* * *
– Может, с ней поговорить надо? – предложил Сева.
– Найти Глеба, с Кристиной поговорить… Еще предложения будут? – раздраженно поинтересовалась Марго. Она хотела сбросить с себя чертов страх Кристины грохотом шкафчиков, шумом чайника. – Боится она. Эти ласковые девочки, выращенные в тепличках, боятся всего. Еще ты под ее дудку плясать начнешь.
– Я бы не сказал, что Глеб пляшет под ее дудку, – задумался Леша.
– Дудка хороша, если она не видна.
Чайник начинал закипать. Марго все не унималась.
– Да нормальная эта Кристина, лучше фитнес-моделей, которых он обычно водил.
– Господи, Сев, она же эмоциональная проститутка, манипуляторша, мать продаст за лайк. Даже не за репост, а за лайк.
– Ты к ней слишком предвзята.
– Как раз-таки нет, это вы, мальчишки, предвзяты к каждой смазливой мордашке.
– Да что ты так на нее обозлилась?
– Марго, Сева, может, хватит? Серьезно! Давайте поищем Глеба и вытащим его из какой-нибудь канавы.
– А может, ты нам дашь поговорить, Леш?
– Да мы все просто от жары с ума сходим. Тут даже кондиционеров нет.
– Если ты, Лешенька, не заметил, тут и стен особо нет.
– Я напоминаю, что это была твоя идея, – заметил Сева. Он тут же выключил чайник и принялся быстро разливать кипяток по чашкам. Марго глядела на него круглыми глазами, побелев.
– Да ребя-я-ят, – протянул Леша. Он подошел к ним и размашисто обнял сзади. – Да это джетлаг, первый день такой насыщенный, мы все на нервах, вот и ссоримся. Ничего необычного. И вообще, – Леша важно поднял палец, – меня обезьяна обокрала, это я тут пострадавший.
Марго и Сева рассмеялись. Чай заварился в их временном доме. А из того угла кухни сектантов было почти не видно. Если закрыть глаза, кажется, что происходит нечто родное, особенно если они смеются.
– И правда слишком нервный день, – на удивление мирно согласилась Марго, заботливо расставляя чашки у столика, садясь под полупрозрачный балдахин. – Нам надо просто привыкнуть.
Это был их последний спокойный день.
И Кристина это чувствовала.
Иоланта
На самом деле жизнь не напоказ была для нее персональным адом. Первое время. Она так сильно была зависима от общественного мнения, от комплиментов и оскорблений, от того, чтобы ее все жалели и любили (или же ненавидели), что, исчезнув из всех соцсетей и разорвав связи со своим непостоянным окружением, она почувствовала опустошение. Словно в буквальном смысле умерла.
Каково это, когда ты рыдаешь и не можешь запостить этот душещипательный момент в сторис? Когде тебе пришла в голову гениальная цитата, чтобы простебать бывшего и получить комменты от его фанаток о том, что «ты только себя позоришь»? Но надо было расти. Нельзя всегда оставаться тупой (эмоциональной). Такая жизнь не для нее.
Гуру тогда быстро вправил ей мозги. Помог взглянуть на себя со стороны, а потом отобрал все средства связи и закрыл на своей вилле без денег и байка. Таким вот образом он устроил ей персональную випассану, которая затянулась на три месяца вместо обещанных десяти дней. Ему даже не пришлось принуждать ее к медитации, это случилось само собой после долгих истерик и попыток сбежать. Самое сложное – принятие. Но она с этим справилась, как бы сложно это вначале ни казалось.
Про таких как она люди постарше обычно недовольно говорят что-то вроде «горбатого могила исправит». Что ж, если так, тогда Иоланта давно мертва.
Ведь Светозар сумел сделать то, чего не смог сделать ее родной отец.
Он перевоспитал ее. Взрослую девушку, не ребенка, не подростка. Просто взял и изменил. На вопрос, как он это сделал, Светозар обычно отвечал: «Любовь и благодарность – ключ ко всему», а затем взгляд его огромных выпученных глаз, как всегда, падал на Иоланту, и та покорно кивала.
* * *
«Все дело в твоем желании», – будет говорить она потом. Гуру окажется настолько доволен ее результатом, что даже предложит ей вести вебинары по раскрытию своей женской энергии. Гуру вообще любил все, что приносит деньги. На своих ретритах он демонстрировал Иоланту как одно из наиболее удавшихся перевоплощений в рамках его программы «Умри и воскресни», пока однажды она не сказала ему о том, что больше не хочет быть частью этого «перформанса», потому что «чувствует»: люди высасывают из нее «свет», которым наполнил ее Светозар. Услышав такое, он почувствовал укол ревности, пошел ей навстречу и разрешил больше не появляться на ретритах в качестве примера.
Вскоре он снял ей небольшую виллу в Убуде, этим жестом дав понять, что из всех его подопечных она наиболее ценна и ему хотелось бы, чтобы она и дальше поддерживала «высокие вибрации». Иоланта не облажалась. Байк водила осторожно, наркотиков не употребляла, друзей так и не завела. Дошло до того, что каждый убудский фрик знал ее в лицо, но не по имени, а Гуру никогда не произносил его вслух.
Конечно, стоит упомянуть тот факт, что каждый человек из спиритуальной тусовки Бали считал Иоланту очередной любовницей Светозара Брахмана. Он был падок на молоденьких заблудившихся славянок, предлагая им безвозмездную помощь от всего сердца. Единственное, что отличало Иоланту от остальных его фавориток, – яркое прошлое. Она была звездой его коллекции, а поэтому в какой-то момент заставила его отказаться от других «учениц». Уж лучше быть единственной «любовницей», чем частью его солнечного гарема.
Кстати, съехала она от него именно тогда, когда вымолила решение разогнать всех остальных, говоря о том, что чувствует боль в районе солнечного сплетения каждый раз, когда видит других девушек на его вилле. В тот момент Светозар уступил ей, правда, конечно же, потом его вилла снова заполнилась «благо дарящими нимфами в белых сарафанах и с золотыми наклейками на лицах», но это уже совсем другая история.
– Иоланта, – его низкий голос словно посылал вибрации по земле.
Она быстро обернулась.
За его спиной люди бродили по кругу, неся факелы в руках. Процесс очищения огнем. Задача состояла в том, чтобы стать единым организмом с пламенем и другими людьми, обходя пирамиды по кругу. Вибрации начнут циркулировать и подниматься словно смерч. На самом деле Иоланту всегда пугала именно эта «процедура». Ей казалось, что этот огненный марш – убийство личности, будто все они готовятся к взятию Рейхстага.
– К нам пожаловали гости из твоего родного города. Я надеюсь, ты проявишь доброту и содействие в организации нашего ретрита, ведь в этом сезоне он особенный. Ты нужна мне как никогда прежде.
Она молча кивает, он подходит ближе и каким-то тяжелым жестом касается ее головы. Нет, не благословение. Обычно так подбадривают сторожевых собак, прежде чем швырнуть им кость, после того как они подали голос на незнакомца. Прикосновения Светозара всегда были грубы, но полны энергии заботы и любви. Такое сложно не почувствовать.
– Останься сегодня в пирамидах. Чувствую, в последнее время ты беспокойна и мне есть чего опасаться. Я не могу позволить тебе вернуться в этот персональный ад, – говорит он очень мягко, настолько, насколько позволяет тембр низкого голоса.
– Ты ошибаешься, в последнее время я чувствую исключительно благодарность и любовь ко всему, что окружает меня, – отвечает она будто искусственный интеллект из «айфона». Слова «благодарность» и «любовь» в ее голосе особенно выделяются.
– Иоланта, я не могу ошибаться, ты – мое близнецовое пламя, я тебя как себя чувствую.
Опустившись на колени рядом с ней, он заключает ее в крепкие объятия. В его массивных руках она выглядит чересчур хрупкой, примени чуть больше силы – и сломается.
– В чем заключается моя помощь в предстоящем ретрите? – спрашивает она, пользуясь случаем.
– Не пересекаться с организаторами до «Ночи перерождения».
Она снова молча кивает.
– Потому что они напомнят мне о прошлом?
– Потому что боль неизбежна. Я не хочу, чтобы ты испытала ложную ностальгию по тем временам. Я лишь хочу уберечь от ошибок, которые ты уже прошла. Те уроки усвоены, и проживать этот опыт снова будет большим шагом назад.
– Я понимаю. Благодарю за заботу.
Некоторое время Светозар гладит ее по голове, а затем мягко накручивает ее длинные волосы на кулак.
– Пусть все зло выйдет из тебя и наполнится твое сердце светом, – глухо шепчет он.
Иоланта закрывает глаза. В такие моменты хочется оказаться на пляже, где вокруг много людей, чтобы не чувствовать себя одной. То, что делал Светозар, он называл «практикой освобождения». Такие жесты, по его мнению, возвращали ее к высоким вибрациям. Приемов у него было много.
* * *
Утром Иоланта всегда оказывалась одна. Обычно Светозар вставал рано, у него практики и медитация. Раньше и ей приходилось следовать этим правилам, но чем больше они проводили времени вместе, тем проще все становилось с дисциплиной. Он стал позволять ей «слушать себя».
Самочувствие у нее было странное. Она знала, что нужно сделать, чтобы исправить это.
Оставив байк недалеко от тропинки, ведущей к огромному дому, она направилась вперед, но была остановлена его «подопечными».
– Его святейшество сейчас не может тебя принять, у него важная встреча с хилерами, прибывшими с Плеяд. – На потных, раскрасневшихся лицах женщин мерцали золотые блестки.
– Это срочно, – устало ответила она.
Ученицы Брахмана переглянулись.
– Не бывает такого слова, как «срочно». Времени не существует, это лишь иллюзия, – наставительно произнесла одна из них, та, что покрупнее.
– Но мы можем передать, что ты благословила нас своим визитом, – холодно ответила вторая. Все они так или иначе чувствовали ревность к Гуру. То, над чем им надо было работать, как он впоследствии сам сказал.
Сил переговариваться с ними не было. Спорить – тем более. Ей нельзя проявлять такие эмоции.
– Просто передайте ему, что уровень серотонина резко упал и мне нужна помощь, – вздохнула она и, не дожидаясь ответа, покинула территорию виллы.
Ей нужно было прийти в себя перед балийским Новым годом, который должен состояться уже завтра.
Ведь потом наступит День тишины, который изменит все.
Глава 3. Безотцовщина, лол
Глеб очнулся в капсульном хостеле[21 - Капсульный хостел – вид хостела, где вместо кроватей спальные ячейки. На удивление удобно. И самое главное – нет муравьев (почти).]. Но он был уверен, что очнулся в гробу.
Он вскочил с охом, ударившись головой о потолок. Глаза не привыкли ко тьме, так что он не сразу различил впереди темную занавеску, а не тупик. Глеб в панике начал ощупывать стены: каменные, не деревянные. Почувствовал под собой матрас, ощутил, как рядом пошевелилась шведка. Даже в темноте были заметны ее светлые волосы.
Он прежде никогда не бывал в капсульных хостелах, но попытался быстрее выбраться. Проблемой стало то, что он оказался на втором этаже, о чем, разумеется, не знал.
Чуть не упав, Глеб успел ногой проскользить по лестнице, за что-то ухватиться и едва не рухнуть. Морщась от боли, он относительно аккуратно спустился вниз. Тут же ногой влез в чей-то походный рюкзак и попытался найти свою обувь.
Маленькая комната, восемь капсул с занавесками, шкафчик и весь пол в комьях вещей. И за каждой занавеской ведь кто-то спал, а самое позорное – кто-то слышал.
Отчего-то Глебу стало так отвратно, что он постарался выбраться из хостела. На общей кухне в маленьком бунгало сидел какой-то паренек, намазывая масло на хлеб.
– Доброе утро!
Глеб махнул ему рукой. В бассейне плавал полусдохший надувной единорог.
Начиналось утро, уже заранее затянутое неприветливыми тучами. Глеб вышел на незнакомую улицу, уперся в здание с надписью Energy healing[22 - «Энергетическое оздоровление» (англ.).] и попытался сориентироваться.
Разумеется, он не напился до потери памяти, просто в этой ночи не было ничего примечательного, что стоило бы запоминать. Типичная попойка с незнакомцами, разговоры, которые ночью казались занимательными, а утром не можешь воспроизвести ни одного. Какая-то девочка, среднестатистическая девочка. Среднестатистический секс.
Арак оказался каким-то слишком мощным. Тело у Глеба буквально разваливалось, голова гудела. Он шел по раздолбанной дороге, больше интуитивно ориентируясь, где там главная улица, цивилизация и…
– Черт возьми.
А по улице единым потоком шел парад в белых одеяниях, словно река из людей. Их оказалось так неправдоподобно много, тем более в шесть утра, пока все вокруг было закрыто ставнями. Мужчины несли ярко-желтые зонтики на длинных ножках, а женщины – фруктовые груды подношений в плетеных корзинах на головах.
Ему нужно было в противоположную сторону. Обойти процессию никак нельзя. Так что он, одинокий, в извечном противоборстве, в темной помятой рубашке, пытался пробиться сквозь них.
Если рассуждать логически, он мог подождать, пока они все пройдут, но поток казался нескончаемым. Глеб мог даже вернуться в тот хостел, но он двинулся вперед, будто не имея выбора. Пробирался через местных, задевал плечами, одна женщина и вовсе уронила с головы корзину, и ярко-красные яблоки посыпались по земле. Толпа взвилась гневными восклицаниями. Глеб все повторял: Sorry, sorry – и через этот шум он отчетливо услышал, будто кто-то сказал в его голове: «Зачем ты это делаешь, Глеб?».
Прозрачные глаза Светозара впились в его, и глаза эти на фоне белых одеяний казались чужеродными, словно НЛО в пустом поле.
Взгляд такой, будто тебя окунули в холодную воду.
Светозар берет его за руку почти ласково, по-отцовски, как ребенка, который отстал от него в супермаркете.
Толпа, естественно, огибает их.
– Я не пойду с вами.
– Тогда поплывешь, – строго отвечает ему Светозар. И он подчиняется.
* * *
– Сегодня балийский Новый год, ничего не работает, – первое, что услышал Сева, стоило ему закинуть на плечо холщовую сумку и прокрасться в коридор. – Никаких фруктовых рынков – весь город сейчас будет как один фруктовый рынок.
Кристина стояла на кухне словно злодей из второсортных шпионских фильмов. В руках маленькая чашечка эспрессо, рядом нарезан неспелый, на вкус словно мыло, манго. Сева уже знал манго на вкус, ему рассказали, что сейчас не сезон и ближайший месяц никаких спелых и сладких фруктов можно не ждать.
Кроп-топ, спортивные шорты, рельефный пресс. Сева долго гадал, свой ли он у Кристины или она усердно фотошопит на фотках. Вот она, готовая фотография, безупречная и в жизни, в утренней полутьме, идеально вписывается в композицию кухни.
Такие девушки не готовят. Не жарят мясо, не пачкают руки. Они нарезают салаты, фрукты, сервируют закуски к столу – это максимум. Ставят чашечки кофе и одну бискотти рядом. Такие девушки завтракают в кафе, забывают об обеде и ужинают с кем-то.
Сева почувствовал себя растерянно и напряженно сглотнул. Кухня – его территория и способ бороться с неловкостью. Окажись здесь Кристина, к примеру, за столом, он бы молча сварил себе кофе. Но она за стойкой. Фоткает свою чашку.
– Вы ведь давно с Глебом дружите, да? – спрашивает она нарочито миролюбиво. – Кофе остался в турке, хочешь?
– Да, можно. – Сева сбрасывает свою боевую холщовую сумку и садится за стол. – Как в «Бригаде»: «Мы с первого класса вместе». Но ты и так, наверное, это знаешь.
