– Ну хорошо, ее обвиняют в нескольких преступлениях. Но разве у нее нет защитника?
– Был. Только он свою работу не выполнил.
Я потер подбородок.
– Значит, она хочет нового адвоката?
Бобби покачал головой.
– Не она. Я.
– Простите, я что-то не понимаю. Вам самому нужен адвокат? Или вы полагаете, ей нужен новый?
– Последнее.
– Почему же вы хотите другого адвоката, а она нет? Лучше не навязывать людям, что именно им нужно. Большинство могут сами о себе позаботиться.
Бобби сглотнул, взгляд опять стал жестким, как раньше.
– Только не моя сестра. Она никогда не умела заботиться о себе. О ней всегда заботился я.
Стало быть, ответственный брат. Неплохо. В мире таких слишком мало. Или нету вообще.
– Послушайте, – сказал я. – Коль скоро ваша сестра дееспособна, вы не вправе вмешиваться и организовывать для нее защиту. Фактически вы оказываете ей медвежью услугу. Лучше пусть она сама решает.
Бобби наклонился вперед, облокотился о мой стол. Я не выдержал его дыхания и отодвинулся подальше. – Вы меня не слушаете, – вздохнул он. – Я сказал, моя сестра никогда не умела заботиться о себе. Не умела. Прошедшее время.
Я ждал, толком не зная, что будет дальше.
– Она умерла, – сказал Бобби Т. – Полгода назад.
Застать меня врасплох очень трудно, почти невозможно. Но Бобби Т. сумел. И от него не отмахнешься, он ведь не пьян и не под кайфом.
– Ваша сестра умерла? – осторожно переспросил я.
Бобби Т. кивнул, явно обрадованный, что я наконец-то понял.
– Тогда вы все-таки должны объяснить, зачем пришли сюда. Покойникам защитники не требуются.
– Моей сестре нужен защитник. – Голос у Бобби дрогнул. – Какая-то сволочь ложными обвинениями разрушила ее жизнь, и я хочу, чтобы вы помогли мне это доказать.
Настал мой черед покачать головой.
Тщательно подбирая слова, я сказал:
– Бобби, вам надо обратиться в полицию. Я адвокат и расследованием преступлений не занимаюсь. Я…
Бобби треснул кулаком по столу, и я невольно подскочил.
– Да мне по барабану, чем вы там, по-вашему, занимаетесь. Послушайте-ка меня. Я уверен, вы поможете моей сестре. Потому и пришел. Вы же сами говорили, я слышал. По радио.
Я удивился:
– Вы слышали, как я говорил по радио, что хочу помочь вашей сестре?
– Вот именно, вы сказали, что любой адвокат мечтает о такой подзащитной, как она.
Мало-помалу до меня дошло, о чем он толкует. И кто его сестра.
– Вы – брат Сары Техас, – сказал я.
– Телль! Ее фамилия Телль!
Горячность в его голосе заставила меня отпрянуть. Он поспешно сменил тон, повторил:
– Вы сказали, что хотите помочь ей. Сказали по радио. Значит, вправду так думали.
Ах ты черт.
– Это было интервью по поводу актуальных уголовных преступлений. – Теперь я старался держаться дружелюбно. – Просто я неловко выразился. Глупо получилось. Дело вашей сестры было весьма необычным. Потому я и сказал, что это мечта любого юриста.
Я и сам толком не верил, что это правда.
Передо мной сидел брат женщины, которая созналась ни много ни мало в пяти убийствах, а потом, получив увольнительную, за день до суда сбежала от конвоя и покончила с собой.
– Я помню ваши слова, – сказал Бобби, – потому что слушал это интервью не один раз. Оно выложено в интернете. Да и справки о вас я навел. Вы умелый адвокат.
Надо же, каков льстец.
Умелым меня назвал.
С этим я, понятно, не мог не согласиться.
Умелый, но не настолько, чтобы воскрешать мертвых.
– Боюсь, вам придется примириться с реальностью. Вашу сестру обвиняли в очень тяжких преступлениях. И она созналась, Бобби. Глядя прямо в глаза дознавателю и прокурору, сказала, что всех этих людей убила именно она. Сначала двоих, когда работала няней в Техасе, в Штатах. Потом еще троих здесь, на родине, в Швеции. Улики были веские и остались таковыми. Вы уже ничего не можете для нее сделать.
Он долго молча смотрел на меня, потом наконец проговорил:
– Она лгала. Не убивала она этих людей. И у меня есть доказательства.
Я устало развел руками. И только затем сообразил, что? следовало сказать с самого начала:
– Если у вас есть информация, указывающая на невиновность вашей сестры, вам надо идти в полицию. Немедля. Ведь это означает, что убийца кто-то другой и его необходимо остановить.
Когда я сержусь или нервничаю, ноздри у меня раздуваются. Как у коня. Люси сказала мне об этом чуть ли не сразу после знакомства и, если б видела меня сейчас, наверняка бы расхохоталась.
– Вы понимаете, о чем я говорю, Бобби? Вам надо идти в полицию.
Окаянный дождь барабанил по окну у меня за спиной с такой яростью, что мне казалось, еще немного – и стекло не выдержит.
Бобби, видимо, тоже нервничал.
– Я там уже был. Они меня не слушали. Ни когда Сара была жива, ни потом.
– Сходите еще раз.
– Да им начхать.
– Возможно, так кажется, но поверьте: они слушают. И если решают оставить ваш рассказ без внимания, то потому, что считают его неинтересным. И с этим вы должны примириться.
Бобби стремительно вскочил, даже стул опрокинул. Лицо его, до сих пор бледное, побагровело.
– Я никогда не примирюсь с тем, как они поступили с Сарой. Никогда!
Я тоже встал.
– Откровенно говоря, тогда я не знаю, что вам делать. Ведь я вам помочь не могу.
На секунду мне показалось, что сейчас Бобби вмажет мне в челюсть, но, похоже, он сумел обуздать бешенство. Потом расстегнул пиджак, достал из внутреннего кармана сложенный листок бумаги, протянул мне:
– Вот.
Я нерешительно взял листок, развернул.
– И что это? – спросил я, прочитав, что там написано.
– Доказательство ее невиновности, – сказал Бобби.
Я перечитал бумагу еще раз.
Вроде как билет, автобусный или железнодорожный. С английским текстом:
Houston to San Antonio
5.30 PM
Friday 8 October 2007
Я отчаянно старался подавить досаду. Нет у меня времени на подобную чепуху.
– Автобусный билет, который кто-то купил, чтобы отправиться из Хьюстона в Сан-Антонио в полшестого вечера в пятницу восьмого октября две тысячи седьмого года. Это и есть доказательство, что ваша сестра невиновна?
– Билет не автобусный, а железнодорожный, – сердито поправил Бобби, будто разница была принципиальной. – Как я погляжу, дело моей сестры вам пока не очень знакомо. В пятницу восьмого октября две тысячи седьмого года произошло первое убийство, в котором обвиняли Сару. Жертва скончалась в восемь вечера. В городе Галвестон, в Техасе. Но моя сестра не могла совершить это убийство, потому что ехала тогда на поезде в Сан-Антонио. У вас в руках ее билет.
Я не знал, с чего начать. Ведь билет ничего не доказывал. Она вполне могла отказаться от поездки железной дорогой. Если билет вообще ее.
– Где вы его взяли? – спросил я, помахав билетом.
– У подружки Сары, у Дженни. Она тоже работала няней. В том же городе, что и Сара. Она ходила с этим билетом в техасскую полицию, но они его не взяли. И в конце концов она переправила его мне, а я показал его нерадивому сестрину адвокату.
Ну что тут скажешь?
Да, я действительно не вникал в подробности дела Сары Телль, ознакомился с ним лишь в общих чертах. Улики против нее были очень веские. Материалов у обвинения хватало с избытком. Билет совершенно ничего не доказывал.
Но я понимал, что с пустыми руками Бобби отсюда не уйдет. Ему нужна надежда. Как и всем, кто переступает порог моей конторы.
И я поступил так, как поступаю обычно, когда нет иного выхода.
Солгал:
– Ладно, Бобби. Вот что мы сделаем. Оставьте мне билет и номер вашего телефона, а я обещаю вникнуть в вашу проблему. В конце недели, скажем в воскресенье, я вам позвоню и сообщу, намерен ли я работать с делом вашей сестры. И если решу, что не намерен, вам придется это принять. Согласны?
Я протянул ему руку.
Он долго колебался, но все же пожал ее.
– Согласен.
Записав на листке свой телефон, он наконец убрался из моей конторы. А сам я так и сидел со старым железнодорожным билетом в руках. О невиновности Сары Техас речи быть никак не может. И даже если она невиновна, это уже не имеет значения, ведь она мертва, нет ее в живых.
Я выдвинул верхний ящик стола, сунул туда билет.
Через час у меня встреча с Люси, а она наверняка не ляжет со мной в постель, если я не приму душ. Так что лучше поспешить домой.
Тут дверь конторы снова открылась – опять Бобби.
– Еще две вещи, – сказал он. – Во-первых, как я уже говорил, у Сары был адвокат. Только он свою работу не выполнил. Будете читать дело, сами увидите. Подкачал он.
– Почему вы решили, что подкачал?
– Он кой-чего знал, но никому не говорил. Знал про билет, который я вам дал. Ну и всякие другие вещи.
Терпеть не могу людей, которые говорят загадками. Терпеть не могу игры. Я играю с одной только Беллой. Ей четыре года, и она пока что верит в гномов.
– И что же, по-вашему, он знал?
– Потолкуйте с ним. Тогда и поймете. Больше я ничего не скажу.
Его риторика действовала мне на нервы, но я не стал продолжать спор.
– А что еще? Вы сказали, что хотите сообщить две вещи.
Бобби сглотнул.
