка родить, если на то пошло… Ведь так?
Митя взглянул на нее как-то странно, будто оценивал, может она родить второго ребенка или нет. Потом отошел к окну, задумался. Стоял, перекатываясь с пятки на носок, по-прежнему сжимая кулаки в карманах треников. Потом резко развернулся к ней лицом, проговорил деловито:
– Ладно, так и решим. А что делать, если других вариантов нет… Уволишься с работы, будешь с внуком сидеть. Хм… С внуком…
– Что, непривычно звучит, да?
– Ага. Непривычно. Мне до сегодняшнего вечера казалось, что я еще пацан пацаном… Какие такие внуки, о чем вообще речь… А оно вон как все вышло! Такой вот сюрприз…
– Да, Митенька. Такой вот сюрприз, согласна. Но мы ведь справимся, правда?
– Справимся, конечно, куда ж мы денемся. Правда, материально туговато придется, на одну-то зарплату… Это еще дай бог, чтобы Лёлька на бюджетное место поступила, а то вообще семейным финансам хана… Но ничего, я себе подработку найду. Вон как Серега, мой друг… Днем на основной работе вкалывает, а вечерами в частном такси подхалтуривает, домой только ночевать приходит. И мне так же придется… Ничего, справлюсь. Я ж здоровый мужик… И сильный…
– Да, Митенька, да… Ты у меня такой. Я в тебя верю. Молодец, Митенька…
– Да ладно. Проживем как-нибудь. А сама-то Лёлька… Я так и не понял… Хочет рожать или нет?
– Да я ее уговорю, Мить! А еще будет лучше, если мы вместе ее уговорим. Тебя-то она точно послушает, у тебя авторитета больше!
Видимо, последний комплимент пришелся как нельзя кстати. Митя даже улыбнулся слегка и кулаки из карманов вынул, и вообще, расслабился будто… И проговорил почти весело:
– Ладно, ладно… Уговорим как-нибудь. Другие родители бы ремнем за такие дела отстегали, а мы с тобой уговариваем – надо рожать, милая доченька, надо… Вот ведь какие веревки из нас вьет, а?
* * *
Но уговорить Лёльку оказалось не так уж и просто, как они себе представляли. Вернее, как это себе Митя представлял… Только услышал ее «не надо, не хочу», как запсиховал сразу, даже голос на любимую дочь повысил, чего раньше никогда и не делал, в общем…
– Ты разве не понимаешь того, что тебе объясняют? Что ты уперлась как баран? Говорят тебе – нельзя делать аборт, так врач сказал! Или думаешь, ты самая умная здесь, да?
– Ну пап… Ну чего ты, в самом деле… – удивленно проговорила Лёлька, сглатывая слезы. – Да мало ли что эта врачиха сказала… Надо просто пойти к другому врачу, вот и все!
– Ага! Сейчас мы с тобой будем по всем врачам бегать, консилиумы устраивать будем! Да я бы на твоем месте вообще помалкивал, знаешь! Голову бы опустил и помалкивал! Сама же себе проблему создала, разве не так? А нам с матерью теперь эту проблему расхлебывать приходится!
– Ну так не расхлебывайте, кто вас просит? Я сама завтра в больницу пойду… Сама врача найду и обо всем договорюсь!
– Да кто тебя там слушать будет, все равно ж родителей спросят! Еще и полицию привлекут, потому что тебе шестнадцать всего…
– Полицию? Зачем полицию?
– А как ты хотела, моя милая? Думаешь, все так просто, да? Нет, ошибаешься, ничего ты сама не решишь… Так что я бы на твоем месте не капризничал, а слушал, что тебе родители говорят! Будешь рожать, и все! И точка! Поняла?
– Лёлечка, милая… – вступила в их диалог, наконец, Катя. – Все будет хорошо, вот увидишь… Ты сдашь экзамены, спокойно поступишь в институт, первого сентября учиться пойдешь…
– Да как, как я пойду, мам? Ведь все видно уже будет! Я что, с пузом буду на занятия ходить, да? Чтобы на меня все пальцем показывали? Чтобы вопросы всякие унизительные задавали?
– Никто не будет на тебя пальцем показывать, что ты…
– Да ты откуда знаешь, будут или не будут?
– Ну ладно… И пусть показывают. А ты ходи гордо и внимания не обращай. Сейчас вообще трудно удивить кого-то, времена ж другие! Это в мою студенческую бытность пальцем бы показывали, а сейчас такая демократия в обществе царит, что никому дела нет!
– Это ты так думаешь, мам. Вот если б я в школу беременной пришла…
– Так ты же не в школу, ты в институт придешь!
– И все равно… Все равно вопросы всякие посыплются…
– А если вопросы начнут задавать, ты говори, что я замужем, мол… И мы с мужем ребенка ждем… Я даже могу тебе свое колечко обручальное дать, оно тебе как раз будет… Ну так, для видимости… Чтобы не приставали…
Митя, услышав про колечко, фыркнул недовольно, отвернулся. Потом проговорил тихо:
– Носимся тут с тобой, Лёлька, родительские подвиги совершаем… Вон, мать уже и кольцо посулила отдать…
– Да не надо мне никакого кольца, пап! Я ж не прошу! Она сама! – гордо вскинула голову Лёлька.
– …А ты не ценишь, твердишь свое – что да как, да вдруг обо мне плохо подумают… – будто не слыша дочь, проговорил Митя. – Вместо того чтобы спасибо сказать, что мы о тебе заботимся, о будущем твоем думаем! Неблагодарная, ты, Лёлька, вот что я тебе скажу!
– А я вовсе не прошу вас обо мне заботиться! Я и сама могу о себе позаботиться! Вот возьму и завтра пойду в поликлинику… Или куда там ходят, не знаю…
– Вот видишь, ты даже не заешь ничего! Зато выступить перед родителями со своей вредностью надо! Хочешь меня до белого каления довести, да? Этого ты хочешь, что ли? Сказали тебе – будешь рожать, значит, будешь рожать, и точка!
Катя незаметно положила ладонь на Митино колено, сжала его сильно – не надо перебарщивать, мол! И снова заговорила быстро:
– Зато первую сессию сдашь без проблем, Лёлечка! У какого преподавателя рука поднимется беременной женщине неуд поставить? Аккурат после сессии и родишь…
– Ага! И вы скажете – бери академку, бросай институт!
– Да не скажем, Лёлечка, не скажем! Мы с папой все решили уже! Я сразу с работы уйду, как только ты родишь, буду ребеночком заниматься! А ты пойдешь в институт и будешь дальше учиться спокойно…
Лёля нахмурила красивые высокие бровки, смотрела на мать задумчиво. Потом пожала плечами, хмыкнула, опустила вниз уголки губ. Что могло означать только одно – не особо я доверяю твоим словам, дорогая мамочка, не особо…
– Я тебя когда-нибудь обманывала, Лёль, скажи? Когда-нибудь слово свое не держала? – с ноткой обиды в голосе спросила Катя.
– Да нет, мам… Не обманывала… Но как-то это все… Неправильно, мам.
– Ты еще рассуждать будешь, что правильно, а что неправильно? – снова взорвался Митя, скидывая Катину ладонь с колена. – В твоем ли положении рассуждать, а? Надо спасибо родителям сказать, что они так все решили, а ты… Правильно, неправильно… Сказали тебе – будешь рожать, значит, будешь рожать, еще раз повторяю, если ты меня не услышала! И нечего теперь слезы лить, поняла?
Лёля и впрямь уже плакала, закрыв руками лицо, будто отгораживалась от отцовского гнева. Потом прорыдала тихо в ответ:
– По… Поняла, пап… Ладно, я буду… Буду…
– Ну все, Лёлечка, не плачь… – обняла ее за плечи Катя, привлекла к себе. – Все будет хорошо, я тебе обещаю… Пойдем в ванную, умоемся…
Митя смотрел на них сердито и в то же время виновато. Еще и Катя глянула на него с укором – довел все-таки до слез Лёльку! Ведь просила же – будь помягче…
Умывшись и успокоившись, Лёля ушла к себе в комнату, закрыла дверь. Катя заглянула к ней через какое-то время, увидела, что дочь спит, свернувшись калачиком. Закрыла тихонько дверь, вышла на кухню. Митя сидел за столом, сцепив руки, на нее даже глаз не поднял.
– Есть будешь, Мить? Хочешь, я суп разогрею? Там еще пирог с грибами есть. Ты же любишь такой пирог? – спросила миролюбиво, чтобы разрядить обстановку.
– Да какое там… Все равно кусок в горло не полезет, – хмуро ответил Митя. – Пойду-ка я лучше пройдусь… Пивка попью в баре… А может, и покрепче чего. Мне как-то в себя прийти надо, Кать… После всех этих разговоров дурных…
