…разум и душу поглотит…
Слова кружились, вгрызались глубже, повторялись раз за разом, пока у Эми не перехватило дыхание. Будет уничтожена. Жертва. Поглотит.
Нет, это не могло быть правдой! Не могло! Кто-то бы ей рассказал. Предупредил. Ее выбор ведь поддержали даже собственные родители! Хоть кто-то бы поведал, что ее судьба – не быть единой с ками, а лишиться разума и души.
Все это ложь. Но если в руководстве все-таки говорилась правда… Эми всю жизнь посвятила тому, чтобы стать идеальным сосудом для своей ками. И через два месяца Аматэрасу воздаст ей за все жертвы тем, что уничтожит ее.
Книга выпала из онемевших пальцев. Вся жизнь Эми строилась на ужасной лжи, и камигакари никак не могла изменить свою судьбу.
Глава 6
Эми лежала на футоне и смотрела в потолок. Слезы высох-ли. Мышцы болели. Голод вгрызался в желудок.
Она тайком пронесла руководство для каннуши в свою комнату и отказалась оттуда выходить, отослав Нанако, когда та пришла поинтересоваться, почему же «госпожа» не явилась к ужину. Эми прочитала руководство от корки до корки – сотни страниц сухого описания того, как заведовать храмом. Бо?льшая часть раздела про камигакари была и так ей знакома: от особых молитв, которые возносили девочки, мечтавшие стать избранными, до точной диеты, которой Эми придерживалась последние десять лет, и защитных омамори, которые ей приходилось носить, – все было упомянуто в книге, причем предельно точно.
А значит – вряд ли в один-единственный абзац закралась ошибка. Руководство так достоверно описывало будни Эми, что она не сомневалась – копией оного пользовался сам Ишида.
И если в этой книге все верно… значит, жизнь Эми строилась на лжи.
Для нее «стать камигакари» всегда означало «стать ками». Она не знала, что именно повлечет за собой союз с Аматэрасу, однако никто даже не предполагал, что ее собственный разум при этом не уцелеет. До того, как Аматэрасу выбрала Эми, сотни юных мико питали надежду и молились, чтобы ками обратила взор именно на них. Мало кто заинтересовался бы ролью камигакари, знай они, что придется добровольно расстаться с жизнью.
Меньше чем через два месяца это произойдет с Эми. Тело продолжит существовать, но уже без нее самой. Всемогущий дух Аматэрасу ее поглотит. Уничтожит.
Первым порывом Эми было спастись от подобной судьбы. В голове пронеслись десятки отчаянных планов, однако руководство отмело все до единого. Сбежать нельзя. Во время церемонии, как объяснял автор, проходил ритуал, призванный облегчить нисхождение Аматэрасу, однако его могли провести в любом месте или, в крайнем случае, даже обойтись без него вообще. Аматэрасу ничто не остановит, она найдет Эми хоть на вершине горы, хоть на дне океана и займет ее тело.
Не спасет и попытка лишиться чистоты. Другие камигакари уже пробовали, но Аматэрасу это все равно не останавливало. Да и подобный ход лишь увеличит шансы гибели не только разума и души, но и самого тела. В любом случае девушки по имени Эми не станет – ее жизнь оборвется в восемнадцать лет.
Да и какой была эта жизнь? День за днем Эми постигала искусство мико и молилась, хранила чистоту. Не читала популярные книги, не смотрела фильмы, не пробовала интересные блюда. Ни разу не садилась за руль машины, не летала на самолете, не видела ничего, кроме храмов. Никогда не каталась на велосипеде, не спускалась на лыжах с горного склона, не делала ничего, о чем болтали девочки в частных школах. Эми любила шоколад, но последний раз ела его на седьмой день рождения – шоколадный торт, который приготовила ей мама.
По щекам вновь заструились слезы. Эми стольким пожертвовала ради того, чтобы быть идеальной камигакари… в том числе и родителями. После появления метки Эми забрали в Шион для защиты и обучения. Вначале родители часто ее навещали, однако Эми была так занята и озабочена свой новой судьбой, что иногда проводила с ними всего минут пятнадцать – а добираться к ней им приходилось немало часов. В итоге родители стали приезжать несколько раз в год, в чем Эми едва ли могла их винить. И неважно, как мало времени она им уделяла, ее мама сияла от гордости каждую минуту встречи.
Когда Эми было двенадцать, отец приехал… один. Мама сдалась после двух лет борьбы с раком. Эми даже не знала, что она больна. Мама все от нее скрывала, не желая отвлекать дочь от служения храму. Отец со слезами на глазах рассказал, что она умерла с фотографией Эми в руках. Фотографией, которую родители сделали на недавнем фестивале из толпы, ведь Эми не успела – и даже не попыталась – подойти к ним до или после представления. А потом отец ушел. Больше Эми его не видела. Она пыталась с ним связаться, но отвечал он холодно – если вообще отвечал – и заверял, что не смеет отвлекать ее от обязанностей. Подспудный смысл был ясен: Эми выбрала будущее камигакари, а не жизнь с родителями.
Она не хотела так поступать. Просто… так вышло. Она не всегда была занята, но родители приезжали, когда ее дни оказывались плотно расписаны. Она постоянно обещала себе, что в следующий раз найдет время или даже попросит Ишиду освободить ей целый день. Но этого так и не произошло. А теперь уже слишком поздно.
Слезы стекали по щекам в волосы. Раньше Эми не понимала, насколько она одинока. Мама умерла, отец не собирался прощать дочь за причиненную матери боль. Погибла и ее лучшая подруга. А из-за постоянных переездов и тревоги, что по ее вине пострадает кто-нибудь еще, Эми так и не завела ни с кем близкой дружбы.
Она села и, вытерев слезы, вытащила шкатулку. Разглядывая ее содержимое, она все больше приходила в ярость с каждым бесполезным камешком, пером и цветком, который отбрасывала в сторону. Все они были связаны со знаменательными событиями в ее жизни. И так или иначе – с камигакари. Должно же найтись хоть одно важное воспоминание, не имеющее ничего общего с храмами. Что-то вне этой паутины лжи.
Но ничего не нашлось. Эми слишком хорошо исполняла роль верной, послушной камигакари.
Осталось всего два месяца, а ей и похвастаться нечем – не сохранилось никаких особенных впечатлений. Отчаяние, нежелание мириться с такой несправедливостью встали в горле комом, не давая дышать. Неужели все? Разве это жизнь? И она оборвется через несколько коротких недель?..
Эми зажмурилась и стиснула шкатулку. Даже если можно было избежать гибели в день солнцестояния, что тогда? Воспользовалась бы Эми этим шансом? Пренебрегла бы долгом? Она ведь вызвалась сама, а бросить все накануне церемонии – страшнейший позор. Аматэрасу нуждается в сосуде. Если Эми им не станет, ками придется начать все заново с другой камигакари, ждать еще десять лет. И жизнью невольно пожертвует другая девочка.
Эми повернулась к своему маленькому алтарю. На нем стояла деревянная миниатюра храма с белыми вазами по бокам и блюдцами для подношений. А в центре – зеркальце, воплощавшее шинтай, через который Аматэрасу передавала силу во время молитвы.
Эми с детства любила Аматэрасу, самую добрую и мягкую из амацуками. Радовалась, предвкушала, что сольется с духом ками, даже зная, что наверняка утратит часть себя. Сильно ли отличалась ее настоящая участь от того, что девушка предполагала?.. Эми потеряет не часть, всю себя; это больше похоже на смерть, чем на слияние. И все же гибель грозила ей с самого начала – просто теперь из вероятной она стала неминуемой.
Однако Эми выбрала этот путь сама. Аматэрасу в ней нуждалась. А мир – в Аматэрасу. Амацуками ветра отсутствовала уже сотню лет – век нарушенного равновесия, неполного оммё, и ситуация с течением времени все ухудшалась.
Эми вызвалась сама, но ей солгали о том, что ее ждет. Она посвятила этому всю свою жизнь, но ей никто не сказал, что она не выживет. Довести дело до конца – ее долг, но ей солгали!
Резко встав, Эми уронила шкатулку с колен, и содержимое рассыпалось по полу. Эми больше не могла сидеть на месте. Не могла и стоять смирно, сжимая и разжимая кулаки. Сердито вздохнув, она выхватила из шкафа плотное хаори, а потом бросилась за дверь. Из комнаты на деревянный настил, закрытый на ночь панелями, полился мягкий свет. Остальная часть дома была погружена в темноту; до рассвета никто не проснется. Шмыгнув к выходу, Эми обулась и открыла внешнюю дверь.
С неба занавесью сыпались хлопья снега, который, скорее всего, шел довольно долго – сад был укрыт нетронутым белым ковром. Ночной мрак уже начал постепенно отступать.
Эми присела рядом с полкой и достала свои старые школьные туфли, которые положила туда вчера на случай непогоды. Сменив сандалии на туфли, Эми спустилась по ступенькам. Мокрый снег тут же пристал к подошве.
Через несколько шагов Эми замерла. Ей было нужно двигаться, угомонить бурю противоречивых чувств, чтобы мыслить ясно и разобраться в ситуации. Однако храм стал последним местом, где ей хотелось бы оказаться.
Впрочем, она все равно направилась в его сторону, подумывая, не зайти ли снова в хранилище, но вместо этого ноги понесли ее на север. Мимо дома, по манящей тропе – вернее, снежной глади между деревьями. Конюшня. Свежий воздух, открытое пространство. Куда лучше, чем душное, затхлое хранилище.
Ускорив шаг, она отправилась в лес. Благодаря снегу там было достаточно светло, а из-за безмятежной тишины и кружащих в воздухе белых хлопьев Эми казалось, что она попала в другой мир. Дом скрылся из виду, и ее окружили деревья, покрытые снегом, словно глазурью. Но, несмотря на царящее безмолвие и спокойствие, Эми никак не могла унять бурлящие внутри чувства, которые гнали ее вперед.
Лес поредел и закончился, уступая место пастбищу. Показались и темные силуэты лошадей. Эми открыла калитку и подошла к той, что поближе, – вороной с единственным белым носком на задней левой ноге. Животное навострило уши. Эми наугад решила, что перед ней мерин.
– Привет, – ласково произнесла она и протянула руку. Конь позволил ей погладить его мягкий нос, а сам принюхался, раздувая ноздри. Эми, улыбнувшись, шагнула ближе. – Какой же ты красавец!
До того, как стать камигакари, она любила лошадей и даже собиралась следующим летом поучиться верховой езде. Коней использовали во время некоторых церемоний и фестивалей – именно поэтому в храме Шираюри держали эту четверку. А как только Эми получила метку, верховая езда попала в самый верх списка слишком опасных для нее занятий: в самом деле, нельзя же камигакари рисковать переломом шеи.
– Они отобрали у меня все, – прошептала Эми, стряхивая снег с гривы коня и приглаживая ее. – Отобрали все в обмен на обещание, хотя знали, что оно не исполнится. Как они могли? Как они могли поступить так жестоко?
Эми прижалась лбом к теплой шее коня. Ее лишили всего обманом, однако роль камигакари была напрямую связана с жертвенностью. Может, истину скрыли потому, что хотели не предать Эми, а облегчить ее ношу?.. Или попросту понимали, что такая правда отпугнет всех желающих.
Эми судорожно выдохнула. Что сделано, то сделано. Она отмечена – и никак не изменит того, что случится в день солнцестояния. Такова ее судьба, таков ее долг. И пусть Эми ожидала совсем иного, она знала, что должна довести дело до конца. Выбора у нее не было.
Сжав дрогнувшие губы, она попыталась сдержать чувства, которые перетягивали ее сердце, словно канат, угрожая его разорвать. Отчаяние, покорность и страх боролись с кипящим гневом из-за предательства тех, кто подтолкнул ее к этому пути.
Конь потерся носом о плечо Эми, словно утешая. Она подняла голову и всмотрелась в его темные глаза. Она так много отдала из-за лжи. Стольким пожертвовала… а вскоре пожертвует и жизнью.
Эми замерла, глядя на коня. Волны отчаяния вдруг отступили. Может, у нее все-таки получится урвать себе глоток впечатлений. Всего один-единственный эгоистичный поступок… это ведь справедливо, верно?
Уже через минуту она обнаружила на ограде присыпанный снегом чомбур и прицепила его к недоуздку коня так, чтобы получились импровизированные поводья. Конь спокойно подошел с Эми к прямоугольному тюку сена, на который она затем забралась – и замерла с поводьями в одной руке. Сердце забилось чаще. Земля и так осталась ужасно далеко, а что будет, если сесть на спину коня?.. Кругом ни души, случись что – никто не узнает. Может, идея все-таки не так уж хороша?..
А ведь она всего лишь хотела совершить хоть что-нибудь, не связанное с ролью камигакари, хоть что-то лично для себя. И если не рискнуть сейчас, то возможности больше не будет.
Подавив страх, Эми покрепче ухватилась за гриву коня и перекинула ногу через его спину. Усесться верхом было на удивление просто. Неудобно, правда, но Эми осталась довольна. Мерин дернул ушами в ее сторону и, фыркнув, выпустил облачко белого пара.
Эми широко улыбнулась и гордо расправила плечи. Только посмотрите, она едет верхом! Ну, вернее, не едет, а просто сидит. Тоже неплохо. Она справилась! От столь мятежного поступка по коже пробежали мурашки. Эми всегда была такой послушной… Но возможность решать за себя и делать запретное удивительно пьянила! Эми погладила шею коня, стараясь растянуть это мгновение и запомнить все: тепло и мощь прекрасного животного, то, как он лениво подергивал ушами. Закрыв глаза, Эми представила, как она мчится галопом по пастбищу, как развеваются за спиной ее волосы, в лицо бьет холодный ветер, а вокруг вихрем носятся снежинки.
Помечтав еще минутку, Эми печально вздохнула. Да, она была довольна своим крошечным, но смелым приключением, однако преисполнилась невыносимой тоски о том, чего никогда не испытает. Теперь жалость Катсуо стала ей понятна. Вздохнув еще раз, Эми наклонилась, чтобы аккуратно соскользнуть обратно на тюк сена.
Конь вдруг топнул копытом и навострил уши. Эми замерла, пытаясь увидеть, что же его насторожило… и поняла, что он смотрит на калитку. Распахнутую.
Эми забыла ее закрыть!
Мерин снова всхрапнул. Эми ощутила, как напряглись его мышцы, и поспешила натянуть поводья, но не успела. Конь резко опустил голову, дергая свою наездницу вперед, и сорвался с места.
Эми взвизгнула, отчаянно цепляясь за поводья под грохот копыт. Ветер трепал ее собранные в хвост волосы. Мерин вылетел из калитки на тропу, взметая снег. Остальные три лошади заржали, как будто подбадривая собрата, который несся вдоль ограды прочь от конюшни. Эми прижималась к его спине, от страха заходясь беззвучным криком. Она дергала за поводья, но конь не обращал на это никакого внимания. Он бежал, наслаждаясь движением. Поляна кончилась, и они очутились в лесу. Закружившийся повсюду снег окрасил мир в белый. От ледяного ветра – куда более колючего, чем в мечтах Эми, – онемело лицо.
Паника вышибла из головы все мысли. Исчезло и ощущение времени. Все, на что была способна Эми, – это держаться. Мимо проносились деревья, тропа уходила все выше и выше. Мерин, казалось, прекрасно знал дорогу, ни разу не замедлился на развилках и лишь изредка слегка снижал скорость. Слева вздымалась гора, справа был крутой спуск.
Очередной поворот… и вдруг путь преградило поваленное дерево.
Конь испуганно заржал и остановился как вкопанный – а наездница, не удержавшись, перелетела через его голову.
Эми упала за лежащим стволом и забарахталась в снегу, ослепленная болью… а потом земля вдруг оборвалась. Съезжая вниз ногами вперед, Эми чудом не врезалась в деревья, которые проносились мимо темными пятнами среди листвы и снега.
Склон постепенно выровнялся, и безумный спуск подошел к концу. Эми лежала на спине, впиваясь пальцами в отсыревшие опавшие листья. Голова кружилась, на волосах таяли снежинки. Тело болело от макушки до пят.
Тяжело дыша, Эми осторожно села и поморгала. Деревья. Ее окружали зеленые сосны, разлапистые ели, спутанные ветви кленов и дубов, украшенные разноцветной листвой. В воздухе плясали снежинки, глубокие ночные тени неспешно отступали перед едва зарождающейся зарей. Земля здесь была почти ровной. Эми глянула вверх, на след, который сама же оставила в снегу, и содрогнулась – каким же крутым был склон! Она не видела ни верха обрыва, ни коня, ни тропы.
По венам растекся набирающий силу страх.
Эми очутилась в лесу, совсем одна. В северных горах. Тех самых, о которых предупреждал Катсуо. Тех, что кишат ёкаями. И никто не знал, что она покинула спальню.
Глава 7
Паниковать было нельзя. Эми понимала: паника ни к чему хорошему не приведет, а только лишит ее способности думать – крайне необходимой сейчас.
Эми сидела в снегу, не желая шевелиться, – словно верила, что, если сойти с места, все станет хуже. Она одна в лесу… Но не могла ведь она оказаться совсем уж далеко от храма?.. Жуткая, бесконтрольная скачка продлилась всего несколько минут – значит, до него не больше пары миль, верно?
Пара миль до храма. Не так уж плохо. Она дойдет за час или даже меньше, так? Может, даже никто еще не успеет проснуться. Небо посветлело, но рассвет еще не коснулся горизонта на востоке. Эми огляделась. А где вообще восток? Как найти дорогу к храму? Тропа вроде уходила на север, но затем начала изгибаться, следуя рельефу горы, поэтому вполне могла увести в другую сторону.
Внутри вновь поднялась волна паники, которую едва удалось сдержать. Эми скатилась по склону. Храм располагался у подножья горы, с юга. Значит, надо просто идти вдоль утеса.
С трудом встав, Эми отряхнулась от снега. Тело все так же болело, а мышцы вспыхивали огнем от малейшего движения, однако ничего не было сломано. Не обращая внимания на боль, Эми принялась сосредоточенно поправлять одежду и вытаскивать из волос листья. Тоненький внутренний голосок посмеялся над подобной глупостью – ишь, переживает за свой внешний вид в такое время, – однако привычные действия помогли ей успокоиться. Она взяла себя в руки.
Оглянувшись на крутой склон еще раз, Эми направилась в противоположную сторону. Надо просто идти вперед, у нее все получится. Опомниться не успеет, как вернется в храм. Под ногами хрустели листья, нарушая безмолвие леса. Эми щурилась, стараясь разглядеть дорогу среди темноты и снегопада, и крепко обхватывала себя руками.
В лесу было так тихо, что собственное дыхание казалось Эми слишком громким. Она металась взглядом по снегу – от ветки к ветке, ища в тенях движение. А потом вдруг замерла на полушаге, завидев странные следы. Всмотревшись в них, она решила, что крошечные отпечатки копыт оставил кабан. В этих горах водились дикие кабаны. Эми заставила себя отвести взгляд и зашагала дальше. Лесные животные волновали ее куда меньше, чем местные обитатели-ёкаи, но следы последних она вряд ли бы обнаружила – по крайней мере, пока не стало бы слишком поздно.
Эми огибала деревья и низкие кусты, а ее самообладание, словно стая волков, терзали безумные мысли. Да что с ней такое? Что за детские выходки? Разве то, что она сбежала из комнаты посреди ночи, а потом взлезла на спину незнакомому коню, могло что-то исправить? Стоило калечиться ради пары минут адреналина?
Что будет, если остальные заметят ее исчезновение? В комнате бардак, по полу разбросаны памятные для нее безделушки. На виду лежит как личный дневник, так и руководство каннуши. Нужно вернуться раньше, чем все это обнаружат. Если Эми успеет вовремя, никто даже не узнает, что она ходила к конюшне. А пропажу лошади спишут на порыв ветра, который распахнул калитку. Все будет хорошо.
Цепочка мыслей прервалась, стоило Эми увидеть впереди разворошенный снег. Она замерла. На земле как будто повалялся кто-то немалого размера – причем совсем недавно, судя по едва притрусившему это место свежему снегу. Неужели ёкай? Насколько он близко? Эми осмотрелась, силясь разглядеть что-нибудь. След вел вверх по крутому склону и скрывался в темноте.
А потом она увидела еще одни следы, уходящие в лес. Ее собственные. То есть это не чудовище забралось на склон, а она сама с него свалилась. Эми вышла туда, откуда начала путь.
Паника прорвалась наружу, чуть не захлестнув последние трезвые мысли. Прошла по кругу? Как же так? Она ведь была уверена, что идет прямо!
Где-то минуту Эми заламывала руки и задыхалась, но затем справилась с собой. Она встала лицом к склону, развернулась на сто восемьдесят градусов и, выбрав дерево вдали – на границе своего поля зрения в темноте, – направилась к нему. Достигнув цели, Эми повторила то же самое с другим деревом. А потом еще и еще.
Лес казался безмолвным, неподвижным, в нем царила сонная атмосфера. Сколько прошло времени? Двадцать минут? Тридцать? Размеренное дыхание Эми повисало перед ее лицом облачками пара. Не было видно ни храма, ни поляны, ни даже тропы. Землю укутывал снег, так что Эми могла наткнуться хоть на дюжину троп, сама того не ведая. Она даже не знала, по-прежнему ли спускается. Небольшие холмики и овражки мешали сориентироваться, пока Эми не запуталась окончательно. Она в отчаянии стремилась к очередному дереву и надеялась, что до сих пор идет на юг – если вообще изначально не ошиблась с направлением.
– Кар!
Эми отпрянула от неожиданности и, потеряв равновесие, чуть не упала. Она запрокинула голову, подставляя лицо холодным снежинкам. На ветке дуба сидела черная ворона. Птица наклонила клюв и снова хрипло каркнула, раскалывая лесную тишину.
– Тш-ш-ш! – зашипела Эми, но без толку.
– Кар!
Разозлившись на ворону, Эми снова опустила голову и вдруг поняла, что потеряла выбранное дерево. Она стояла посреди покрытой нетронутым снегом полянки… и не представляла, куда дальше двигаться.
– Кар, кар, кар!
– Да тише ты! – прорычала Эми, ссутулив плечи.
Какое же дерево?.. Эми была почти уверена, что никуда не поворачивала, но ведь подпрыгнула же она на два фута от испуга. Оглянувшись на свои следы, Эми попыталась понять, шли они по прямой или чуть заворачивали влево.
– Кар, кар, кар!
Эми стиснула зубы. Птица вдруг умолкла.
Не сдержавшись, Эми вновь посмотрела вверх. Ворона, застыв, словно статуя, уставилась на деревья справа. Тишина давила. Сердце колотилось в груди, по венам растекался страх – новый, не такой, как прежде. Страх, что змеей скользил по земле, обвивал кольцами лодыжки, тянулся холодом к сердцу.
Однажды Эми его уже ощущала – в день, когда погибла Хана.
Отшатнувшись, она сунула правую руку в левый рукав кимоно и вытащила из крошечного кармашка свои офуда. Эми дрожащими пальцами развернула их веером и вгляделась в темные надписи.
Между деревьями, на которые смотрела ворона, треснула ветка. И послышались тихие, едва слышные шаги – кто-то бежал.
Причем бежал в сторону Эми.
Она рухнула на колени и очертила себя по снегу кругом. Топ-топ-топ – доносились шаги зверя, который даже не пытался притаиться. Тьма вдруг стала непроглядной. Каждая тень, казалось, таила угрозу. Эми стиснула офуда, невольно их сминая, неспособная в приступе паники вспомнить, который из них создает барьер. Подобные чары применялись в крайних случаях, ведь они были сложными и требовали много ки. Топ-топ-топ. Все ближе и ближе… слишком близко!
Кусты неподалеку взорвались снегом – сквозь них кто-то пронесся на огромной скорости, и к Эми бросилось белое пятно. Она даже не успела поднять офуда – что-то врезалось ей в грудь и опрокинуло на спину. Офуда вылетели из руки.
Охнув, Эми перекатилась, чтобы оказаться к противнику лицом. Крик застрял в горле.
Существо распростерлось на земле, его грудь тяжело вздымалась, а тело с головы до лап было в снегу. Вскочив, оно встряхнулось – во все стороны полетели комья снега вперемешку с листвой. Эми моргнула, силясь собраться с мыслями.
Это была лиса. Не чудовище, а белая лиса. Она повернула к Эми голову, насторожив большие пушистые уши.
