– Однозначно.
После этих слов Стелла отбросила все сомнения. Она решила, что познакомится с матерью Сэмми.
Джонас смотрел на это иначе. И был категорически против.
– Это превратится в вечную перепасовку. Девчонка сама не знает, чего хочет. Сегодня так, завтра эдак… Что нам делать, если однажды она объявится у нашего порога, потому что в ней вдруг пробудились материнские чувства?
– После испытательного срока усыновление получит силу. Она уже ничего не сможет сделать.
– В юридическом смысле. Но она может нас терроризировать. Постоянно звонить, попадаться на глаза. Захочет видеть его. Попытается шантажировать тебя слезами. Мы же всё это уже обсуждали, Стелла. Мы не просто так предпочли анонимное усыновление.
– Да. Но теперь ситуация изменилась. Мы должны изменить свою позицию, у нас нет другого выхода.
– Есть. Мы можем дождаться другого ребенка.
– Мы почти целый год ждали Сэмми!
– Значит, подождем еще один год. Это не так уж и долго. Может, все получится даже быстрее.
Стелла была твердо намерена не плакать, но в глазах у нее уже стояли слезы.
– Я не могу больше ждать, Джонас. Мы шесть лет пытаемся завести ребенка, и нас преследуют одни разочарования. Это какая-то война на истощение. И я больше не вынесу, у меня просто нет сил. К тому же я полюбила Сэмми. Он был здесь, я держала его на руках. Я не могу просто сказать: «Ладно, возьмем другого ребенка». Так не получится. Я не смогу.
Джонас уступил. Он почувствовал, в каком она отчаянии. Понял, как она вымотана. И сам он был измотан, не в силах больше выносить споров по этому поводу.
Все обернулось как нельзя лучше, так что даже Джонас перестал сомневаться. Они познакомились с биологической матерью, шестнадцатилетней Терезой Малиан из Труро, графство Корнуолл.
– Пожалуйста, зовите меня Терри. Могу я звать вас просто Стеллой?
Стелла была согласна на любые уступки. Речь шла только о Сэмми. Она пригласила Терри в Кингстон, к себе домой, показала комнату Сэмми, его игрушки и одежку. Терри расплакалась.
– Ему будет хорошо с вами, я это вижу. Вы хорошие люди.
От Стеллы не укрылось облегчение девушки. Нежелательная беременность повергла жизнь Терри в полнейший хаос. В сущности, она с самого начала не видела иного выхода, кроме как отдать ребенка в другую семью и вновь обрести свободу. Теперь, убедившись, что Сэмми окажется в хороших руках – лучших, Стелла, честно, лучше просто быть не может! – Терри выказала непоколебимость, и ее решение было окончательным: не давать заднего хода до конца испытательного срока.
Усыновление маленького Сэмюела Малиана вступило в юридическую силу. Теперь это был Сэмюел Крейн, ребенок Стеллы и Джонаса.
И до этого самого дня они ничего не слышали о Терри. Почти забыли о ее существовании…
– Мамочка, ты вообще меня не слушаешь! – возмутился Сэмми.
Стелла уже и не пыталась делать вид, что слушает.
– Мне нужно срочно позвонить папе. Я ненадолго, солнышко. И будем дальше обдумывать твою вечеринку.
С другой твоей мамой и ее новым другом в качестве почетных гостей.
Стелла прошла в гостиную. Сердце гулко колотилось в груди. Кто-то должен был сказать ей, что она волнуется понапрасну.
Джонас ответил практически сразу, как если бы уже держал телефон в руке.
– Я вот тоже собирался тебе позвонить. Как раз говорил кое с кем из киностудии. Что ты думаешь насчет отпуска, на пару недель в конце мая – начале июня? Среди болот Йоркшира? В полном уединении, и в этот раз я не стану брать с собой работу. Ни ноутбука, ни телефона, ничего. Этот человек из киностудии, тоже сценарист, сдаст нам свой дом. Тот словно создан для таких перезагрузок. Что скажешь? Доктор Бент сказал, что мне…
Стелле было не интересно, что сказал доктор Бент, а болота Йоркшира интересовали ее и того меньше. Она прервала его словесный поток.
– Джонас, она звонила. Десять минут назад. Терри Малиан. Она хочет навестить Сэмми в день рождения.
Несколько секунд Джонас хранил молчание. Казалось, ему действительно потребовалось время, чтобы вспомнить, о ком говорила Стелла. Хотя возможно, он не мог так сразу перенестись из своих болот обратно в будничный мир.
– Так, – промолвил он наконец, – ладно.
– Ничего не ладно, Джонас. Я опасаюсь, что она… Ну что это вообще значит? Что ей нужно?
Джонас не дал ей договорить.
– Не волнуйся, Стелла. Уверен, она только этого и хочет: просто навестить, и ничего больше. Пять лет ей не было до этого дела, а тут вдруг осенило. Ничто не связывает ее с Сэмми, и вряд ли это изменится за один-единственный вечер. Готов поспорить, после мы еще как минимум лет пять о ней не услышим.
– У нее новый друг. Она приедет с ним. Джонас… откуда у меня такое скверное предчувствие?
– Потому что ты видишь в ней соперницу, – ответил Джонас. – И от этого тебе не по себе. Все будет хорошо, Стелла. Поверь мне.
И только позднее, по прошествии многих недель, он признался, что ему тоже стало тогда не по себе. И появилось дурное предчувствие, которое он, однако, тотчас подавил.
Суббота, 3 мая
1
Старший инспектор Калеб Хейл стоял в зале прилета аэропорта Лидс-Брэдфорд и всматривался в поток прибывших пассажиров, текущий через автоматические двери терминала. Самолет «Британских авиалиний» совершил посадку двадцать минут назад, и Кейт уже должна была бы появиться. Впрочем, она наверняка еще ждет свой чемодан… Кейт сказала по телефону, что останется на какое-то время, так что вряд ли ограничилась только ручной кладью.
Калеб надеялся, что распознает Кейт Линвилл. Они уже виделись как-то раз, несколько лет назад, но в памяти сохранилось лишь общее впечатление, что вряд ли можно было найти человека более невзрачного. Типичная серая мышь, маленькая, худая и робкая. Оставалось только уповать на то, что память всколыхнется в тот момент, когда он приметит ее в толпе.
Калеб уже жалел о своем спонтанном предложении встретить ее в аэропорту и отвезти в Скалби. Но, разумеется, менять что-либо уже поздно. И, наверное, это было наименьшим, что он мог сделать для дочери своего бывшего коллеги, жестоко убитого в феврале. Возможно, даже должен был сделать.
С другой стороны, именно это его и тревожило. До какой степени эта женщина травмирована? Она была ему коллегой – детектив-сержант из Скотланд-Ярда – и в некотором смысле имела опыт с преступлениями насильственного характера. Но все обстояло иначе, когда нечто подобное затрагивало близкого человека. Насколько знал Калеб, у нее никого больше не оставалось, кроме отца. Кейт не состояла в браке – во всяком случае, так было в их последнюю встречу – и вообще создавала впечатление одинокого человека.
Калеб собирался доставить ее домой – в дом, где она выросла. Где пытали и убили ее отца.
Старший инспектор опасался, что Кейт расклеится, впадет в истерику, – и он не сообразит, как поступить. Не то чтобы подобные ситуации были для него чем-то новым. Ему не раз приходилось сообщать ужасные новости родственникам жертв. Но теперь все было иначе. Сейчас речь шла о дочери прежнего коллеги. И Калеб, как ни сопротивлялся, в душе чувствовал личное участие, и от этого живот у него сводило судорогой.
Он узнал ее сразу, как только Кейт показалась в дверях. Она несла в одной руке сумку и катила за собой чемодан. Тусклые волосы были собраны в хвост, отчего ее бледное лицо казалось даже более истощенным, чем прежде. Впрочем, не исключено, что Кейт просто потеряла в весе, что не очень-то удивляло. Калеб содрогнулся от одной мысли, что мог потерять кого-то из близких столь чудовищным образом, каким она потерялаотца.
Старший инспектор двинулся в ее сторону.
– Мисс Линвилл? – Он помедлил в замешательстве. Все-таки они были едва знакомы. – Сержант?
Она протянула ему руку.
– Кейт.
При этом не улыбнулась. Вообще ее можно было отнести к тому типу людей, которые просто не умеют улыбаться.
– Калеб, – ответил он, пожал ей руку, после чего взял у нее сумку и чемодан. – Пойдемте, я оставил машину тут неподалеку. Хорошо долетели?
– Да, вполне, – ответила Кейт.
Калеб задумался, всегда ли у нее было такое каменное лицо, но не мог вспомнить. Она приезжала в Йоркшир в феврале, сразу после убийства отца, но старшего инспектора при этом не было. Он только в марте выписался из клиники – по официальным данным, проходил длительный курс реабилитации после шунтирования. Так было условлено с руководством. Только ближайшие коллеги знали, что никакой операции ему не делали. В декабре после очередного тяжелого срыва врач ясно дал ему понять: или он напрочь завяжет с алкоголем, или жить ему останется всего ничего. Впервые Калеб осознал, насколько все серьезно. Он понял, что стоит на краю обрыва, и если не отступит, то полетит в пропасть. Ему повезло, что врач был с ним предельно откровенен, и руководство дало ему второй шанс. Калеб понимал, что причиной тому послужило число успешно завершенных расследований. Он был одним из лучших, и потому его пытались удержать в строю. Под действием алкоголя Калеб творил невероятное. Будет ли он так же хорош без спиртного, оставалось под вопросом.
По возвращении на службу ему поручили дело Ричарда Линвилла. Примерно раз в неделю Калеб созванивался с Кейт – и уже по этим разговорам чувствовал, с каким предубеждением воспринимает его эта женщина. Она была явно не в восторге от того, что расследование доверили человеку, который всего пару недель как вернулся в строй. Калеб заверял ее, что двое лучших его сотрудников, детектив-констебль Джейн Скейпин и детектив-сержант Роберт Стюарт, с которым Кейт познакомилась вскоре после убийства, проделали отличную работу и предоставили ему все необходимые материалы. Он мог включиться в расследование, как если бы вел его с первого дня.
Кейт смотрела на это иначе. И, вероятно, ей не внушало доверия его общее состояние. Конечно, девушке не хотелось, чтобы убийством ее отца занимался человек, который – по ее сведениям – совсем недавно выписался из больницы после сложной операции и которому врачи наверняка рекомендовали беречь себя и по возможности избегать стресса.
Впрочем, истина смутила бы Кейт еще сильнее…
Калеб сложил сумки в багажник. Они сели в машину, и он запустил мотор. Медленно выруливая с парковки, спросил:
– Надолго вы приехали?
– У меня очередной отпуск, и в дополнение я взяла неоплачиваемый. Пробуду, наверное, шесть недель. Посмотрим. Может, и подольше.
– Шеф согласился отпустить вас на шесть недель?
Кейт кивнула.
– Он учел особые обстоятельства. Все равно я… после всего, что случилось… ну, немного не в себе. Думаю, коллеги только рады, что я на какое-то время исчезла.
– Вы уже решили, как быть с домом? Он ведь теперь принадлежит вам.
– Пока не знаю. Собственно, поэтому я и взяла паузу. Мне надо подумать, как теперь быть. Это все… просто кошмар какой-то.
Последние слова она произнесла очень тихо. Калеб бросил на нее взгляд. Кейт побледнела еще сильнее. Она действительно выглядела до ужаса жалкой и больной.
Калеб осторожно спросил:
– Вы уверены, что… ну, действительно хотите жить в этом доме? С ним связаны многие воспоминания, и потом это ведь место, где… все произошло.
– Но это мой дом. Конечно, я буду жить там.
Ему это казалось не вполне разумным, однако он ничего не сказал. Некоторое время оба хранили молчание. Они выехали из Лидса и повернули в сторону побережья.
– Есть что-то новое по делу? – спросила Кейт.
Этот вопрос она первым делом задавала при каждом телефонном разговоре. Единственное, что ей хотелось знать: кто преступник? Или их было несколько? Для чего кому-то понадобилось совершать такое? Почему Ричарду Линвиллу пришлось умереть таким чудовищным образом? Разыскать виновных и отправить их за решетку – только это стремление и поддерживало в ней жизнь. Помогало не впасть в депрессию. И хотя бы на какое-то время сохраняло ее душевное состояние. Калеб не мог сообщить ей ничего принципиально нового, и все же у них появился кое-какой ориентир.
– Но мы пока не знаем, действительно ли это имеет отношение к делу, – поспешил предупредить он.
– И что же это?
– Тогда констебль Скейпин сразу же инициировала опрос местных жителей, однако это не дало результатов. Но у нас появилась еще одна свидетельница – подруга одного из жителей, которая за несколько дней до убийства была в Чёрч-Клоуз. Она утверждает, что видела темно-зеленый «Пежо» вечером девятнадцатого февраля, и машина показалась ей подозрительной.
– Подозрительной? В каком смысле?
– Машина несколько раз проехала через квартал. Мы проверили: никто из местных жителей не водит «Пежо» или похожую машину темно-зеленого цвета – если вдруг свидетельница неверно определила марку. У нее возникло впечатление, будто кто-то искал нужный адрес, и поначалу она не увидела в этом ничего необычного. Странным ей показалось, когда машина в третий раз свернула к Чёрч-Клоуз, проехала до самого разворота и обратно. Она еще подумала, что водитель должен был бы определить, по нужной улице он едет или нет. Впрочем, это не показалось ей настолько странным, чтобы кому-то рассказывать.
– И что изменилось? Почему она объявилась только теперь?
– Все оказалось не так просто. Эта женщина замужем, и у нее связь с неженатым мужчиной в Чёрч-Клоуз. Она не хотела привлекать внимание, боялась, что всем станет известно об этой ее интрижке. В конце концов ее заела совесть, и потому она со своим дружком обратилась к нам. Само собой, слишком поздно.
– Вы разговаривали со свидетельницей?
Калеб кивнул.
– Да. Однако не узнал ничего сверх того, что рассказал вам. Она абсолютно уверена в том, что видела. Но, к сожалению, не запомнила даже части номера.
Кейт стиснула кулаки.
– Поздно. Слишком поздно! Если б эту женщину удалось допросить сразу, в тот же день, возможно, в памяти что-нибудь и всплыло бы, а так…
– Кейт! Вашего отца обнаружили только двадцать третьего. А до этого… так или иначе, расследование еще не началось.
Кейт, промолчав, отвернулась и стала смотреть в окно. Калеб догадывался, что она раздумывает о тех ужасных мгновениях двухмесячной давности. Это произошло в воскресенье, двадцать третьего февраля. В полдень соседка Ричарда Линвилла заметила, что бутылка с молоком, оставленная утром перед его дверью, до сих пор стоит там. Когда Линвилл куда-то уезжал, то всегда предупреждал ее и оставлял ключи, чтобы она могла полить цветы в доме. У нее был номер Кейт в Лондоне, на случай если что-нибудь стрясется, и она позвонила ей. Позднее соседка рассказывала констеблю, что Кейт не на шутку встревожилась и попросила постучать в двери или заглянуть в окна – может, та смогла бы увидеть Ричарда. К тому времени Кейт уже начала волноваться, потому что отец, против своего обыкновения, не позвонил ей в ни субботу, ни утром в воскресенье. Она сама звонила ему несколько раз, но слышала лишь автоответчик.
Соседка позвонила в дверной звонок, постучала по двери, но ответа так и не дождалась. Тогда она прошла в сад и обогнула дом. Еще прежде, чем увидеть взломанную дверь столовой, женщина заглянула в окно, и взору ее открылось жуткое зрелище: посреди кухни стоял стул, а на нем сидел, очевидно, связанный человек. Обмякшее туловище наклонилось вперед, поэтому соседка не разглядела пакета на голове жертвы. Наконец она обратила внимание на выбитую дверь в трех шагах от себя, но к тому моменту способна была только кричать.
Позднее врач заключил, что Ричард Линвилл был жестоко избит и задушен.
– Эта свидетельница смогла дать описание водителя «Пежо»? – спросила Кейт. Она говорила деловито и сдержанно, но это давалось ей с явным трудом.
Калеб и рад был бы дать ей надежду, но не мог перевирать факты.
– К сожалению, нет. Ей показалось, что за рулем был мужчина.
Кейт тихо простонала.
– Это ничего не даст.
– Нет, но мы и не знаем, имеет ли эта машина вообще какое-то отношение к убийству. Не стоит сокрушаться, если мы не продвинемся в этом направлении.
– Моего отца, вероятно, выслеживали. Нападение на него, скорее всего, было спланировано и тщательно подготовлено.
– Из этого мы и исходим. Что это не простое ограбление, при котором ваш отец пытался помешать преступникам. Слишком…
