– Давай немного изменим наш план? Пусть перед морским путешествием по Карибам наши герои посетят Мексику?!
Лицо Егора вытянулось: это называется «немного изменить план?» А с чего вдруг? И почему Мексика?!
– В ноябре в Мехико пройдет праздник мертвых, и Агата должна его увидеть! – заявила Ая.
Егор недоуменно пожал плечами, не понимая логики Аи. Разумеется, он знал про экзотические традиции празднования «дня мертвых» в Мексике, – вот и в недавнем фильме про Джеймса Бонда его герои оживлённо перестреливались под пляски маскарадных скелетов, но во всём этом был явный перебор в латиноамериканском вкусе, и Егор не мог взять в толк, зачем их героине нужна такая театральщина.
Понимая, что ей нужно убедительно обосновать новую идею, поскольку без согласия Егора – второго криэйтора агентства, она не могла внести в сценарий изменения, Ая попробовала объяснить Егору свое видение ситуации.
– Понимаешь, главная проблема нашей героини заключается даже не столько в болезни, сколько в самом отношении Агаты к смерти. Для Агаты мысль о предстоящей смерти невыносима, что соответствует психологии человека европейской культуры, ведь в западной традиции смерть воспринимается как нечто глубоко трагическое и страшное, в определенном смысле ее считают неким наказанием или приговором. При этом в других культурах существует и иное отношение к ней. Ну вот в большинстве восточных традиций смерть понимается, как некий неизбежный переход в другое состояние, но – чтобы под этим состоянием ни подразумевалось – она не является конечной точкой человеческого пути. Смерть – лишь промежуточная станция в нашем бесконечном путешествии, и мексиканский культ праздника мертвых построен на этой интуиции… – Ая замолчала и взглянула на Егора.
– И к чему ты ведешь? – насмешливо спросил Егор.
– Я считаю, что мы должны показать Агате совершенно иное восприятие смерти, возможно, то, что она увидит в Мехико, поможет ей изменить ее отношение к смерти и к своей болезни. Кстати, речь в этой истории, собственно, идет не только о ней. Вот, взгляни… – Ая протянула Егору бумажную папку.
Увидев на обложке имя Ивана Шевелева, Егор удивился:
– Это касается нашего Ивана?
– Да. Три дня назад Четверг прислал мне материалы на Шевелева, – Ая помахала увесистой папкой, – здесь история Ивана. Видишь ли, Ивану самому нужна помощь, в определенном смысле это путешествие ему тоже необходимо, как некая перезагрузка сознания. Да и с Варварой Воеводиной не все так просто, в ее случае, увы, нам тоже есть с чем работать.
– Я слышал от Тины, что у Варвары есть сестра и она больна?
– Да, с ее сестрой случилось несчастье, – по лицу Аи пробежала тень, – это давняя семейная трагедия, повлиявшая и на жизнь Варвары. Наша бедная Варя тоже могла бы стать одной из героинь агентства «Четверг», нуждающейся в «переформатировании» сознания и судьбы. Суммируя все вышесказанное, я считаю, что всем нашим путешественникам пребывание в Мехико пойдет на пользу.
Егор пожал плечами: – Ладно, давай обсудим возможные варианты сценария.
* * *
Ноябрь
Мехико
Не зная о планах криэйторов агентства, Иван Шевелев так и не смог ответить Агате на ее вопрос, зачем они здесь. Зачем?! Как – будто он знает, зачем это раскаленное синее небо, нестерпимое солнце – зачем все как в той стране? Вспомнив ту страну, Иван зябко, как от холода, что было довольно странно в этот жаркий день, поежился.
Проклятая свеча на столе, выложенный из цветов «алтарь между миром живых и мертвых» в коридоре отеля, предательская дрожь в руках, полезшие из всех щелей памяти, как призраки, страшные воспоминания, и вновь возникшее – удавкой на шее – чувство вины.
Однажды гадалка сказала Ивану, что его внутреннее состояние на данный момент олицетворяет карта «повешенный»: «вы есть, но вас как бы нет…»; и ему, в самом деле, кажется, что это правда – он действительно словно бы кем-то проклят, навсегда приговорен к своей петле.
…Услышав стук, Иван вздрогнул – нервы были напряжены. Дверь открылась, на пороге возникла Варя; улыбаясь, девушка сказала, что они с Агатой и другими туристами собрались на вечернюю экскурсию на кладбище.
Иван кивнул и спустя паузу спросил, не Варя ли выложила дорожку из бархатцев в коридоре, ведущую к его двери.
Варя покачала головой:
– Нет, но я видела, как горничная сооружала цветочный алтарь на первом этаже, наверное, она принесла цветы и на наш этаж.
Иван усмехнулся: – Может, эту дурацкую свечу тоже зажгла горничная?
Варя ответила ему недоуменным взглядом.
Иван махнул рукой: ладно, все нормально. Глядя вслед уходящей Варе, он вдруг почувствовал, как к горлу подступила тошнота – этот удушливый, сладковатый запах в коридоре, сводил его с ума. Ему показалось, что здесь пахнет смертью. «Так пахнут эти чертовые цветы», – сказал себе Иван, возвращаясь в номер.
Иван не знал, сколько прошло времени – он просто смотрел на свечу и ждал.
Его приближение Иван не то, что услышал, а почувствовал. Интуиция не подвела старого воина, и вскоре Иван увидел, как тихо, практически бесшумно повернулась дверная ручка.
Дверь медленно приоткрылась.
* * *
Ноябрь
Мехико
Уже на подходе к кладбищу, оглядывая многочисленные торговые ряды, уставленные сахарными черепами и «хлебами смерти», Агата подумала, что происходящее напоминает ей, если сравнивать с Россией – какое-нибудь массовое гуляние – что-то очень разношерстное и многолюдное, масленицу, к примеру, или первомайское шествие, а если вспомнить другие страны, то бразильский или венецианский карнавал. В этот день кладбище Мехико превращается в шумный, пестрый город, куда приезжают целыми семьями. Люди украшают могилы свечами и бархатцами, раскладывают на могилах еду, здесь же устраивают пикники. Взрослые едят, пьют, дети веселятся, резвятся среди могил – и, похоже, никто не боится смерти. Всюду звучит бравурная национальная музыка, и разные мелодии, доносящиеся со всех концов кладбища, сливаются в общий своеобразный гимн смерти.
Бредя среди могил и наблюдая эти песни-пляски на костях, Агата чувствовала себя на этом празднике то ли жизни, то ли смерти инородным телом. Тем не менее, она отметила, что приподнятое, праздничное настроение людей не казалось натужным или искусственным, напротив – было очевидно, что люди на самом деле воспринимали происходящее, как праздник. И это как раз поражало ее больше всего.
Вернувшись в город, Агата с Варей остановились на одной из центральных улиц, чтобы посмотреть, как за бродячими оркестрами в карнавальном шествии идут толпы людей в масках, олицетворяющих смерть. В какой-то миг совсем рядом с Агатой и Варей прошла толпа ряженых под предводительством «смерти», облаченной в белую простыню и маску со страшным оскалом. Неожиданно «смерть» повернулась и пошла прямо к Агате. От ужаса Агата вскрикнула и закрыла лицо руками; «смерть» обняла ее и жестами позвала за собой, – пригласила присоединиться к карнавальной толпе.
Встревоженная Варя бросилась на помощь, но Агата остановила ее: – Ничего… Все хорошо.
Выдохнув – как перед отчаянным прыжком – Агата пошла за «смертью» и влилась в шествие.
Сопротивляться этой силе, пульсирующей радости и всеобщему ликованию было невозможно. Энергия толпы подхватила Агату и увлекла ее за собой. Растворившись в карнавальном шествии, Агата ощущала, что в нее словно вливается радость этих людей, их безмятежность и уверенность в том, что в смерти нет ничего страшного, что она есть лишь переход в новую жизнь. И улыбки на лицах горожан, и музыка уличного оркестра, и звезды над Мехико говорили о том, что смертью ничто не кончается, что жизнь бесконечна, что смерти нет, что все мы созданы для вечности, и надо радоваться этому и благодарить Того, Кто все придумал таким чудесным образом.
Сотни «мертвецов» шли по городу, музыка звучала так громко, что ею можно было пробудить мертвых. И в этой музыке и гомоне толпы Агата слышала: «Эй, бейте в барабаны – смерти нет! Ликуйте и славьте радость жизни! Пусть все слышат наш гимн бессмертию и вечности. Мы пляшем и поем, потому что знаем – смерти нет».
Агата шла в толпе, плакала и смеялась, переживая боль, восторг, страх, изумление, радость – все эмоции и чувства, какие только может испытывать живой человек. Как тысячи живых людей в этом радостном шествии.
* * *
Ноябрь
Мехико
Мертвый мальчик входит в комнату: огромные черные глаза жгут огнем, в уголках губ запеклась кровь. Мальчик останавливается против Ивана и прожигает его взглядом беспощадных глаз.
Иван цепенеет, но его сердце колотится так, что, кажется, сейчас разворотит грудную клетку. Съежившись, он умоляет мальчика о прощении, говорит, что не хотел его смерти, что он лишь исполнял свой долг солдата.
Но лицо мальчика не смягчается.
– Я не знал, что в твоей деревне жили мирные жители, – шепчет Иван, – если бы я мог что-то изменить, поверь, я бы это сделал.
Лицо мальчика по-прежнему бесстрастно. Горят нестерпимым огнем глаза. Глаза палача.
– Я и сам не живу, – оправдывается Иван, – в моей жизни нет ни радости, ни смысла…
И снова не то. Иван сникает – нет таких слов, чтобы вымолить прощение.
– Чего ты хочешь от меня? – кричит Иван. – Зачем пришел? Зачем ты всегда ко мне приходишь?
Мальчик смотрит – выдержать этот взгляд невозможно. Иван закрывает глаза руками. Когда он снова их открывает – в комнате никого нет.
«Наваждение, порожденное жарой, расстроенные нервы?» – вздыхает Иван, и тут же видит, что дверь в номер приоткрыта, а по полу стелется чуть смятая дорожка из бархатцев.
Глава 3
Конец декабря
Урал
Инстинктивно, по-звериному почуяв беду, Данила замолотил кулаками в дверь материнской квартиры. Ему тут же, словно бы его ждали, открыли, но это была не мать. Дверь открыла соседка Сумароковых – тетя Аня.
Милая, тихая тетя Аня – подруга матери Данилы, принадлежала к тому редкому типу людей, которые чувствуют вину за все на свете: за глобальное потепление вселенной, инфляцию и даже просто за то, что они есть; такие люди всегда словно бы извиняются – голос у них тихий, плечи опущены, в глазах покаянное «простите»… А сейчас у тети Ани был особенно виноватый вид. И очень несчастный.
– Что? – крикнул Данила вместо приветствия.
Пригвожденная чувством вины из-за того, что ей приходится сообщать Даниле страшную весть, тетя Аня горько вздохнула: – Даня, твоя мама… умерла.
В голове у Данилы что-то взрывается. Кровь пульсирует в висках, злая наковальня – молотом, молотом, черт, как больно. Данила медленно сползает по стене.
Вселенная раскалывается, и ты понимаешь, что ничто и никогда уже не будет, так как прежде. Ты сам не будешь прежним.
– Ты бы поплакал, Данилушка, – растерянно уговаривала окаменевшего Данилу, тетя Аня, – глядишь, станет легче.
Но Данила не хотел, чтобы стало «легче». Он яростно хотел, чтобы обрушившееся на него горе разорвало его пополам. Как же так – умерла? Как же так – ничего не успел, не сказал ей главного, и теперь уже никогда не успеет?! Отныне навсегда это страшное чувство вины, боль, и дикая – зверем бы выл – тоска.
– Леночка много болела в последний год, но не жалела себя, работала на износ, – бормотала тетя Аня, – ты же знаешь ее – такой человек…
Да, он знал: бесконечные дежурства, операции, больные, Елена Сумарокова – человек долга и «врач от Бога».
– Первый инфаркт у нее случился четыре года назад, – тетя Аня смахнула слезу.
Данила вскинулся – первый инфаркт? Он не знал. Мать ему не говорила.
– Второй приступ она перенесла год назад. Тут бы Леночке пожалеть себя, поберечься, но какое там – Лена продолжала работать. Думаю, она еще за тебя переживала, – осторожно добавила тетя Аня, – расстраивалась, что у вас… разлад вышел. Любила она тебя очень.
– Когда она умерла? – выдохнул Данила.
– Три часа назад. В больнице. Сердечный приступ.
«Значит, мать умерла, когда я летел в самолете», – кольнуло Данилу. И еще одна мысль больно уколола. «Болела, но не звонила мне до последнего. Позвонила только, когда поняла, что серьезно больна. Если бы раньше, если бы вчера… Я бы успел…» Что такое смерть? Это необратимость. Невозможность что-то изменить. Приговор. Не для мертвого, для живых.
Данила уронил голову в руки и разрыдался. Мама, где ты сейчас? Ты видишь меня? Я приехал, мама…
Здесь, в этом ледяном пространстве уральских марсианских хроник (заводы, мартены – даешь стране металл!) разворачивалась практически античная трагедия – герой не успел появиться вовремя. Ничего не исправить.
Тетя Аня кивнула: – А ты поплачь, Данилушка, поплачь. Это правильно.
* * *
Застыв перед монитором, Кирилл придумывал для героини своей новой компьютерной игры, очередные препятствия. Темноволосую, похожую на мальчика героиню, звали Ая, и она, как две капли воды походила на психолога агентства Аю Кайгородскую. Таково было пожелание Четверга, заказавшего Кириллу игру. Вторым условием владельца агентства, выдвинутым Кириллу, как разработчику программы, было создание для героини предельно сложных уровней квеста. Согласно сценарию игры Ая должна была добраться до башни в черном лесу и встретиться с ее обитателем, чтобы узнать его тайну. Но на пути к черному лесу девушке предстояло преодолеть множество препятствий: она воевала со злом в разных его обличьях, переплывала моря, пересекала пустыню и даже бороздила космические пространства. Кириллу пришлось изрядно напрячь воображение, чтобы создать этот виртуальный, полный опасностей мир. И вот, наконец, он приступил к финалу истории. Экранной Ае оставалось рукой подать до черного леса, но коварный Кирилл придумал для нее цепь хитрых ловушек; выбираясь из одной ловушки, девушка тут же попадала в другую, и каждая могла стать для нее смертельной.
Наблюдая за драматической борьбой экранной Аи за свою жизнь, Кирилл вдруг подумал, что даже если ей удастся добраться до башни и выиграть битву с ее обитателем, то все равно в каком-то предельном, метафизическом смысле из последней ловушки героине не выбраться; в сущности, как и любому из нас. Эта последняя ловушка – время.
* * *
Середина декабря
Карибское море
Иван подумал, что время – странная штука; если верить календарю – они не так давно покинули Мехико, а между тем ему кажется, что с тех пор прошла целая вечность. Вспомнив Мехико – праздник мертвых, визит ночного гостя, Иван почувствовал, как по его спине пробежал ледяной холодок; и это несмотря на то, что на залитой солнцем палубе было жарко, и даже несмотря на то, что с той ночи прошла вечность.
За эту самую вечность он и его спутницы успели сесть на зафрахтованную яхту и уже проплыли тьму морских миль под парусом. По ощущениям, событиям, эмоциям, этот период оказался невероятно насыщенным – впечатлений хватило бы на целую жизнь.
