– Тебе нужно подумать о своем поведении, Лейла, – произношу мягко, приподняв подбородок девушки. – Сделать выводы, осознать, что любопытство допустимо только в разумных пределах. Разве я когда-то позволял себе забраться в твои личные вещи?
– Нет, Джамаль-джан, – отрицательно качает головой Лейла.
– Разве я сомневался в том, что ты любишь меня и верна мне?
– Нет.
– Разе я когда-то был жесток и груб?
– Нет, никогда.
– Тогда сделай так, чтобы мне никогда не захотелось сделать ничего из того, что я перечислил, – прохладно говорю я и, потрепав девушку по щеке, неторопливо направляюсь к лестнице.
Как я и предполагал, Аида ждет меня в постели. Обнажённая медноволосая красавица чувственно улыбается мне, приподнимаясь на разбросанных по кровати подушках. Небольшой рост вполне компенсируется длинными ногами, округлыми бедрами и очень тонкой талией. Грудь небольшая, но форма идеально подходит для наполнения мужской ладони. Маленькие соски очень чувствительны к ласке как грубой, так и нежной… Скромность и робость Аида сбрасывает вместе с одеждой, едва переступив порог моей спальни. Лейла была бы неприятно удивлена, узнав, что тихая и незаметная вторая жена, которую она не воспринимает как соперницу, способна вытворять в постели вещи, которые бойкой и страстной Лейле как в жизни, так и в сексе и в голову бы не пришли. И, если первый раз я женился из чувства долга, то второй… второй раз все было иначе.
Кинув футболку на пол, я медленно приближаюсь к постели, глядя не в немигающие серые глаза Аиды. Есть в них нечто запредельное, иногда пугающее до жути. Холодные серебристые с черными непроницаемыми зрачками, хранящими в своих глубинах печаль и что-то еще, неподвластное моему пониманию. Еще одна неразгаданная тайна, но я никогда и не стремился раскрыть ее до конца. Она будит во мне противоречивые эмоции, сильно отличающиеся от тех, что вызывает Лейла. Робость и покорность Аиды иногда приводят меня в ярость, беспрекословное послушание вызывает раздражение, тихий спокойный голос – желание встряхнуть и заставить наконец заговорить собственными словами, а не теми, что от нее хотят услышать. Лейла может спорить, устраивать сцены ревности и капризничать – я даже бровью не поведу, но Аида… Словно Шайтан в меня вселяется, когда мы оказываемся наедине. Возможно, все дело в том, что серые глаза ассоциируются у меня с женщиной, которую я бы предпочел забыть, но иногда еще вижу в кошмарах. Невозможно стереть из памяти тот хладнокровный выстрел в слепого мальчишку муэдзина, надменную самоуверенную ухмылку на накрашенных губах, ледяной равнодушный взгляд в тот момент, когда ее подельники избивали меня, вытащив из раскалённой клетки, чтобы потом обезумевшего от жары, боли и жажды бросить обратно. Я никогда не мог предположить, что в женщине может умещаться столько жестокости. Аллах создал женщину, чтобы она дарила мужчинам сыновей и дочерей, а не для ненависти и войны. Очнувшись в госпитале Анмара спрашивал у Таира Кадера, что случилось с той сероглазой шармутой, и он ответил, что военные уничтожили всех. В обратном случае я нашел бы ее и пристрелил лично.
– Что мой муж желает сегодня? – приглушенным шепотом спрашивает Аида, грациозно смещаясь на край кровати. Прижимается щекой к моему прессу, ласково скользнув ладонями вверх, оглаживая грудные мышцы. – Как же я скучала по тебе, Джамаль, – вздыхает она, и в следующее мгновение я чувствую прикосновение ее теплых губ к моей коже. Каштановые локоны закрывают изящную спину почти до талии, рассыпавшись густыми вьющимися прядями. Запустив в них пальцы, собираю их на затылке и грубо оттягиваю назад, запрокидывая лицо девушки. Она встает на колени, обвивая руками мои плечи, в темных зрачках плещется вязкое темное желание, и я мгновенно реагирую на него. Горячая кровь устремляется к паху, заставляя член пульсировать от напряжения. Я не мог остановить свой выбор на Лейле сегодня. Даже если бы она не сунула свой нос в мою мастерскую, я позвал бы Аиду. Только она способна дать мне сейчас то, что требует разгневанный пробудившийся дракон, загнанный в клетку. Я на пороге войны, все инстинкты оголены, тело и разум жаждут не нежности и ласки, а жёсткого животного насыщения. Лейла никогда не сможет удовлетворить этого зверя. А я не выношу женских истерик и слез.
– Покажи, как ты скучала, Ида, – хрипло требую я, сжимая ее волосы сильнее, тяну назад, пока в уголках глаз не собираются слезы. Резко отпустив, хватаю ее за скулы, сдавливая до синяков. Она приоткрывает блестящие соблазнительные губы, между которыми мелькает розовый язычок. Маленькая змея будет извиваться и биться подо мной и позволит мне вытворять с ее телом все, что заблагорассудится.
– Аллах свидетель, я считала минуты. И он вознаградил меня за ожидание, – сдавленным голосом произносит Ида. Я ослабляю хватку, мягко погладив подушечками пальцев следы, оставшиеся на скулах. Внутри растет ощущение предвкушения дикой вакханалии, которую мы разделим на двоих этой ночью. Глаза девушки вспыхивают от вожделения, но она быстро прячет выражение триумфа и ликования под покорно опустившимися ресницами. Я знаю, что Аиде нравится все, что я заставляю ее делать. И она будет намеренно громко кричать, чтобы Лейла захлебнулась от обиды и ревности. Робкие тихие девочки умеют бить особенно сильно, выжидая наилучший момент для удара, чтобы смаковать по кусочку свою месть, наслаждаться ею. Однажды я спросил у Иды, отчего она так громко стонет: от удовольствия, боли или из желания утереть нос Лейле. Ее ответ меня позабавил.
Когда ты рядом, сайиди (с араб. мой господин), не имеет значения, что я чувствую – боль или наслаждение, мне хочется, чтобы весь мир знал, что ты мой сейчас.
Ей удалось и не польстить мне, и не унизить соперницу, и не дать ни одного прямого ответа на заданные вопросы, но в то же ремя она тонко намекнула, что все три моих предположения отчасти правдивы.
Три года назад в забытом Аллахом горном посёлке Черук, наполовину поглощённым песками Махруса, рыжеволосая Аида поклялась, что станет самой послушной и нетребовательной женой для меня, что будет исполнять беспрекословно все мои желания… Любые, даже самые дикие. И она сдержала слово.
Глава 2
Беги, беги за Солнцем, сбивая ноги в кровь. Беги, беги, не бойся играть судьбою вновь и вновь.
Джеймс О'Барр.
Эрика
Сутки назад. Асад.
Может быть, Престон был прав, когда сказал мне, что я не создана для этой работы.
Но осознала я это, мать его, только в тот момент, когда на одном из мероприятий, запланированных для привлечения внимания Видада, отлучилась в туалет, оставшись без покровительства Хассана.
В лучших традициях банальных триллеров на меня напали со спины и, скрутив запястья на пояснице, до боли сцепили наручниками.
Моей первой реакцией было – истошно закричать, и не только истерики ради, а для того, чтобы электронные часы считали мой пульс и записали крик, являющийся сигналом для оперативной группы. Я действовала строго по плану и была готова к внезапному нападению: профессиональная охрана, приставленная ко мне, не позволит ублюдкам Видада или деятелям «Шатров Махруса» нанести вред агенту, для которого они должны были стать спасительной тенью, мгновенно реагирующими хранителями. Заткнули меня довольно быстро – молчаливые похитители бесцеремонно заклеили мне рот липкой дрянью, напоминающей по ощущениям скотч, и нацепили плотный тканевый мешок на голову. Помню, как удушливая резинка врезалась в шею, не позволяя нормально дышать. Я отчаянно вбирала воздух в легкие, вдыхая через нос, стараясь не паниковать и постоянно напоминала себе, что «все идет по плану». Шершавая ткань насквозь провоняла кровью, слезами и отчаяньем прежней жертвы, чье лицо было объято этим орудием пыток.
После нападения Мааба, мой натренированный организм стал острее реагировать на подобные вторжения в личное пространство, и какая-то часть меня сотрясалась от ужаса, вспоминая каждую грубую, похабную, пачкающую меня манипуляцию «ядовитого любовника». Несколько мучительных секунд я провожу в агонии, вспоминая о том, как смертельный яд несся по венам, парализуя с ног до головы, какой беспомощной, униженной и уязвимой я ощущала себя в тот момент. Нехорошее предчувствие поочередно вспыхивало в каждой клеточке тела, но я старалась расслабиться и помнить, что я должна брать верх над страхом и другими разрушительными эмоциями, присущими жертве и «наживке», но никак не профессиональному агенту.
Крепко удерживая за плечи, меня молча вывели из здания – судя по особому отношению похитителей ко мне, это действительно люди Ильдара, которым он приказал бережно и аккуратно обращаться с «его девочкой». Слишком хорошо я помню стиль завербованных сотрудников «Шатров Махруса» – вот уж кто действительно бы не осторожничал и уже давно бы приструнили меня плетью, пока отчаянно пытаюсь вызволить свои запястья из плотно сомкнутых железных колец.
Раскаленные лучи дневного солнца коснулись моих ключиц – но успели лишь слегка царапнуть, обжечь болезненным прикосновением, прежде чем верные «псы» Видада затолкали меня в нечто, по инстинктивным ощущениям напоминающее мне грузовик. Поскольку я ничего не видела, я определила это по характерному звуку двигателя и материалу, из которого сделан кузов машины.
Когда меня довольно резко поместили внутрь, и я больно ударилась головой об алюминиевую стену фургона, я все еще даже не подозревала о том, что это – начало конца. Я не боялась, не тряслась от страха и ужаса, представляя оперативную группу, следующую за мной и похитителями во главе с Зейном. Хассан не позволит себе допустить такую ошибку и потерять свою подопечную. У него все под контролем, и мы с ним не раз обсуждали то, что мое «похищение» может случиться в любой момент.
Собственно говоря, этого я и добивалась, бесконечно привлекая к себе внимание Ильдара. Мы просчитывали все варианты: и тот, где он вступает со мной в контакт лично, и тот, где меня скручивают, связывают и увозят в никуда. Я в этом опасном квесте – красивая, но неприкосновенная приманка.
И я даже не слышала голосов этих ублюдков – они совершенно не разговаривали, но я слышала тяжелое дыхание одного из них совсем близко, словно он наклонился к груди и вдохнул аромат моего тела, прежде чем с оглушительным лязганьем закрыть дверь грузовика и сесть в водительский салон. Меня передернуло от мысли о том, что я сейчас совершенно обездвижена и лишена возможности защититься, и любой ублюдок может прикасаться и принюхиваться ко мне, нарушая зону комфорта, к которой я отношусь с особым трепетом.
Бесконечные минуты, проведенные в леденящем забвении и полной прострации, дались мне легко. Я просто ехала в никуда и старалась ни о чем не думать, чтобы не нервничать раньше времени: я не мычала, не плакала, не молилась Богам о спасении, как делала бы любая другая нормальная жертва, которая вдруг осознала, что ее похищают. У таких агентов, как моя охрана, не бывает осечек, они просто не могли потерять преступников из виду или не получить сигнал о том, что я в опасности… к тому же Зейн явно понял, что что-то пошло не так, когда я не вернулась из туалета через десять минут.
Я в безопасности – повторяю мысленно, стараясь не думать о том, что в последний раз я ощущала себя по-настоящему защищенной… ровно полгода назад. Когда сильные руки Джейдана обхватили меня, прижали к горячей груди. Помню, как он медленно покачивал меня, так бережно, мягко, а я мысленно удивлялась тому, как можно быть одновременно таким сильным, беспощадным, хладнокровным, за секунду уничтожить Мааба, и быть совершенно иным со мной. Тепло его рук и жар всего тела Джейдана обхватывали всесильным незримым куполом, надежным щитом, в объятиях которого я чувствовала себя максимально гармонично и безопасно. Но сейчас его рядом нет, и я знаю, что Джейдан не сможет спасать мою задницу вечно.
Не знаю, сколько времени я тряслась в железной коробке, не могу сосчитать, сколько синяков осталось на моем теле, пока меня мотало по полу, как мотылька, которому склеили крылья. Щемящее чувство в груди возрастало мгновенно, когда тонкий детский голос, что я услышала, беспощадной стрелой пронзил мою душу и разрушил первый слой абсолютного внутреннего спокойствия:
– Мама… мамочка. Где моя мамочка? – едва слышимый шепот безжалостно поджег мое сердце гневом и яростью, которую я мысленно обратила на этих ублюдков. Маленькую кроху, находившуюся вместе со мной, явно везли в «Шатры Махруса», где она станет новеньким и дорогостоящим товаром, а душа девочки навсегда будет лишена детской непосредственности, светлой наивности и веры в чудеса. Она тихо всхлипывала, а мое сердце разрывалось от ужаса и жалости, пока я оставалась немой и связанной, и даже не могла успокоить ребенка. На какое-то время мне показалось, что мы чувствуем друг друга и понимаем без слов – я знала, что девочке хочется плакать навзрыд, но она держится, опасаясь вызвать гнев похитителей, которые наверняка успели ей хорошенько вдарить и ясно дали понять, что ждет малышку, если начнет закатывать истерики. Я не нашла лучшего способа, кроме как придвинуться поближе к ней, и ободряюще коснуться лбом ее крохотного плеча. Совсем маленькая. Связанная и плененная, она прижимается к моему лбу, словно маленький слепой котенок, и всхлипывает, едва слышно шепча молитвы на родном языке. Думаю, ей не больше девяти лет… тот самый возраст, в котором я сама была доставлена в «Шатры Махруса».
И, кажется, это происходит снова.
Я не знаю, сколько провела времени в пути: возможно, на несколько часов уснула, отключив потаенные терзающие душу страхи и мысли. Наконец мы резко затормозили, дверь грузовика распахнулась с жуткими царапающими слух звуками.
– А это еще кто? – на арабском интересуется тот, кто, очевидно, принимает новую «поставку» в Шатры Махруса, имея в виду прижавшуюся ко мне девочку, которая только недавно перестала дрожать и, увидев место, в котором оказалась, затрепетала с новой силой. Я могу лишь вспомнить обстановку, царящую в «Шатрах Махруса»: нечто вроде огороженных полигонов, расположенных в нескольких точках пустыни, представляющих собой скопление роскошных и простых шатров, клетки с людьми и небольшие хижины, за завесами и дверьми которых происходят торги за тела, «дегустация товара», обучение рабынь и деловые переговоры. Мягко говоря, находиться здесь неприятно, даже учитывая то, что я пока абсолютно ничего не вижу. Зато я почти уверена, что слышу полные мук и боли женские крики, и это придает мне сил и стремления к одной единственной цели – свернуть деятельность «Шатров» и навсегда стереть с лица земли этот маскарад жестокости.
– Нашли на рынке, Азиз. Решили, что свежий и столь невинный товар никогда не будет лишним. Так сказать, небольшой бонус к главному заказу, – не в силах удержать свой гнев, я отчаянно дергаю ногой, наивно рассчитывая на то, что вмажу одному из ублюдков по яйцам. Знаю, что не должна проявлять агрессию, чтобы не спровоцировать сбой в плане, и все же не могу сидеть сложа руки, точнее ноги, когда в таком ключе говорят о ребенке, о маленькой девчонке, к которой я успела прикипеть, даже не видя ее лица, лишь прочувствовав и разделив с ней ее страх, который полностью повторял пережитый мной ужас в детстве. Порыв альтруизма заканчивается полным фиаско, дрожь отвращения резко проходит по моему телу, как только я ощущаю липкую и шероховатую ладонь одного из подонков (скорее, Азиза), плотно обхватывающую мою щиколотку.
– Вы уверены, что это она? Эрика Доусон? – большой палец араба медленно скользит по моей коже, и я вновь содрогаюсь от ощущения брезгливости и его мерзкого двусмысленного прикосновения ко мне. Я сейчас жалею о том, что мой рот плотно заклеен, и меня не может стошнить прямо в его ублюдочную морду. – Эту в загон, к остальным детям, – отдает приказ так называемый «Азиз». Мне сложно называть эту Тварь человеческим именем. И все они здесь хуже животных – деятели «Шатров Махруса» – настоящие браконьеры, охотники на живую плоть, организовавшие свой собственный «черный рынок», приносящий их верхам миллиарды долларов в год.
– Абсолютно уверены, Азиз-бей (*бей с араб. – господин. Военное и административное звание. Бей – вождь, возглавлял родовое ополчение в общеплеменном войске. Постепенно стало вежливым обращением к уважаемому лицу.), – отвечает один из моих похитителей, и по опускающимся нотам в голосе могу представить, как он почтенно склоняет голову перед Азизом.
– Ее трудно узнать в одежде. Хотя должен признать, что в длинном платье объект выглядит еще более соблазнительно, чем на фотографиях, – добавляет второй, низко прогоготав и хрюкнув. Девочка, все еще прижимающаяся ко мне, замертво вцепилась в мое предплечье, но я не чувствую физической боли, полностью сосредотачиваясь на разговоре мужчин. Арабский я, конечно, знаю, и знаю неплохо, но после стольких лет без практики приходится напрягаться, чтобы полноценно понимать их речь сквозь слои тошнотворного мешка. Я сто раз помою голову, когда все закончится, чтобы избавить свои волосы от жуткой вони.
Когда ладонь Азиза скользит чуть выше, моя нога вновь инстинктивно дергается, кулаки непроизвольно сжимаются, пульсирующая боль вспыхивает в затекших за спиной запястьях. Мне хочется кричать, но это приводит лишь к тому, что я начинаю задыхаться.
Держи себя в руках, Эрика. Ты здесь для того, чтобы выманить Ильдара. Ты под надежной защитой, за тобой наблюдают, тебя оберегают. Ты знала, что так все и будет, когда шла на это. Все хорошо.
Все, бл*дь, просто отлично.
– Это точно. Что ж, вы быстро справились с заданием. Видад будет в восторге от нашей оперативности.
– Он заберет ее лично?
– Нет, – категорично отрезает Азиз, сжимая икроножную мышцу своим шершавым и мерзким щупальцем – именно так я могу охарактеризовать его прикосновения, и никак иначе. – У нас есть сутки, чтобы подготовить ее к передаче покупателю. За ней явится подельник Видада. Хотя, учитывая проблемы, возникшие в ходе операции, я намерен поднять цену вдвое.
– В начале мы столкнулись с определенными трудностями, но поймать и привести ее сюда, было довольно просто.
– Вы не принесли за собой хвост?
– Нет, мы все проверили, Азиз-бей, – ага, как же. На то, меня и оберегают лучшие агенты ЦРУ, чтобы оставаться незамеченными до необходимого и кульминационного момента.
– Отличная работа. Сейчас, ей нужно будет провести типовые процедуры перед передачей и поселить в отдельном шатре. Руки оставить связанными, грязный рот заклеенным. Я навещу ее после подготовки. А пока приму другую поставку, – с ухмылкой в голосе заключает Азиз, и я стараюсь не думать о каких, мать его, процедурах идет речь. – И напоминаю: ее нельзя трогать. Никому, кроме меня и заказчика. Я вам руки отрежу, если узнаю, что товар подпортили. Наша задача – наоборот, привести ее в полный порядок перед продажей. А эту, пожалуй, отправьте к подросткам, – заканчивает Азиз, имея в виду тихо завывающую малышку. – Ей лет девять, верно? Чудесный возраст для того, чтобы воспитать в ней преклонение и покорность, – у меня все внутренности скручиваются от леденящих душу слов ублюдка и страха за девочку. Нет! Не позволю…
– Будет сделано, Азиз-бей, – и как только меня хватают и достают из грузовика, я слышу, как девочка начинает кричать на разрыв аорты, за ее болью следует хлесткий удар по щеке. Сердце мгновенно разрывается на части, на смену тьмы перед взором, приходит алая пелена, которая срывает внутри все рамки и желание держать чувства и эмоций под контролем. Не задумываясь о последствиях, я лягаюсь ногами прямо в воздухе, пока двое из ублюдков держат меня за плечи, и попадаю прямо в яблочко – по яйцам Азиза, из уст которого мгновенно вырываются такие ругательства на арабском, которые я почти никогда не слышала. Надеюсь, ему больно, очень больно. И я знаю, что черта с два я понесу за это наказание – я заказ самого Ильдара Видада, ничего эти мрази со мной не сделают.
– А девочка, судя по всему, смелая и горячая, Азиз-бей, – ободряющим голосом пытается разрядить обстановку один из ублюдков, пока Азиз пыхтит и наверняка корчится от боли, прикрывая рукой свои ни черта не стальные яйца. Зла не хватает, я бы здесь всех нахрен кастрировала. Не могу я спокойно реагировать, когда речь идет о невинном ребенке… будь мои руки не связаны, я бы на всех отработала свои навыки джиу-джитсу.
– Думаешь, это тебе сойдет с рук, Эрика Доусон? – яростно шепчет Азиз, сжимая мощный кулак на моем горле, и без того затянутого мешком в тугой узел. – Думаешь, ничего тебе сделать не могу, шармута? А об этой девчонке, которую так яростно пытаешься защитить, ты не подумала? – сплевывает в сторону Азиз, заставляя мое сердце болезненно сжаться от мыслей о девочке. Страшно представить, сколько там таких еще, но после того, как все закончится, я лично сделаю для малышки все, что в моих силах, чтобы восстановить ее психику, и исцелить душу. Если это, конечно, еще будет возможно… – Успокоительное ей вколите. И побольше. А то больно смелая и резвая, еще и подготовке вздумает сопротивляться, шармута грязная. Нам ни к чему эти неудобства и бесполезная трата времени, – это последнее, что я слышу, прежде чем, ощущаю, как вену пронзает острая игла, одним касанием высасывающая из меня все силы.
* * *
– Эрикааа, – обманчиво ласковым голосом тянет Азиз, сжимая мои скулы напряженными пальцами. От неимоверной, давящей боли я резко просыпаюсь, и широко распахнув веки тут же прикрываю их, не в силах смотреть на свет, и на морду этого ублюдка, после столь долго пребывания во тьме и неведении. Пока я спала, я лишь иногда просыпалась и чувствовала, что со мной происходит: несколько женских рук работало над полным очищением моей кожи перед «передачей заказчику». Смутно помню то, как меня мыли, что довольно унизительно само по себе – я действительно ощущала себя куском мяса, которое нужно ошпарить, снять с него верхний слой кожи и хорошенько промыть, перед готовкой. Уверена, мне даже депиляцию всего тела сделали, и когда я наконец вновь открываю глаза и перевожу взгляд на свои ноги, я понимаю, что угадала – на ногах ни единого волоска, безупречная гладкость, какая бывает только после косметических процедур. И судя по ощущениям между бедер, меня хорошенько приготовили для того, чтобы Ильдар воспользовался мной в самое ближайшее время. Это отвратительно, мерзко, угнетающе. Хочется закричать в голос, что не подписывалась я на подобное, но вместе с этой мыслью приходит и понимание того, что это – моя работа. Скоро я буду спасена, кошмар закончится. Все это стоит того, чтобы спасти таких как я, и Алия из «Шатров Махруса». Я чувствую себя еще более уязвимой и униженной, чем в тот день, когда Престон ворвался ночью в мою спальню.
Они прикасались ко мне, пока я находилась без сознания, и факт того, что это были женщины, ни черта меня не радует. Меня по-прежнему тошнит, несмотря на то, что от мешка на моей голове и следа не осталось – удивительно, но исчез даже мерзкий запах, и теперь мои чистые и слегка завитые локоны благоухают цитрусом и морскими нотками. Я облачена в длинное черное одеяние, напоминающее паранджу, одетую на совершенно обнаженное тело. Подобный наряд на женщине – мечта любого арабского мужчины и покупателя.
– Твое американское имя очень красиво, – нервно выдыхаю, всматриваясь в черные, стеклянные, ничего не выражающие и безжизненные глаза Азиза. Пустые, черные зеркала, от которых я не имею право отвести взгляд, и показать ему свою слабость.
– Хочешь, я освобожу твой грязный рот, маленькая шармута? – с издевкой интересуется Азиз, пока я продолжаю изучать его внешний вид: мужчина выглядит как типичный бедуин и пустынный кочевник, его полное и крупное тело, скрывает коричневая кандура и красно-белая куфия, скрывающая шею и подбородок. Не дожидаясь моего ответа, Азиз резко и беспощадно сдирает скотч с моих губ. Кусаю губы, чтобы сдержать крик, сконфузившись от невероятной боли, что агонизирующей дрожью проходит от лица до кончиков пальцев ног. – Хочешь я облегчу твою боль, шармута? – продолжает дразнить Азиз, прикасаясь к моим губам своими зловонными и грубыми пальцами. Плотно сжимаю их, молчу лишь по той причине, что не хочу, чтобы он засунул эту мерзость мне в рот. Но он продолжает настойчиво гладить их, прикасаться ко мне, не разрывая зрительного контакта, и вновь не выдерживая подобного отношения, я толкаю ногу вперед – это все, что я могу сделать, потому что мои руки по-прежнему связаны за спиной.
– Кхара! Грязная кхара и шармута. Наверняка, ты чертовски горяча и импульсивна в постели. Это считывается с каждого твоего движения, Эрика. Твое тело создано для того, чтобы доставлять мужчинам удовольствие. Согласна? – Азиз вновь хватает меня за ноги, на этот раз, крепко удерживая в своих лапах обе, поставив меня в двусмысленное положение: только сейчас, я понимаю, что нахожусь в одной из хижин, которые ранее я видела только снаружи, и лежу на мягком мате, покрытом пледами. Лежать на одном матраце с этой тварью, соприкасаясь с ним телами – не то, что входило в мои планы. Я рассчитывала на «особое» отношение от начала и до конца. В конце концов, они не тронут меня, потому что обязаны передать Ильдару в целости и сохранности… правда?
– Заказчи-к-к будет очень недоволен, когда узнает, что ты меня лапал, ублюдок. Отпусти-и, я сказала, – с ледяным спокойствием, едва ли не по слогам чеканю я, заикнувшись в двух словах.
– Да, Ильдар будет недоволен. Если конечно узнает об этом, и поверит тебе. Но вот в чем дело, Эрика, – окинув меня жадным взглядом, Азиз проводит кончиком языка по пересохшим губам, вновь вызывая во мне острое желание поговорить с отражением в унитазе. – Ты уже давно не девочка, стало быть, пользованная уже. Одним членом больше, одним меньше… какая заказчику разница? Ты ведь же б/у товаром на нашем рынке считаешься. Хамер с пробегом. Удивительно, что так дорого стоишь: не невинна, и не так молода, как многие другие чистые тут девочки. У нас нетронутые девушки по такой цене, которую за тебя заплатят редко уходят. Вот и хочется проверить, что в тебе такого, кроме красоты, шармута, что стоишь ты, как квартира в сердце Асада. Ублажишь меня – дак может и женой своей сделаю, и не придется всю жизнь Ильдара и его друзей обслуживать, уберегу тебя от подобной участи. Что думаешь, Рика? – похабно улыбаясь, он поглаживает мои плотно сжатые колени, сквозь слой ткани, а у меня в висках почему-то пульсирует только одно имя, и мысли все только о Джейдане, когда я начинаю остро ощущать, что мне угрожает опасность.
Джейдан. Джейдан.
Но Престона здесь нет, как и оперативной группы… неужели они не вмешаются, если этот ублюдок начнет меня насиловать?
Судорожно опускаю взгляд вниз, больше не в силах смотреть в простреливающие веру в чудо глазницы Азиза. Делаю глубокий выдох и стараюсь успокоиться, но новая волна паники, накрывшая с головой, доводит меня до ледяного пота. Ткань паранджи плотно прилегает к плотному телу, когда я замечаю под свободной одеждой Азиза «красноречивую» выпуклость, кричащую о его мужском голоде и возбуждении. Я не представляю, что можно ожидать от восточного мужчины, пребывающего в таком состоянии. Не представляю. Но чувствует мое сердце, что, если буду молчать – добром это не кончится. Эм, чтобы такое ляпнуть, чтобы усмирить его пыл?
– Убери с глаз моих свой маленький член, – яростно выплевываю я, задыхаясь от внутренней и клокочущей злости. Не могу я, достали. Тошнит меня от их стояков и рук грязных. В жизни секса не захочу больше. – Иначе я расскажу Ильдару о том, что все ты со мной сделал, и где надо – приукрашу. И поверь, для него имеет значение, тронешь ты меня или нет. О моих двух партнёрах он знает. И в Америке это количество считается показателем скромности, а не распущенности, – и это – правда. Со мной подруги часто делились своим опытом, и многие едва ли не каждый месяц меняли партнера. Брови Азиза до предела сдвинулись к переносице, губы плотно сжались – я явно вывела его из себя, задела знаменитое и раздутое до Божественного, знаменитое Эго восточных мужчин. Так и надо тебе, тварь. Скажи спасибо, что не «малышом» его назвала. С облегчением выдыхаю, замечая, как «второй мозг» Азиза поумерил свои аппетиты. Вялым членом, он едва ли меня изнасилует, это не может не радовать…
Но как выяснилось, обрадовалась я рано. Слишком.
– Хотя я не собираюсь перед тобой оправдываться, ублюдок. Просто убери от меня свои грязные лапы, – огрызаюсь я, и снова пытаюсь заехать ногой Азизу по челюсти.
– Остра на язык, шармута, – приблизившись к моему лицу, ублюдок резко схватил меня за волосы, потянув их вниз, и приподняв мой подбородок, поддев его пальцами. – Два раза успела меня унизить, дрянь. Думаешь, просто так тебе с рук сойдет? Не буду я тебя трахать, не беспокойся. Я девственниц люблю, своим вкусам верен и останусь. Но за унижение, ты отплатишь унижением, дрянь. Никакой передачи заказчику, я имею право отказаться от денег, предложенных Ильдаром. Они большие, но я передумал… На аукцион тебя выставлю, тварь продажную и еще дороже продам. Все тебя как кусок плоти рассматривать будут, на котором ценник висит. А покупатель – испробует на месте. А покупатели на аукционе разные бывают…такие, что тебе Ильдар и я, покажемся святыми и симпатичными, кхара неблагодарная, – Азиз резко отпускает меня, слегка толкая к стене, и встает на ноги, пренебрежительно скривив тонкие губы, и окинув меня снисходительным взглядом.
– Вот и проваливай, ублюдок, – я все еще отчаянно борюсь с желанием плюнуть ему под ноги, но слишком хорошо помню, чем подобное неуважение в сторону мужчины с востока окончилось в последний раз.
– Посмотрим, каким голоском ты запоешь завтра на аукционе, Рика. Ты пожалеешь о том, что посмела ударить и оскорбить меня. Очень сильно пожалеешь, – злорадно улыбнувшись напоследок, Азиз скрывается за плотной тканью, служащей дверью в тесный шатер.
– Пошел к черту, – сквозь зубы, вырывается у меня, хоть я и знаю, что Азиз меня уже не слышит. Лучше свои эмоции при себе держать, ни к чему хорошему это не приводит, черт подери. Только план весь на осколки разбиваю, и ума не приложу теперь, как оперативная группа будет выкручиваться. В любом случае, медлить будет нельзя, и как бы не складывался аукцион, я буду ждать их появления.
Выдохнув полной грудью, опираюсь затылком о ткань шатра, в очередной раз напоминая себе о том, зачем я вообще здесь нахожусь. Почему рискую своей жизнью? И не могу выкинуть из головы мысли о маленькой девочке, которую, как мне кажется зовут «Эмилия» – она все время шептала это имя, хотя возможно так зовут ее сестру или маму… что с ней, где она сейчас, и как с ней обращаются? Сколько там еще таких, как она? Даже представить страшно…
Во что я опять себя втянула? Явится ли за мной группа сопровождения, на которую я так рассчитываю? Явится ли Ильдар на аукцион лично, возникнет ли конфликт с Азизом, из-за нарушения первоначальных условий?
Корни сомнений и страхов прорастают в моем сердце. Я уже перестаю сомневаться в своей интуиции и всерьез опасаюсь, что что-то изначально идет не так. Не так, как мы предугадывали, планировали, обсуждали… почему у меня такое чувство, что наши расчеты с самого начала оказались неверными?
Хотя по сути, как я попаду к Ильдару – не имеет большого значения: через аукцион или обычную покупку. Подельник Видада наверняка будет присутствовать на мероприятии, и все равно выведет нас на него, мне остается лишь набраться сил и терпения, и ждать, когда крупная акула «проглотит» крючок и им же разорвет себе горло.
Так странно не испытывать и капли эмоций по отношению к человеку, который каких-то полгода назад, а на самом деле будто в прошлой жизни, значил для тебя очень многое. Ильдар был моим спасителем, учителем, твердой опорой по жизни… я идеализировала его, смотрела на Видада сквозь розовые очки, не замечая в его ухаживаниях не просто сексуальное желание, а параноидальную одержимость мной и стремление не просто сделать меня своей женщиной, но и, как оказалось – рабыней. Именно покорности и раболепному послушанию обучают в «Шатрах Махруса» и я прекрасно догадываюсь о том, что ждало бы меня в плену Ильдара, не будь я под надежной защитой своих напарников.
Спустя долгие годы ожидания, Ильдар не захочет больше ждать, и как только я окажусь в его лапах, он найдет тысячу и один способ компенсировать свое воздержание. От одних этих мыслей, у меня волоски на затылке встают дыбом. Лучший друг моего отца, мой спаситель и покровитель – на деле, не более чем соучастник жутких преступлений, поставщик душ… Вся его благотворительная деятельность, меценатство и громкие слова – подлый блеф, красивая маска, которую я не смогла расколоть своим пытливым взглядом, вовремя не познала гнилую суть этого человека. Иногда, мне кажется, что жизнь смеется над нами… заставляя доверять людям, которых ты ловишь на подлом предательстве. И еще больше издевается, когда дарит тебе встречу с человеком, в которого ты влюбилась в девятилетнем возрасте и преподносит тебе его в качестве убийцы, будто проверяя, насколько сильно ты можешь видеть настоящую правду, абстрагируясь от навязанных другими фактов. От того, что лежит на поверхности. Жизнь всегда отчаянно требует, чтобы ты смотрел глубже, нырял в нее с головой, пытаясь отыскать на дне «сокровища», что являются истиной.
Глава 3
Я не ищу, я – нахожу.
П. Пикассо.
Пустыня Махрус
Джамаль
Обжигающий ветер пустыни бьет в лобовое стекло, пока синий Хаммер на огромной скорости мчится по раскаленному песку, ориентируясь по забитым в навигатор координатам. Мощный внедорожник несется вдоль вади, представляющей собой высохшее русло реки, что еще столетия назад наполняла эти засушливые места жизнью. Расплавленный воздух и клубы поднятой пыли образуют оранжевую дымку, ухудшающую видимость. Вокруг бесконечная пустыня; рыжевато-желтые высокие дюны, образованные сильными ветрами; справа вдоль русла древней реки упираются в безоблачное пылающее небо черные зубчатые горы, за долгие века разрушений превратившиеся в почти скульптурные произведения искусства, сотворенные самой природой, песками, временем. Махрус прекрасен: нерукотворное уникальное чудо природы, и неприручённое непредсказуемое дикое животное, и арена для смельчаков, готовых проверить себя на прочность. Обжигающее палящее солнце днем и жуткий холод по ночам, песчаные бури и ураганы, обманчивые миражи и ядовитые пресмыкающиеся. Чтобы выжить в противоречивой, коварной и безжизненной пустыне, необходимо знать ее правила, нарушение хотя бы одного может привести к мгновенной и страшной гибели. Безветренными ночами в Махрусе стоит оглушительная, завораживающая тишина, нарушаемая шёпотом песков и шуршанием ползучих гадов. Здесь нет никого, кроме Всевышнего. Так говорил мой отец, но мне довелось столкнуться с теми, кто возомнил себя выше Аллаха, и пустыня не поглотила их, не обрушила на головы горячие пески. Они и сейчас где-то там, за барханами, ведут свою черную деятельность, уверенные в безнаказанности. Для них Махрус не место единения с Аллахом, а укрытие для совершения преступлений.
Сообщение Наима Азиза застало меня, когда я уже прибыл в Мирзу. Это невероятная удача и преимущество. Навигатор нарисовал мне путь, посчитав время. Для меня сейчас главное – прибыть раньше человека Ильдара.
– Ты на месте, Джамаль? – спрашивает в наушнике голос технического координатора.
– Почти, Халид, – отзываюсь я, оглядывая окружающие меня песчаные дюны. – Буря начинается. Сигнал, возможно, пропадет на время.
– Странно, метеорадары не показывают никаких волнений по твоим координатам.
– Халид, поверь на слово. Я пересекал Махрус десятки раз. Выкинь к Шайтану свои программные погремушки и датчики. В пустыне погода меняется каждую минуту.
– Джамаль, постарайся удерживать сигнал по возможности.
– Конечно, Халид, – уверенно заверяю я. Вытаскиваю наушник и, опустив окно, выбрасываю его в горящий зной; поправляю плотные темные очки, без которых даже тонированное лобовое стекло не спасет от ожога слизистой глаз. Дернув сигарету из пачки, включаю на полную громкость тяжелый металл и с удовольствием затягиваюсь. Зажав сигарету зубами, одной рукой удерживаю руль, другой, задрав темно-синюю свободную кандуру, хлопаю по карману брюк из тонкого хлопка, надетых на голое тело. До конечного пункта остается пару миль. Достав из кармана портативный глушитель GPS, включаю его одним нажатием кнопки, выдыхая облако серого дыма прямо в салон. Устройство глушит не только навигационные системы, установленные в Хаммере, но и любые мобильные средства связи в радиусе пары километров. Поверьте, для пустыни это достаточное расстояние, чтобы успеть скрыться так, чтобы тебя не нашел ни один спецотряд, вооруженный всеми возможными шпионскими ноу-хау.
Включенный на полную мощность кондиционер охлаждает внутреннее пространство салона, усиливая диссонанс с внешним пеклом. Вдалеке наконец-то появляется небольшой импровизированный лагерь. Несколько небольших грязно-серых палаток и шатров цвета хаки, пара каркасных устойчивых строений. По периметру выставлена вооруженная охрана в армейской форме. Лица плотно закрыты платками-куфеями. Справа выстроилась шеренга Хаммеров разных моделей и вариаций, Доджи, Ленд Роверы, парочка статусных Мерседесов G-Wagen. Слева армейские вездеходы – багги с установленными на них пулеметами. Нехило так вооружились. Со стороны все увиденное мной напоминает развернувшийся в пустыне военный лагерь.
На пропускном пункте меня заставляют выйти из Хаммера, долго и достаточно грубо обыскивают, потом пропускают в лагерь, где уже собралось немало народу. Только идиот сунулся бы сюда с оружием. Автомобиль, надо заметить, осматривают поверхностно и бегло. Один из торговцев отгоняет его к остальной шеренге. Разумеется, я не явился в пустыню, где под каждым барханом поджидают вооружённые до зубов поставцы, работорговцы без средств защиты. Просто прятать уметь надо так, чтобы тебя не убили из твоего же автомата. К тому же, вероятнее всего, табельным оружием воспользоваться я в ближайшее время не смогу, а от балласта нужно уметь избавляться без сожалений.
