– А я знаю? Может, живёт в этом подъезде.
– Как она выглядела?
– Она показалась мне отёчной… и шла тяжело.
– Ноги отёкшие? – быстро спросил Григорян.
– Ну, ты даёшь! – искренне восхитился Симонов, – я что, на ноги, что ли, ей смотрел?
– А на что ты смотрел?
– Если честно, ни на что, просто бросил взгляд и всё.
– Что же у неё было отёкшее?
– Лицо! Ясный перец!
– Какого она была роста?
– Высокая, но полная.
– А волосы?
– Вроде тёмные, может, каштановые.
– А глаза?
– Не рассмотрел, – покачал головой Симонов.
– На какой этаж она шла?
– Не знаю, она мне в самом низу попалась.
– Значит, ты не слышал, звонила она в дверь или открывала своим ключом?
– Не слышал.
– А узнать ты её смог бы, если бы увидел снова?
– Не уверен. Я же её видел одно мгновение, да и света там было мало.
– Понятно. Ладно, спасибо, извини, что разбудил.
– Ты расстроился, что ли? – спросил Леонид в прихожей.
– Есть немного, – улыбнулся Григорян одними губами.
– Ты, брат, не отчаивайся, – Леонид хлопнул Григоряна по плечу, – если найдёшь эту тётку, позови меня, я на неё посмотрю и постараюсь сказать, она это или нет.
Аветик усмехнулся, не думая укорять разносчика пиццы за панибратство:
– Хороший ты человек, Симонов!
– Так ведь люди должны помогать друг другу. Не зря же умные люди говорят, что человек человеку – брат.
– Ты, Лёня, видно, из заповедника прибыл и даже год жизни в городе не сумел испортить тебя.
– Почему из заповедника? Я ж говорил тебе, из деревни.
– Хорошая, видать, у вас деревня.
– Конечно, хорошая, – и внезапно предложил: – А хочешь, я тебя летом с собой возьму? За грибами сходим, за малиной, порыбачим на зорьке. А, поедешь?
– Может, и поеду, – неожиданно для себя ответил Григорян.
– Ну, так если что, ты знаешь, где меня найти. Прощевай, пока! – и он протянул оперативнику сильную мозолистую руку, и тот с удовольствием пожал её.
А потом подумал: «Ему бы не пиццу разносить, а дома строить или ещё что-нибудь солидное».
* * *
Заря на востоке трепетала розовым лоскутным одеялом. Ничто не предвещало неприятных неожиданностей.
За завтраком Ринат старался не думать о работе, полностью сосредоточившись на вкусной еде, приготовленной женой, и коротким общением со своими девочками.
– Папа, а кто такой Гегель? – спросила совершенно неожиданно Гуля, дочка Рината Ахметова.
Ринат поперхнулся чаем и чуть было совсем не выпустил из рук чашку.
– Это такой дядя, – выдавил он, бросив умоляющий взгляд в сторону жены.
Но Гузель только улыбнулась.
– Я понимаю, что дядя, а не тётя, – тёмные глаза дочери внимательно смотрели на отца.
– Гегель – это немецкий философ, – пришёл к Ринату спасительный ответ. И он быстро спросил: – А почему ты им интересуешься?
– Я видела у мамы на столе книжку о нём.
– Вот у мамы и спрашивай. – Ринат сердито покосился на жену.
– Но ведь мужчина у нас в доме ты! – парировала дочь.
Ринат уже ждал продолжения: «…и значит, за всё в ответе». Но Гуля просто смотрела на него пытливыми глазами.
– Да, мужчина в доме я, – важно ответил Ринат, – и поэтому занимаюсь мужским делом, ловлю преступников. А по вопросам Гегелей и прочих обращайся к маме!
– Почему?
– Потому что это её епархия.
Жена Рената была специалистом по романо-германским языкам и читала лекции студентам в университете.
– Папа, а что такое епархия? – оживилась Гуля.
– Фух! – вырвалось у отца, но, взглянув на часы, Ринат радостно сказал: – Гуленька, допивай быстро свой чай! Мы в детский садик опаздываем.
На что дочь ответила:
– Папа, ты зря радуешься, до садика нам идти и идти, и ты успеешь мне всё рассказать.
– Умна не по годам, – вырвалось у Рината.
А жена его прыснула со смеху. И потом, став серьёзной, сказала:
– Гуленька, не приставай с вопросами к папе, а то ты собьёшь его с рабочего ритма. Ты же сама знаешь, какая у него сложная и ответственная работа, – при этом Гузель не сводила с дочери строгого взгляда.
– А как же Гегель и епархия? – спросила та.
– Я сама тебе вечером всё расскажу.
– Точно расскажешь?
– Разве я тебя когда-нибудь обманывала? – спросила Гузель.
– Нет, никогда, – не раздумывая, ответила Гуля.
Ринат перевёл дыхание, радуясь тому, что всё благополучно разрешилось. И дал себе слово побольше читать и расспросить об этом Гегеле поподробнее жену.
Но, увы, никогда нельзя быть уверенным в том, что же заинтересует пытливую девочку на следующий раз.
До детского садика они в это утро добрались без приключений.
Гуля была серьёзной и задумчивой. На всём протяжении пути она молчала, только крепко сжимала руку отца.
Уже чмокнув её в голову на прощание, Ринат не выдержал и спросил:
– Гуленька, а почему ты всё время молчала?
– Я боялась сбить тебя с рабочего ритма, – серьёзно ответил ребёнок.
И Ринат, стараясь не улыбаться, прижал одну ладонь к другой и сказал:
– Спасибо тебе, родная.
Оказавшись за дверью детского садика, Ринат улыбнулся. Дошёл до автобусной остановки и, запрыгнув в автобус, стал думать о гражданине Галушкине Михаиле Тимофеевиче, разработку которого ему поручил вчера вечером следователь Наполеонов.
Михаил Тимофеевич Галушкин был в это утро трезв. Он не пил уже четвёртый день. Но на душе у него, как он сам выражался, было пакостно. И тут пожаловал гость нежданный и незваный, который, как известно хуже татарина. Но мало того, он им и оказался! Кем же ещё может быть человек, представившийся Ринатом Ахметовым?!
Галушкин стоял на пороге и, раскачиваясь с носка на пятку и обратно, исподлобья смотрел на оперативника.
– Мы на пороге будем разговаривать или всё-таки пройдём в квартиру? – дружелюбно спросил Ринат.
– А чего в неё проходить-то? – сердито ответил Галушкин.
– Ну, что ж, тогда мне придётся забрать вас в отделение.
– Это ещё зачем? – ещё сильнее набычился Галушкин.
– Затем, что разговаривать на лестничной клетке и неудобно, и неприлично. Разве вас этому не учили в детстве родители?
– Учили, учили, – пробурчал Галушкин и неожиданно смилостивился: – Ладно уж, проходите, но у меня там не прибрано.
Однако когда Ринат зашёл в квартиру, то не удержался и присвистнул:
– Не прибрано это мягко сказано, у тебя тут, как Мамай прошёл.
– Вот-вот, – процедил сквозь зубы Галушкин и обвиняюще уставился на Рината.
Тот проигнорировал его взгляд, сбросил со стула какое-то шмотьё и сел.
– И вы присаживайтесь, гражданин Галушкин.
– Я не гражданин, а господин, – взъерепенился тот.
– Прямо так уж и господин, – усмехнулся Ринат.
– А чем я хуже этих?! – Галушкин качнул головой в сторону.
Ринат не понял, кого он именно имел в виду, но спорить с нервным типом не стал.
– Ладно, господин, так господин, – сказал он. – Вы мне лучше расскажите, где вы были утром, – он назвал дату убийства Самсоновой, – вернее, с утра и до обеда?
– В церкви! – прозвучал ответ.
– Где-где? – недоверчиво переспросил оперативник.
– В церкви я был!
– И зачем вы туда ходили?
– Как зачем? Хотя вам, басурманам…
– За оскорбление полицейского при исполнении, – равнодушно начал Ахметов.
– К куме я ходил! – выпалил Галушкин.
– Так к куме или в церковь? – всё тем же ровным голосом уточнил Ахметов.
