– Pussytricks[2 - Женская херня (англ.).], да? – спросил он.
– И это тоже. Я могу выколоть тебе глаз, быстро как молния, когда ты ничего не подозреваешь.
– Охренеть. Где ты этому научилась?
– В одном подвале.
– Мне это нравится, – сказал Калисто и вытер губы. – Кажется, внутри ты совсем не такая, какой кажешься внешне.
Я подумала, что мы очень пьяны, и что-то уже покатилось вниз и невозможно это остановить.
– Мне это определенно нравится, – повторил он и шагнул ко мне. – Ты меня бесишь, но по-хорошему. Выколи мне глаз. Давай.
– Какого черта, я не могу взять и выколоть тебе глаз.
Я отвернулась.
– Ну, давай же. Попробуй. Поиграем в pussytricks против pay-back time[3 - Женская херня против настоящей драки (англ.).].
– Думаю, мне пора возвращаться в отель.
– Почему?
– Потому что… не знаю. На самом деле, ты мне слегка противен.
– Противен? Потому что жирный?
– Нет, но я не хочу, чтобы у меня на пальце оказалось пюре из твоего глаза.
Последняя фраза должна была его рассмешить, но, видимо, я затронула какую-то больную струну, потому что взгляд Калисто изменился. Я направилась к своей одежде, сваленной в кучу, и краем глаза заметила, как его туша сдвинулась с места, дернулась и в следующую секунду навалилась на меня. Мне удалось уклониться, так что Калисто промахнулся, но будучи нетрезвой и плохо соображая, я споткнулась и упала, задев стол и висевшее на стене зеркало. Это всё не на самом деле, успела подумать я, падая, этого просто не может быть. Зеркало полетело на пол, пол между стеной и шкурой оказался усыпан крупными осколками. Калисто тоже в свою очередь на что-то наткнулся, может быть, ударился обо что-то пальцем ноги, потому что весь покраснел от боли и злобы, так, как бывает, если ушибешь палец. В этом мгновении было полно какой-то патетики, я попыталась рассмеяться, но вышло только фырканье, и в ту же секунду я увидела, словно в замедленной съемке, как Калисто разворачивается и снова движется в мою сторону. Я помню, что поймала себя на мысли, что он немного похож на моржа, который готов наброситься на другого моржа. И еще у меня мелькнула мысль, что я слишком пьяна, чтобы суметь быстро подняться, и что глупо, что во время тренировок никто никогда не упоминал фактор опьянения. Одновременно я вспомнила еще одну вещь, которую как-то раз сказал сенсей (так случается в подобных ситуациях – в голову приходит масса мыслей, хотя у человека есть всего десятая доля секунды на все про все): если женщина оказалась на полу, все кончено. Вот почему девушки должны обучаться карате, а не дзюдо, – ведь когда ты лежишь под стокилограммовой тушей, уже неважно, насколько ты гибкая и быстрая, сто кило есть сто кило, а закон всемирного тяготения еще никто не отменял. Я чувствовала осколки под собой и навалившимся на меня Калисто. Когда они впивались в тело, боль была немыслимая. Прощай, почка, подумала я. В определенных обстоятельствах надо просто лежать неподвижно и ничего не предпринимать, как бы ни было больно. Не раскачивать лодку. Но ситуация уже в каком-то смысле вышла из-под нашего контроля, и от боли я инстинктивно впилась зубами в плечо Калисто и одновременно схватила его за волосы, дернула назад и нацелилась большим пальцем в глаз, но чувствовала кончиками пальцев только твердый лоб. От укуса Калисто, видимо, совсем обезумел. Он взревел прямо мне в ухо, и я отпустила его. Он сильно пах потом, и наши тела противно терлись одно о другое. Калисто крепко зажал мне руки у меня за спиной, и тут вдруг настало какое-то спокойствие, мы лежали, глядя друг другу в глаза, как будто пытаясь прийти к какому-то решению. От нас дурно пахло, мы были потные, в крови, и Калисто криво усмехался.
– Ну что, – сказал он, – приступим.
Я не собираюсь утверждать, что он меня изнасиловал, потому что я не тот человек, которого можно изнасиловать. Так есть, и так было всегда, я училась драться не для того, чтобы оказаться жертвой. Где-то когда-то я, должно быть, села, подумала и решила, что если человек намерен что-то изменить, то он должен сделать это сам. Потом Йонни сказал, что люди впадают в ярость не потому, что на них напали, а потому что они не умеют защищаться, и это была умная мысль, возможно, одна из самых умных мыслей, когда-либо высказанных в нашей деревне. А потом я стала ходить в этот их подвал. Если бы меня действительно изнасиловали, я бы никогда об этом не рассказала. Я бы душила эту тайну внутри, пока она бы не умерла, а однажды вечером, спустя время, будучи абсолютно трезвой, я бы надела свои черные кроссовки, черные свободные тренировочные штаны и черную дутую куртку, и мы с Йонни пошли бы, нашли этого ублюдка, задушили его ремнем и порезали на кусочки, а потом закопали бы вокруг пруда с чайками недалеко от деревни. Так что нет, я не могу в точности рассказать, что произошло в доме у моря в тот вечер, но уже тогда я понимала, что это не может быть концом, скорее это было началом, и что-то, видимо, завертелось, положило начало череде событий, которые поставят нас друг против друга, но вместе с тем некоторым образом и объединят.
Все заняло минут пять. Калисто соскользнул с меня и уснул. Я перевернулась, и меня вырвало на пол. Потом я тоже заснула. Приблизительно через полчаса мы оба проснулись. Калисто сел и с испуганным видом посмотрел на осколки, рвоту и кровь.
– Черт, – сказал он и с беспокойством взглянул на меня. – Это было черт знает что.
Он оделся и ушел в ванную. Вернулся с косметичкой и достал пинцет. Потом попросил меня сесть на диван и начал вытаскивать стекло из ран, так он, во всяком случае, сказал. И продезинфицировал их. Казалось, Калисто наплевать на кровавые пятна, оставшиеся на диване. Я смотрела на него, сидящего рядом, и его лицо было потным, пухлым и красным. Время от времени он бросал на меня виноватый взгляд. Я думала о том, что мне надо будет отомстить и как я смогу это сделать.
– Я должен тебе заплатить за это все, – сказал Калисто.
Я рассмеялась, и он, видимо, неправильно истолковал мой смех, потому что тоже засмеялся.
– Кажется, я совсем слетел с катушек, – сказал он, тряхнув головой. – Наверное, надо будет поговорить об этом с кем-нибудь.
– Может быть.
– Да. Полнейшее безумие. Уверяю тебя, я… Да, само собой, я заплачу за такси, которое отвезет тебя в отель. Но тебе придется подождать, пока они начнут ездить. Сначала должны расчистить дороги. Нужно убедиться, что раны не очень глубокие… Похоже, что нет… Просто царапины… Просто небольшие царапины и только.
Я смотрела на него, но он избегал моего взгляда.
Чуть позже мы уселись у камина. Калисто открыл бутылку минеральной воды и сделал салат, который мы съели прямо из салатника. Мы оба приняли душ, и Калисто застелил диван белым покрывалом, прикрывшим пятна. Казалось, в доме царит покой, как будто в нем происходили только мирные и немного скучные события. Калисто одолжил мне пижамную куртку, которая доставала мне до щиколоток, и в какой-то момент он уснул, раскинувшись своим огромным телом на шкуре. Я бы никогда не ударила спящего человека, но все же представляла себе, как я встаю и бью его ногой. Сильный, жесткий удар прямо в живот. Нога тонет в жире. Калисто открывает глаза, а я поднимаю ногу и пяткой бью его в лицо, крича от злости, так что эхо отражается от белых стен. Если делаешь что-то в этом духе, надо делать это быстро. Злоба – скоропортящийся товар, и если не избавиться от нее вовремя, придется с ней жить, а это как ходить на вечеринке с вонючим собачьим дерьмом, налипшим на подошве. Окружающие чувствуют вонь, и сам ты ее чувствуешь, и это не тот запах, который пропадает, когда ты к нему принюхался, наоборот.
Вдруг мне пришло в голову, что есть куда более надежный способ ранить Калисто. Я встала и осторожно, чтобы не разбудить его, прошла к нему в кабинет. Зажгла там свет. Вот она, рукопись. Напоминает сокровища короны в святая святых. Стоя неподвижно со свечой в руке, я перечитала отрывок про безумие. Потом оглядела комнатку и поняла, что стоять в кабинете Калисто перед рукописью этого писателя – это как стоять в центре сердца Калисто, держа в руке клещи. Можно перекусить любой сосуд, какой мне захочется. Я рассмеялась про себя. Затем сложила две стопки в одну и увидела заголовок: «Любовники-полиглоты». Интересно, что значит «полиглоты». Листы были жесткие и выглядели грязными и попорченными влагой, немного в пятнах, как будто лежали под дождем, а потом еще на них пролили чашку кофе. Я отнесла стопку в гостиную. Огонь в камине почти потух, мне пришлось раздуть его заново, чтобы приступить к задуманному. А потом я сожгла все страницы. Одну за другой бросала я их в огонь, начав с конца на случай, если Калисто проснется и отберет у меня то, что осталось. Пламя разгоралось, словно у него разыгрался аппетит. Листы один за другим летели в огонь, я успела заметить, что не все написано по-шведски, некоторые куски были на других языках, хотя я не знала, на каких именно. Иногда на одной и той же странице содержался текст на разных языках, предложение могло даже начинаться на одном языке, потом переходить на другой, а потом заканчиваться снова на первом. Было забавно видеть шведские слова, неожиданно проскакивающие там и сям, и другие слова, пролезающие среди шведских. Однако тогда у меня не было времени задумываться об этом. Я продолжала, пока все не сгорело и остались только сытые и довольные раскаленные угли, посверкивающие в камине. За спиной у меня лежал Калисто, и его живот делал его похожим на яичницу. Из полуоткрытого рта стекла струйка слюны. Теперь мы квиты, подумала я. Равновесие. Можно возвращаться в свой отель без окон.
Я легла рядом с Калисто и какое-то время лежала и смотрела на большие темные окна. Потом заснула. Через несколько часов я проснулась от того, что Калисто пошевелился. Сначала он сел, потом лег сзади меня и подтянул меня к себе. Я чувствовала его запах и теплое дыхание, согревавшее мне затылок.
– Ты захотела меня не за деньги, – прошептал он. – Абсолютно, чертовски невероятно. А я сделал тебе больно. Ты сможешь простить меня, Эллинор?
– Ладно, проехали, – сказала я.
Я снова заснула. Ночью я время от времени просыпалась и слышала, как снег шуршит за окнами. Все это время Калисто лежал, обнимая меня и дыша в затылок. Даже во сне его рука прижимала меня к нему.
Около семи я проснулась от нового звука. Что-то щелкало и потрескивало, и комната наполнилась серым светом, пробивавшимся сквозь легкую дымку.
– Это лопается лед, – пробормотал Калисто.
Последнее, что я заметила, прежде чем снова соскользнуть в сон, были длинные, темные трещины, которые начали покрывать море. Они быстро разбегались по льду в сторону идеального города.
В следующий раз я проснулась почти в десять. Калисто стоял надо мной с почерневшим лицом.
– Где рукопись? – спросил он.
– Какая рукопись?
– Я зашел в кабинет, она исчезла. Так что давай признавайся, где она. Говори, куда она делась.
– Я ее сожгла. Это моя месть за осколки.
Калисто уставился на меня. Его глаза были красноватыми, а волосы на лбу казались влажными.
– Что ты сказала? Что ты сделала? – задохнулся он. – Ты сказала, что ты…
– Да. Я ее сожгла. Ее больше нет.
– Ах ты чертова… Ты совсем чокнулась?
Я встала, избегая его взгляда. Он стоял передо мной, тяжело дыша.
– Успокойся, – сказала я. – это всего лишь рукопись.
– Ты сумасшедшая. Абсолютно, черт побери…
Я подняла руку, останавливая его.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать. Я хотела избить тебя до смерти за то, что ты сделал, но вместо этого я сожгла пачку бумаги.
– Пачку бумаги? Ты называешь рукопись пачкой бумаги?
Калисто опустился на стул и обхватил голову руками.
– Автор меня возненавидит, – сказал он.
– Честно говоря, мне на это наплевать.
На короткое мгновение я почувствовала что-то вроде сострадания. Я видела его таким, каким он, казалось, и был: Калисто в большом доме. Калисто, сидящий в аккуратном кабинете, читающий рукопись. Калисто, которому приходится платить за секс, и Калисто, который передвигает свои килограммы по дому и не понимает, как можно жить так долго, ничего не чувствуя. Калисто, единственный неправильный человек в этом холодном идеальном городе. Как я сама. Тоже одинокая и неправильная, хотя совершенно по-другому.
Я встала, оделась. Калисто все это время стоял и смотрел на меня. Когда я пошла на кухню, чтобы выпить стакан воды, он направился следом за мной. Потом я обулась, взяла сумку, подумала, что теперь уж я не получу денег на такси, ну и черт с ним, наверняка и в таких местах, как это, есть автобусные остановки. Я открыла дверь и вышла на крыльцо. Ветер прекратился, и неподвижные прямые деревья высились вокруг дома. Теперь он вытолкает меня взашей и захлопнет за мной дверь, подумала я, но Калисто ничего этого не сделал.
* * *
Я всегда думала, что, когда я найду мужчину, это должен быть кто-то, родом из тех же мест, что я сама. Кто-то, с кем можно поехать в пятницу в загородный домик, затопить печку и готовить вместе ужин. Таким мне всегда виделось будущее. Вот мы сидим за столом, рядом потрескивает огонь, и дом окружен высоким и тихим лесом. Ты знаешь, что предстоит ужин с вином, секс и сон. И еще ты знаешь, что все будет хорошо, потому что ровно такой и должна быть жизнь, и если человеку это дано, то в конце концов все будет хорошо. В этих видениях я всегда представляла рядом с собой Йонни. На самом деле к тому моменту, когда я познакомилась с Калисто, Йонни был уже много лет женат, жил в доме неподалеку от деревни с женой, которая после рождения трех детей сделала операции на губах, груди и половых органах. Она была у меня в друзьях в «Фейсбуке», и глядя на ее фото, я обычно думала, что она выглядит сущей размазней, но счастливой размазней, а это, вероятно, хотя бы отчасти заслуга Йонни.
Тем утром мы стояли в коридоре, я и Калисто. Я уже в ботинках и с сумкой в руке. Лицо Калисто было напряженным. Напряженным и потемневшим. Я понятия не имела, что нужно говорить в сложившихся обстоятельствах, поэтому сказала:
– Здесь очень холодно. Я имею в виду Стокгольм.
– Да, – согласился Калисто. – Может быть, ты хочешь еще немного задержаться? Хотя бы пока немного не потеплеет?
– После всего, что случилось? А рукопись?
– Я причинил тебе боль, потом ты причинила боль мне. Все укладывается в естественную логику. Как ты и сказала, мы квиты. А что до остального… Придется мне придумать что-то. Какое-то оправдание, или просто скажу, что рукопись пропала.
Он пожал плечами. Я посмотрела в окно.
– Останься хотя бы, пока не закончится это сильное похолодание, – сказал Калисто. – Уедешь позже.
Он отнес мою сумку в спальню. Я повесила пальто на ту же вешалку, где оно висело до того, аккуратно и ровно поставила ботинки рядом с дверью. Калисто принес белые шерстяные носки, которые оказались мне малы. Я хотела спросить, чьи они. Где-то имеется жена? Или это носки, которые он выдает женщинам, которым платит? Но я не успела задать вопрос, потому что Калисто нахмурил лоб и ушел с носками в спальню. Оттуда он вернулся с парой его собственных носков.
– Тебе придется надеть эти, – сказал он.
– Я же вряд ли останусь надолго.
Но холода продолжались. Температура падала и падала, телевизор, работавший в гостиной, на весь дом сообщал о новых морозных рекордах. На диване по-прежнему лежало белое покрывало, и пятен видно не было. За большими окнами открывался вид на ничем не скрытое небо. За соснами, росшими позади дома, простиралось открытое море, на сине-черной поверхности которого плавали льдины. Вдали виднелись проруби, похожие на полуоткрытые холодные рты.
Мы пообедали, потом поужинали. Ночью мы уснули, не занявшись сексом. Так прошло два дня, потом три, а скоро наступили выходные.
– Эллинор, – обратился ко мне Калисто в понедельник. – Если кто-нибудь придет в гости, ты не могла бы не появляться?
– А кто должен прийти? – спросила я.
Калисто пожал плечами.
– Ну, так, вообще. Просто друзья. Может быть, какие-то знакомые. Люди, с которыми я общаюсь.
– Ты хочешь сказать, что я должна буду спрятаться?
– Да нет же. Просто ты могла бы уйти в одну из других комнат.
– Ты женат?
– Женат? – переспросил Калисто, как будто не поняв вопроса.
– Ну да. Или ты участвуешь в какой-то телепрограмме, и все знают, кто ты?
Калисто помотал головой.
– Нет, я не участвую ни в какой программе. Но если бы стало известно, что я живу не пойми с кем, это показалось бы странным. А мы ведь с тобой познакомились…
– На сайте знакомств, – договорила за него я.
– Прошу тебя, – остановил он меня жестом, – не произноси этого слова.
– Не понимаю. Многие из тех, кто знакомятся в наше время, знакомятся именно так. По крайней мере, на сайтах пару подбирают хоть по каким-то параметрам, а это всяко лучше, чем знакомиться в баре.
– Всё не так, – возразил Калисто.
– Откуда ты знаешь?
– Я говорил с одним человеком, который работает на этом сайте. Он сказал, что они подсовывают людей друг другу как попало, и единственные работающие фильтры – это возраст и рост.
– А что еще он рассказал? – поинтересовалась я.
– О чем?
– О сайте знакомств.
Калисто пожал плечами.
– Совсем немного. Что он может заходить на страницы и видеть всё, и иногда он сидел и читал, что люди пишут друг другу. Это его так расстраивало, что он целый день больше ничего не мог делать. У него сердце сжималось и стоял комок в горле, так что он едва не начинал рыдать. Весь день насмарку, говорил он. Ведь невозможно же спокойно работать, когда насмотрелся на столько ожиданий и надежд. Он видел, как один и тот же человек пишет многим разным адресатам, продолжает писать, переживает крушения. Есть люди, которые отказываются от предложений, а потом восклицают в отчаянии: почему же никто не пришел и что делать, чтобы найти кого-нибудь. И еще парень, работавший на сайте, сказал, что люди сразу все понимают, когда встречаются. Им надо только встретиться взглядами, и все становится ясно, все решается уже в этот момент. Например, к тебе на свидание пришел кто-то слишком привлекательный, а ты сам некрасив. Или ты впустую наглаживал ради этого свидания рубашку. Или за ароматом парфюма ощущается цирроз печени. Или между пуговицами блузки выпирает жир. Или фото было лживым. Большинство выкладывают снимки десятилетней давности. Идиоты. А еще деньги, которые они платят. Проклятая безнадега, сказал парень, который работал на сайте. Проклятая полнейшая безнадега. И еще он сказал, что из всего этого получаются какие-то отчаянные заросли одиночества, прорастающие подо всем остальным.
Я поинтересовалась, читал ли тот его знакомый мою с Калисто переписку, но Калисто этого не знал.
– В общем, ты поняла, да? – спросил он. – Если кто-то придет, просто не показывайся.
Надо было ему врезать. Врезать раз, а потом еще несколько раз, пока он не свалится на пол и не выблюет свою селезенку. А потом надо было надеть ботинки и уйти. Сощуриться на солнце, стиснуть зубы на ветру, сесть в поезд, идущий в Сконе. Когда замечаешь что-то ненормальное, надо по-быстрому отдергивать палец, а то откусят всю руку, и тебе конец.
Но я осталась. Можно сказать, что мой мозг не был достаточно силен для того, чтобы противостоять моей плоти. Плоть по какой-то странной, анекдотичной причине хотела больше узнать о Калисто. И хотя, может быть, кажется, что моя плоть вот-вот уступит, на самом деле она сильнее, чем выглядит. Сильна и упряма, как муравейник, в котором полно ядовитых муравьев, которые устремятся наружу, если оказать сопротивление. Если попытаться пойти против нее, будет еще больнее, чем если послушаешься. Лежать тихо и дать себя сожрать не способен никто. Над плотью по-прежнему властвуют инстинкты, это всем известно, внутри живет пресмыкающееся.
