Игорь Лебедев "Нотки кориандра"

grade 4,5 - Рейтинг книги по мнению 140+ читателей Рунета

При весьма загадочных обстоятельствах убит репортер Чептокральский. По виду – все признаки трагедии на почве любовной страсти, но Ардова смущают детали. Именно они приводят к раскрытию тщательно спланированной международной аферы, ради которой изощренный преступник готов не только расправиться с самим сыщиком, но и втянуть в войну целую империю. Чтобы разрушить преступный замысел, Илье Алексеевичу предстоит обыграть жандармское управление, всерьез поверившее в неотвратимость грядущей войны, о которой вот уже неделю твердят газеты.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Эксмо

person Автор :

workspaces ISBN :978-5-04-116771-4

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 14.06.2023


– Обыкновенно к ночи уж. Так-то не раньше девяти, но бывало и того больше. Много работал, да. Что уж говорить, военный.

– А сегодня раньше обычного пришел, верно?

Дворник на мгновение задумался и как-то испуганно взглянул на сыщика.

– Раньше, – с удивлением согласился он. – Да, раньше. Сегодня раньше обычного.

Мошков с восхищением уставился на сыщика, пораженный примером столь глубокого проникновения человеческой мысли в самую суть вещей, – ему показалось, будто господин расследователь только что на его глазах раскрыл преступление. Или уж как минимум существенно продвинулся в разгадке причин, приведших к трагедии.

К сожалению, это было не так. Илья Алексеевич пребывал в растерянности. Происшествие никак не складывалось у него в лишенную противоречий картину. По всем внешним приметам версия господина пристава выглядела единственно возможной, но в голове подобно мухам летали какие-то отдельные мысли, не позволявшие принять столь простое объяснение случившемуся.

Чиновника сыскной полиции тронул за плечо Свинцов.

– Илья Алексеевич, тут вот водопроводчик Ермолаев доложить желает, – сообщил он и властной рукой вытряхнул из-за спины щуплого мужичишку в грязном переднике с пуком серых волос на голове. Тот был явно под хмельком, но держался молодцом, не заваливался, только мутный взгляд никак не мог поймать лица собеседника и все норовил занырнуть в облака, откуда ему, возможно, подмигивали ангелы.

– Я, ваше благородие, у Колывановых как раз шаровой кран починял… поломка у них вышла, екстиль…

– Не тяни! – тряхнул подопечного Свинцов.

– Выхожу – и вижу, – продолжил Ермолаев, словно встряска перебросила в нем патефонную иглу на новое место, – стоит тут вот, у сарая… Не наш жилец, екстиль! Это я вам как паче всех человек окаянен есмь… – зачем-то перешел на покаянный канон водопроводчик и принялся горячо креститься.

Свинцов опять встряхнул Ермолаева.

– Вот так вот на меня зыркнул и пошел, убо[1 - Убо – стало быть (церк., стар.).], – завершил он доклад.

– Опять надрался? – счел нужным встрять старший дворник, чтобы господа чины полиции не подумали, будто во вверенном ему домовом хозяйстве отсутствует должный надзор за работниками и обслугой.

– Вот так вот! – повторил водопроводчик и снова выпучил глаза, опасаясь, что в первый раз недостаточно точно передал этот дикий взгляд опасного чужака.

– Как выглядел? – вместо сыщика задал очевидный вопрос околоточный и вновь мотнул свидетеля.

– Ухо! – тут же отозвался Ермолаев. – Повернулся он ко мне вот так вот, убо… Гляжу – мать честная! Уха-то и нет совсем, екстиль! Словно корова языком! Даждь ми, Господи, слезы, да плачуся дел моих горько… – опять принялся молиться пьянчужка.

– Одноухий? – встрепенулся старший дворник, уловив, что наблюдение вызвало интерес сыщика. – Как же, бывал! Пару раз захаживал к Александру Петровичу. В дом не поднимался, здесь ждал.

– Справа или слева? – спросил Илья Алексеевич.

– Виноват? – растерялся Мошков.

– С какой стороны шрам?

– Справа или слева? – словно желая перевести слова сыщика на низкий язык водопроводчиков, громко повторил вопрос Свинцов и в который уже раз тряхнул измученного допросом Ермолаева.

Тот повертел головой, припоминая, в каком ракурсе застал незнакомца, и попытался примерить увечье на себя.

– Слева, стало быть, – наконец сообщил он.

– Точно, слева! – опять влез Мошков, желая и со своей стороны оказать пользу следствию. – Справа, кабы смотреть, есть, а слева – начисто то есть отсутствует.

– Вот так вот! – водопроводчик сделал движение, словно желал пятерней сорвать с собственной головы ухо, после чего опять принялся креститься. – Яко же бо свиния лежит в калу, тако и аз греху служу.

Илья Алексеевич кивнул Свинцову, и тот потащил Ермолаева прочь.

У дровяного сарая, который также решил осмотреть Ардов, был обнаружен полусгнивший сельдевой бочонок, кем-то заботливо приставленный к стенке. Именно над ним находился тот край крыши, где сыщик обнаружил свежий клочок сукна.

Все-таки исключать загадочного третьего участника преступления было пока рановато.

Вернувшись к подводе, Илья Алексеевич увидел Жаркова, который стоял на ступенях и прикуривал папироску.

– Петр Палыч, я в редакцию «Санкт-Петербургских ведомостей», – сообщил Ардов.

– Что вы хотите там узнать? – справился криминалист, возясь с зажигалкой.

– Пока не знаю, – простодушно ответил Илья Алексеевич. – Чептокральский вечно влезал в различные неблаговидные делишки, не удивлюсь, если какое-то из них и привело к столь печальной развязке.

– Какие уж тут делишки, – возразил криминалист и затянулся. – Госпоже Лундышевой пора вон вместе с водопроводчиком покаянный канончик разучивать, – он кивнул в сторону белобрысого пьянчужки, крестившегося у подводы.

– Не могу я поверить в ее распутство, – с ноткой отчаяния в голосе признался Илья Алексеевич.

– Да вам-то что за дело? – грубовато удивился криминалист. – Вы вашу достоевщину, Илья Алексеевич, бросьте: преступники – народ коварный, такую комедию перед вами сыграют – не заметите, как ноги им мыть броситесь. Сострадание хорошо в церкви. А в нашем деле следует держать ухо востро, нам великодушие противопоказано!

– Не составите мне компанию? – справился Ардов, не желая сейчас ввязываться в спор о сострадании. – Редакция в двух кварталах.

– Пожалуй… – согласился криминалист, выпуская очередную струйку сизого дыма.

Вдруг он изменился в лице, как будто заметил нечто, вынудившее его исправить планы.

– Вернее, нет. – Петр Павлович тряхнул головой и как-то суетливо засобирался. – Не могу… В участок нужно…

Илья Алексеевич обратил к товарищу немой вопрос.

– Пулю надо посмотреть, – Жарков постучал по саквояжу, куда поместил найденные на месте преступления предметы, – вы что же, забыли? От этой экспертизы вся картина зависит. Был ли третий, и прочее…

Всплеск служебного рвения показался Илье Алексеевичу странным. Он бросил невольный взгляд себе за спину, где за курдонером[2 - Курдонер – парадный двор перед главным фасадом здания.] открывалась вечерняя суета на Садовой, но ничего, что могло бы так взбудоражить Петра Павловича, не приметил: почтенная публика фланировала под крытой галерейкой вдоль магазинных фасадов – «Конфеты и шоколадъ М. Конради», «Магазинъ фруктовъ Георга Ландрини», «Колонiальные товары т-ва “В. И. Соловьевъ”»; среди пешеходов никто не подавал признаков курьеза или диковинности; экипажи мерно грохотали по мостовой, некоторые кареты стояли в ожидании пассажиров, отправившихся за покупками.

Илья Алексеевич не стал выказывать удивления – он уже успел привыкнуть к причудам криминалиста.

– Ну куда, куда! – вдруг закричал Жарков и бросился к дворникам, выносившим из дома второй труп. – Ногами сюда, тетери!

Петр Павлович с каким-то преувеличенным рвением устремился к телеге руководить погрузкой тела капитан-лейтенанта.

Ардов задумчиво посмотрел вслед товарищу и отправился в редакцию.

Дождавшись, когда сыщик завернет за угол, Жарков перешел на другую сторону Садовой и, воровато оглянувшись, скрылся в черной карете, которая уже некоторое время стояла здесь без всякого движения.

Глава 5

Взрыв в Сестрорецке

К обер-полицмейстеру Райзнеру со срочным докладом прибыл начальник штаба отдельного корпуса жандармов генерал Мезенцев. Дело было чрезвычайное. Ночью на военном заводе в Сестрорецке произошел мощнейший взрыв, полностью разрушивший производственный корпус. Глава штаба отрядил лучших своих расследователей и лично возглавил поиск преступников.

– Взрывной заряд был размещен в подвале, – сообщил Мезенцев о первых результатах расследования.

– Революционеры? – предположил обер-полицмейстер.

Совсем недавно было завершено длившееся более двух лет расследование по делу новой антигосударственной шайки бунтарей «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», взявшей целью развращение умов рабочих и устроение стачек по фабрикам и заводам. Публика эта была фанатичная и озлобленная, никаких разумных доводов не принимавшая. Райзнер невольно вспомнил, как в декабре 1895 года в Доме предварительного заключения ему предъявили одного из застрельщиков Союза, некоего нотариуса Ульянова. Вел себя этот рыжебородый тип нагло и самоуверенно, от неугодных вопросов отказывался, ничего «не знал» и «не помнил», от связей с эмигрантами открещивался. По злому, похожему на кашель, смеху, хитрому прищуру раскосых карих глаз, изворотливому строю речи Райзнер определил в Ульянове умного и опасного бунтовщика и настоял на непременной его высылке из Петербурга под надзор полиции. Всего высочайшим повелением в Сибирь было сослано 22 участника, а к дознанию по этому делу приведено 250 человек из разных городов. Но о полном разгроме законспирированной ячейки говорить не приходилось.

– В завалах обнаружили труп одного из злоумышленников. Личность пока не установлена. Однако в кармане было обнаружено вот это. С этими словами Мезенцев извлек из папки и положил на стол измятый клочок вощеной бумаги с непонятными каракулями. – Обратите внимание на этот край, ваше превосходительство, – указал он на типографский оттиск золотой краской в самом верху листка.

Август Рейнгольдович надел пенсне, придвинул к глазам бумажку и увидел набор букв: «Ekselanslari T?rkiye’nin Rus Imparatorlugu B?y?kel?isi H?sni Pasa».

– Что это значит?

– Это страница из личной записной книжки турецкого посла.

Известие ошеломило сановника. Столь явное участие иностранного дипломата в беспрецедентной преступной акции могло привести к тектоническим последствиям. Причем меньше всего в этом была заинтересована сама Турция.

– Этого не может быть! – выдохнул Август Рейнгольдович.

– Естественно, посол Хусни-Паша решительно отверг любые подозрения в разрушении русского военного завода… – продолжил начальник штаба жандармов, уже успевший побывать на Дворцовой набережной, 8, где располагалось турецкое посольство. – Уверяет, что записная книжка была у него украдена неделю назад.

– Ну вот видите! – зацепился за показания посла полицмейстер. – Явная провокация.

– Заявлений о пропаже в полицейском управлении нами не обнаружено.

Обер-полицмейстер помолчал, обдумывая услышанное.

– А о чем сам текст записки?

– По всей видимости, применено шифрование, – смутился генерал, – в ближайшее время мы раскроем смысл послания.

Сановник без сил опустился за стол и обхватил голову руками.

– Но зачем? – страдальчески протянул он.

В кабинете воцарилась тишина. В поисках разгадки в голове Августа Рейнгольдовича снопами искр пошли вспыхивать связанные с Османской империей факты. За период трех последних царствований Россия и Турция дважды сталкивались на военном поле. В 1853 году Николай I начал Крымскую войну, закончившуюся спустя три года поражением русской армии. Затем была Балканская кампания 1877–1878 годов с сокрушительным реваншем, включавшим присоединение двух новых губерний – Карсской и Ардаганской. С той поры две империи избегали обострений и старались не конфликтовать на дипломатическом поле. Откровенно говоря, у каждой стороны хватало собственных забот. А у Османской империи имелись проблемы не только внутреннего порядка, но и по части территориальной целостности: не успели утихнуть армянские восстания, как турецкой армии пришлось вступить в войну с греками за остров Крит, где взбунтовалось христианское население.

Конечно, исторические отношения между государствами оставались непростыми – ни один из османских правителей не посещал России, в отличие, скажем, от Парижа и других европейских столиц, куда султан Абдул-Гамид II неоднократно наведывался с государственными и частными визитами. И все же сегодня свои геополитические устремления Российская империя предпочитала реализовывать не путем военных действий, а через налаживание добрососедских отношений. Только в прошлом году посол Хусни-Паша получил в подарок из Кабинета Его Величества золотую табакерку с бриллиантом и розами за 1514 рублей, а его советник Али-Фероу-Бей был одарен перстнем с сапфиром.

Буквально неделю назад великий князь Сергей Александрович отправил в турецкую армию целый санитарный отряд Иверской общины из двадцати человек, чтобы лечить и выхаживать пострадавших в стычках с повстанцами. Это вызвало заметное раздражение в обществе, поэтому следом Главное управление Российского Отделения Красного Креста снарядило другой отряд – в греческую армию: если официально Россия и не могла поддержать авантюру полковника Вассоса[3 - Тимолеон Вассос (1836–1929) – офицер греческой армии, возглавивший наскоро сколоченный экспедиционный корпус, прибывший на Крит в 1897 г. с целью защиты православного греческого населения от турецких гонений.], то симпатии простого народа традиционно оставались на стороне православных братьев, угнетаемых Портой.

«Кто? – недоумевал обер-полицмейстер. – Кому понадобилось раздувать в Петербурге международный скандал, явно грозящий дальнейшей экзальтацией общественного сочувствия? Кому и какая выгода с этого?»

– Разрушения значительные, – помолчав, вступил начальник штаба жандармов.

Август Рейнгольдович оставил свои размышления и обратил взор к генералу.

– По нашим расчетам, на восстановление потребуется месяца три, не менее, – продолжил Мезенцев. – На Ижевском и Тульском заводах производственные мощности сравнительно невелики. Я не сторонник резких высказываний, но программа перевооружения под угрозой срыва.

Жандармский генерал имел в виду план перевооружения армии трехлинейками образца 1891 года, принятый Советом по обороне империи. К середине следующего года предполагалось поставить в войска 2 миллиона новых винтовок, для чего из бюджета Военного ведомства было ассигновано свыше тридцати миллионов рублей, включая расходы на производство патронов и пороха.

– Турецкий след, говорите? – задумчиво произнес обер-полицмейстер.

Он подошел к генералу.

– Анатолий Францевич, заклинаю: ищите настоящих преступников. Верить в участие турков в Сестрорецком взрыве я решительно отказываюсь. Есть в этом деле какая-то другая сила. Цели ее нам пока неясны, но уверен – скоро они проявятся. Нельзя терять ни минуты.

В это время в квартиру убитого Лундышева вернулся возбужденный Жарков. Мебель в гостиной была сдвинута, дворники сворачивали испачканный кровью ковер. Вдова находилась здесь же. Не касаясь спинки венского стула, она сидела с безупречно прямой спиной и неотрывно смотрела в окно, пережидая, пока комнату не освободят от следов убийства.

Жарков велел работникам обождать в передней.

– Сударыня, где портфель вашего мужа? – спросил криминалист без лишних вступлений.

– Портфель? Какой портфель?..

Вдова медленно обернула лицо к Жаркову. Казалось, мыслями она была далеко отсюда, и вопрос вынудил ее вернуться в горькую действительность.

– Зачем вы мучаете меня? – Подбородок женщины дрогнул, и из глаза капнула слеза.

– Понятно, – нетерпеливо проворчал Петр Павлович и указал на дверь в соседнюю комнату: – Кабинет?

Вдова, как завороженная, проследила за направлением руки недоумевающим взглядом. Не дожидаясь ответа, Жарков распахнул дверь.

Осмотр ничего не дал. Петр Павлович вернулся в гостиную.

– Ваш муж пришел со службы с портфелем. Где он?

– Его убили, – тихо произнесла женщина.

– Портфель! – возвысил голос криминалист, не в силах побороть охватившее его волнение.

Лундышева замолчала, с удивлением глядя на разгоряченного господина.

Жарков отправился в столовую, потом побывал в спальне.

– В квартире есть сейф? – спросил он, не сумев обнаружить нужной вещи. – Может быть, тайник? Думайте, сударыня! Это очень важно.

– Александр Петрович не посвящал меня в служебные дела, – наконец подала голос вдова и опять оборотилась к окну.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом