– Святой отец, вы слышали, что спрашивал у меня сатана о послесмертии?
– Слышал, Гард, слышал. – Левая открытая миру половина лица инквизитора вытянулась. Монаху не понравился тот мой ответ.
– Там ничего нет! Я ничего не видел. Помню только, как закрылись глаза, а потом я увидел этот лес. У меня вырвалось «нет», когда возразил самому себе. На мысль, что нет ничего после смерти. Я ведь прав?
– Все так. Смерть – лишь конец жизненного пути.
– Но я не узрел дальнейшую дорогу. Не было на той стороне ничего. – Я начал злиться. На самого себя, потому что хочу верить в шанс на Спасение и Прощение, но тут же доказываю инквизитору, что после смерти лишь пустота.
– Если после смерти ничего нет, то не было бы греха и добродетели, – ответил церковник. – Не было бы ни Бога Отца, ни Бога Сына, ни дьявола.
Лицо монаха исказилось. Упоминание сатаны доставляло ему вполне ощутимые, настоящие муки.
– А ты, Гард, убедился на собственной шкуре, что Люцифер существует.
– Вы, наверное, правы, святой отец.
– Не смей! – Инквизитор напустился на меня, схватив за рукав. – Не поддавайся слабости и неверию! Нельзя сомневаться ни в едином слове, начертанном в Священном Писании! Не смей усомниться в существовании Бога Отца и Бога Сына! В их благости! А еще в Преисподней! Нельзя! Особливо тебе, Гард!
– Но почему я ничего не увидел?
– Не понимаешь? – Монах окинул меня укоряющим взглядом. – В самом деле?
– Не понимаю. – Я был искренен в своих сомнениях.
– Да потому, глупец, – Велдон отпустил рукав моего камзола и ткнул пальцем в грудь, – что твое время еще не пришло! Божий суд над делами твоими еще не назначен!
– Либо приспешники дьявола ему неподсудны.
Церковник зашипел. Почти так же яростно, как недавно на Люцифера. Монах дернулся и повернулся ко мне спиной, чтоб убраться. Но не сделал и шага прочь.
– Уходите, Велдон? А кто, как не представитель конгрегации Вселенской инквизиции, должен помочь заблудшей душе?
Церковник обернулся. Лицо его было мрачным, серым.
– Твоей душе помогут только молитвы и раскаяние, но это не для тебя, Гард.
– Всего лишь молитвы и раскаяние?
– Не всего лишь, святотатец, но молитвы и раскаяние! Не каждому дано.
Что-то черное или даже прогнившее внутри требовало оставить последнее слово за собой и как можно сильней уязвить монаха.
– Но вы-то не оставите меня, отец Томас? Или бросите в лапы сатане?
– Ты и так там!
Я выругался. Церковник прав, чтоб ему пусто было!
– А я рад бы уйти, да не могу, – произнес Велон. – Я тоже грешен и пал почти на самое дно!
У монаха задергалась, задвигалась челюсть. Неистовство инквизитора, направленное на меня, теперь обернулось на самого церковника.
– Не так, как ты, Гард! Глубину твоего греха невозможно описать людским языком. Но и моя душа во тьме! Прокляты наши души!
Монах воздел к небесам обе руки. Капюшон спал с головы, открыв небу обезображенную половину лица.
– Я тоже пал! Не могу отказаться от воспоминаний Неакра, от его черной магии! – Инквизитор посмотрел на меня. – Знаешь, Гард… Скоро во мне ничего не останется от святой магии. Называй меня тогда чернокнижником!
Томас Велдон тихонечко взвыл. Спрятал лицо в ладони и низко согнулся, потом рухнул на колени и припал к снегу руками, что так и не отнял от лица. Казалось, он сошел с ума. Я пребывал в растерянности, глядел на монаха и не понимал, что предпринять. Потом услышал молитву, что шептал Ведон.
– …в Спасении Твоем! Аминь.
Монах поднялся, стряхнул с рясы снег и лесную ветошь. Лицо Велдона успокоилось, он вновь натянул капюшон, спрятав ужасный старческий лик Неакра.
– Ты слуга дьявола, – сказал он.
Меня удивила будничность тона инквизитора.
– Добровольный приспешник сатаны, – продолжал Велдон.
Я бы напомнил святоше, почему я принял Люцифера. Ради спасения Алисы, но не только. Хотел вытащить и его вместе с дочерью. Проклятый пепел! Освободил лишь Томаса Велдона, который сейчас поучает.
– Ты сделал осознанный выбор!
– Да, святой отец! Да! – не выдержал я. – Что дальше?
– А то! – выкрикнул инквизитор, но лик его не переменился, не исказился в ярости. Неистовым огнем горели только глаза. – Я тоже добровольно и осознанно делаю выбор. В пользу черной магии Неакра! И в пользу тебя, Гард! Потому что только рядом с тобой исчезает власть Низверженного над моей дочерью. Сатана покрывает тебя своим плащом, а заодно и меня, коль я рядом. Но без тебя да запретной магии Лилит не спасти!
Повернувшись спиной, инквизитор вдруг отошел на несколько шагов. Оперся высоко вытянутой рукой о дерево и обреченно поник головой.
– Мы грешники, Гард, – произнес он, – каких не видывал белый свет.
– Я пожертвую всем и заплачу любую цену, чтоб спасти Алису!
Больно думать о моей любви. Она снова в тенетах Возвратившегося бога.
– Знаю, Гард. Я это знаю.
– Я это уже сделал, – добавил я.
Не только преклонился перед сатаной и стал его ключом к нашему миру, но пожертвовал самим мирозданием, когда призвал помощь дьявола. Он помог, явив всадников апокалипсиса – начались Последние дни.
– Все знаю, Гард, а также то, что я с тобой, – монах горестно вздохнул, – и, значит, с твоим господином.
Мы замолчали. Что еще сказать?
– Прокляты наши души!
Велдон обернулся, чтоб пристально посмотреть мне в глаза. Что хочет там найти? Я не отвел взор, хоть выдержать взгляд инквизитора по-прежнему тяжело.
– Прокляты! Но буду ежедневно и еженощно молиться за наши души! – пообещал монах. – Верь мне! Я буду просить о Спасении и Прощении не только за нас, Лилит и Алису! Я не брошу молитв ни за Ирменгрет, ни за Брана!
– Молиться за вампиршу и предвестника? – поразился я. – Но они же не люди!
– Были когда-то. Была у них душа, и я хочу спасти и их.
– Что ж, – пробормотал я, удивленный неожиданной добродетелью инквизитора, – воля ваша. Но вряд ли им нужно Спасение.
– Всем нужно! Не богохульствуй!
– Не буду. – Я пожал плечами. Без разницы, четверо нас с проклятыми душами или двое.
– Пора возвращаться, – произнес Велдон. – Я сказал и услышал все, что хотел.
Мы двинулись обратно по следам на снегу.
– Надеюсь, – проронил я, когда почти добрались до фигуры в черном орденском плаще, что грелась у костра, – вампирша вправила предвестнику мозги. Чтоб на людей больше не кидался.
– А где она?
Велдон завертел головой. Ирменгрет исчезла.
– Идите к огню! – Предвестник поднялся при нашем появлении. – Здесь теплее.
Плащ всадника апокалипсиса, обратившегося в обычного человека, распахнулся. Куртку предвестник застегнул на все пуговицы, и рубахи с испачканным в крови воротом почти не видно. Штаны такого же темно-коричневого цвета, как куртка, и черные кожаные сапоги, уже без шпор. На черном поясе в потертых серых ножнах шпага.
– Подходите ближе! Не бойтесь!
Монах присел у огня на ствол поваленного дерева, протянул к костру озябшие руки. Он чуть ли не шипел на дьявола, да и на вампиршу тоже, однако близость предвестника Конца времен внешне нисколько не будоражила его.
Я же остановился в пяти шагах от огня, Велдона и Брана. Ведь так его представили нам?
– Где она? – спросил церковник.
Предвестник махнул рукой в сторону леса.
– Была – и нет. Не могу сказать, куда запропастилась, но давайте поговорим о другом.
Война протянул мне раскрытую ладонь и попытался улыбнуться. Получилось не очень, он скорей оскалился.
– Должен извиниться, что меж нами едва не завязалась драка. Был не в себе. Я знаю и помню, кто я. Помню, что прожил сотни жизней в тысячах миров, которые потом ввергал в войны… Каждый раз то была жизнь воина. Я воевал за правое и неправое…
Предвестник ненадолго замолк.
– Но это почти все, что сохранилось в памяти. В голове ни одной подробности, а сейчас я снова смертен и начинаю жизнь с чистого листа. Почти, все ж не младенец. Поэтому нет и не может быть к вам неприязни. Предлагаю пожать друг другу руки.
Я и Велдон переглянулись. Монах мрачнел с каждым ударом сердца – он снова принимает слугу дьявола. Снова отворачивается от Бога Отца и Бога Сына. Только что поделать? Все ради дочери! Проклята его душа!
Мы обменялись рукопожатиями, произнесли свои имена. Предвестник просил называть себя только Браном и забыть о его предназначении.
– Отчего же? – Церковник попытался показать, что ответ на сей вопрос взволновал его мало. По мне, вышло у него плохо.
– Ирма поведала. Покамест все не вспомню, к трем моим братьям не вернусь, и мы не сможем исполнить предназначение.
– Но Конец времен начался? – Велдон обжег меня огненным взглядом. – Или нет?
– Да, ваш мир обречен. Но он всегда был обречен. Апокалипсис…
Предвестник оглянулся.
– Ничто не говорит о конце света, но он начался. Начался и остановился. До тех пор, пока я снова не превращусь в Войну. Пока не верну память.
– Что, если ты умрешь? – допытывался Велдон.
– Хочешь сказать, если меня убьют? – Предвестник громко рассмеялся. – Возможно, сразу вспомню все и вернусь к братьям, и вы узрите Конец времен. Но, может, наоборот, ничего не случится! Буду рожден в вашем мире младенцем, и так же память по крохам будет возвращаться ко мне. А ты, старик, не узнаешь, кто и где я. Сейчас хоть можешь спросить, все ли я вспомнил!
Предвестник вновь громко расхохотался. Я кисло улыбнулся. Занятно видеть, как клянет себя монах. Поддался слабости, помыслил о смертоубийстве. Во имя общего блага! Да все зря, только дураком себя выставил.
– Вставайте! Немедля!
Никто не заметил, как вампирша появилась в трех шагах от костра.
– Слуги Низверженного близко. Их много! Люди и… – Ирма поморщилась. – Иные тоже здесь!
Глава 3
Времени мало
– Иные? – Предвестник не понимал, о чем речь.
– Они самые, – ответила вампирша, – трое, еще с десяток великанов и две дюжины стражников из замка.
– Каждый иной пользует магию, – с тревогой в голосе произнес Томас Велдон. Взгляд его левого ока был направлен в себя. Инквизитор обратился к воспоминаниям чернокнижника Неакра. – Трое иных в отряде означает трех колдунов.
– Один из твоих братьев тоже есть, – Ирма обратилась к монаху, – он в рясе. Возглавляет отряд орденских солдат.
Томас Велдон мгновенно вспылил:
– Отступники мне не братья!
– А Неакру? – Вампирша знала о нас многое и уколола в самое больное место.
– Изыди! Дьявола отродье! – Монах, что грелся у костерка, больше не мог сидеть. Он вскочил с поваленного дерева. Его рука нырнула к вороту за Распятием!
