Элениэль вскинулась уйти, потом посмотрела на меня и неожиданно извинилась.
– Прости, я не хотела тебя обидеть. Эти черепа на стенах – зверство. Ненавижу. Ночь эта, тут еще узнаю, что Великий Охтарон погиб… У нас о нем даже песни сложены. Ты-то тут при чем? Прости. – Прижала руки к сердцу и кинула в меня умоляющий взгляд из-под подведенных бровей и оттененных век. Желание признаться, что я при чем как в преждевременной кончине маэстро Охтарона, так и в посадке его головы на забор, умерло, не родившись. Не последнюю роль сыграл фонарь под глазом эльфийки, виднеющийся из-под штукатурки. Тем не менее, общая интересная тема для разговора нашлась.
– Если Охтарон был так уж велик, как ты о нем сказала, какого демона он отряды вашей молодежи в Оркланд водил? Он же в войне с Империей прославился? Времени сколько прошло? Он, коли на то пошло, должен уже лет пятьсот как в уютном замке сидеть и подчиненных пинать. Иначе какой он великий?
Эльфийка моему интересу явно удивилась, но ответила:
– Он низкого, младшего рода. И так в сотники тяжелой кавалерии вышел. У нас это большая редкость, мы же от старости не умираем. Должности в дружинах князей если и освобождаются, то по наследству передаются, детям или внукам. Охтарон даже прямым вассалом князя поначалу не был.
Я понял. Полная стагнация. Бессмертный индивидуум мог освободить должность у бессмертного князя только погибнув. Или отказавшись сам, думаю, это возможно. Но у него обычно имеются взрослые дети, а то и прочие потомки. Лишать семью места в табели о рангах никому неохота, мало ли как повернется жизнь. Займи его место чужой, сколько сотен лет потомкам нужно ждать шанса снова занять должность и сопутствующие ей блага? Отчего складывается жесточайшая вертикаль власти. Слегка размываемая только на войне. Как Охтарона-то не отравили обиженные родственники предшественника? Или он повышение получил по мобилизации или, как вариант, прошел путь по мечам да копьям имперских легионеров? Как на Западном фронте в Первую мировую некоторые молодые лейтенанты умудрялись выхватить временное звание майора за день, командуя вечером батальоном вместо максимум полуроты, получив производство при помощи немецких пулеметов. При Пешенделе, например.
– Как он погиб? – поинтересовалась тем временем эльфийка. Скрывать смысла я не видел.
– Неудачно на борг напал. Из нападавших никто не выжил, если тебе интересно. Его самого сначала мечами порубили, потом добили копьем.
– Толпой задавили, – сверкнула глазами Элениэль. – Один на один, страшно было.
Я мысленно пожал плечами, одновременно уверившись в ее молодости. Девочка еще не избавилась от иллюзий. Наверняка она не намного старше своего внешнего возраста.
– Может, и страшно. Не буду с тобой спорить. Так значит, у вас, коли не повезло в нужной семье родиться, всю жизнь служить кому-то будешь? – для гарантии, уточнил я.
– Конечно! – удивилась Элениэль. – Разве у людей, гномов и у вас не так?
Крыть было нечем. Места на верхушке всегда заняты, и сидящие там освобождать эти места никогда не стремятся.
Пора, однако, было менять тему. Тем более что Бренна явно скучала, рассматривая мои мечи на стене.
– Элениэль ладно, с кораблем в плен попала, а ты, красавица? – обратился к ней. – Тебя как угораздило Оркланд посетить?
– Замок захватили. – Пожала та плечами. – Теперь собранного выкупа жду. Отца с матерью, к счастью, в замке не было.
– А ты сам как в замок ярла попал? – перешла в наступление Элениэль. – И вообще, откуда ты родом, с островов?
– Нет, не с островов. Так, вместе с родней приплыли в Хильдегард продать драккар, доспехи и прочее имущество.
– Вы что, род корабелов? – проявила знание реалий орочьей жизни Элениэль.
– Трофейный выкупили.
– Понятно.
– А родня твоя где? – удивилась Бренна. – Не ты же корабль продаешь?
– Нет, – хмыкнул я.– Они в городе, у близких остановились.
– А ты почему в замке? – заинтересовалась Элениэль.
– Родня у меня тут. Если бы тоже в городе жил, этим оскорбил бы. Дед настоял.
– Не будет наглостью спросить, почему у тебя кожа такая светлая? – удивила Бренна, этого вопроса я ждал от Элениэли. Она была заметно старше и совершенно не смущалась задавать интересовавшие ее вопросы.
– От матери, – коротко ответил я. Девицы развивать тему не стали. Я поставил обеим по жирному плюсу – неглупы и достаточно деликатны. Избегают скользких тем.
Потом появилась одна из девушек свиты леди Бригитты со слугами, несущими некую толику хлеба насущного, заморить червячка арестанту. Даже арестантам.
Обнаружив в моей комнате обеих девиц, оценила их внешний вид, исходящие запахи, на секунду скорчила гримаску, достаточно громко фыркнула и ледяным тоном заявила гостьям об их завтраке, находящемся в их комнате, указала обоим слугам на стол, куда те выложили мой завтрак, после чего задрала нос и гордо вышла. Девчонки вышли вскоре за ней.
После завтрака появился дружинник с просьбой, что было подчеркнуто тоном, явиться к ярлу. Пока я надевал пояс с мизеркордом, задал дружиннику вопрос:
– Кому я вломил?
– Свободного хевдинга сынку с приятелем из его воинов. Гости ярла, – улыбнулся дружинник. Мне оказали уважение, прислав в качестве сопровождающего одного из хольдов дружины, судя по качеству одежды и оружия, а также его возрасту. Особых неприятностей я от грядущего суда не ждал и раньше. Теперь, узнав, что избил не детей высокопоставленных соратников дедули, окончательно успокоился. Видать, либо сами, либо родня пострадавших дело замалчивать не стали, обратившись к ярлу в поисках правосудия, опираясь на рассказы побитой стороны.
– Что это они, жаловаться побежали? – поинтересовался я, спускаясь по лестнице.
– Если бы, – опять улыбнулся воин. – Убивать тебя они побежали. Как Бьерну сынка со сломанной рукой принесли, за меч схватился и со своими ближниками наглого эльфа убивать устремился. Чуть до бойни в замковом дворе не дошло. Еле-еле успокоили. Естественно, деду твоему сразу доложили. Он на утро суд и назначил.
Дневные неприятности, как оказалось, судом не исчерпывались. По пути, по закону подлости, нам встретился тот самый нетерпеливый любитель орошать стены по ночам, несколько изменившись анфас и в профиль – с распухшей челюстью и сломанным носом в комплекте с шикарными синяками под обоими глазами, но все же вполне узнаваемый.
– Ты!!! – увидев, устремился ко мне, вытянув указующий перст в мою сторону.
– Я тебе сейчас еще и палец сломаю, – не дал я ему высказать претензий. – Тыкать пальцами, по меньшей мере, невежливо. Хочешь что высказать, найдешь меня после обеда. А пока на тебя нет времени.
– Да я тебя… – начал он, остановившись, тем не менее, на безопасном расстоянии.
– Заткнись, – оборвал его сопровождающий меня хольд. – Не до тебя.
Тип замер, похоже, он был из дружинников и моего сопровождающего прекрасно знал.
* * *
Владетельный дед был страшно зол, как, впрочем, и я сам. Юноша, любящий нарушать положения статьи 158-й Административного Кодекса Российской Федерации, добил те остатки хорошего настроения, что уцелели от общения с двумя привлекательными девушками, симпатичными, даже несмотря на следы побоев.
В знакомом зале собралось достаточно много народа. К счастью, в доспехах были всего двое, стоявшие за спинкой ярлова кресла, в котором и сидел глава клана Ас’Кайл, одетый в белую траурную рубаху без вышивки.
Сторону обвинения представляла дружная кучка орков, душ восемь, включая обоих пострадавших. Прокурорские обязанности исполнял коренастый жилистый тип в возрасте. Он пристально рассматривал меня, при этом выражение его лица было устойчиво кровожадное.
Сторону защиты никто не представлял. Во всяком случае, явно.
Речь свою прокурор начал с матюгов, пройдясь по моим родителям, родителям моих родителей (у деда номер два дернулся уголок рта, лицо стало не менее кровожадным, чем у прокурора, зал в районе кресла ярла возмущенно зашумел) и прочим родственникам. Обвинитель заявил, что его сын ужасно покалечен и от меня ему, Бьерну Черному Мечу, нужна только кровь. Потом он увидел физиономию деда, несколько сбился с мысли и согласился удовольствоваться вирой, но только в том случае, если я дополнительно к ней самой оплачу услуги доктора, в смысле мага. Если же маг не поможет, то так и быть, тогда я за свою добрую волю останусь жить, но руку он и мне сломает.
Дед тем временем справился с чувствами, его лицо приобрело безмятежное выражение. Только дедовы глаза продолжали враждебно посверкивать в направлении обвиняющей стороны. По причине своей низкой квалификации обвинение не удосужилось подготовиться к процессу. Хотя бы навели справки о родственных связях обвиняемого, прежде чем высказываться о них, прибегая к ненормативной лексике и оскорбительным выражениям. За это в Оркланде обычно убивают, если только статус матершинника не слишком высок.
Мне стало смешно. Даже если имелась возможность получить с меня что-то по суду, обвиняющая сторона только что ее потеряла. А насколько я понял ярла, он еще и слов этого Бьерна ему не простит, кто бы за тем не стоял. Можно сказать, передо мной стоял и брызгал слюной в мою сторону без пяти минут труп, имеющий весьма призрачные шансы уцелеть, и то, если вовремя подскажут, куда его завел длинный язык.
Пока ярл допрашивал пострадавших, я продумал свои дальнейшие действия. Четыре полосы на щеке одного из хулиганов, более-менее сохранившего боеспособность, не дали ребятам увернуться от признаний о цели визита. О вторжении в мою комнату они, кстати, умолчали.
– Что, без насилия никак было не обойтись? – презрительно ухмыльнулся ярл.
– Да кто они такие, чтобы отказывать! – закипятился пострадавший. – Рабыни! Эта эльфийская тварь кровь мне пустила.
В зале захихикали. Дед тем не менее сохранил серьезность. Несмотря на явное презрение, которое своим обвинением вызвал пострадавший, серьезность самого обвинения от этого никуда не делась. Раб за пролитую кровь свободного подлежал смерти. За исключением случая, если он защищал имущество или интересы хозяев. Известное понимание среди орков находили также действия раба, убившего за свою женщину, хотя в большинстве случаев решение было за хозяином. Привлечение хозяина как владельца движимого имущества к ответственности за оправданное обстоятельствами убийство, совершенное его рабом, не имело перспектив быть одобренным на тинге, но возможность кровной мести могла заставить поступиться совестью и представителя слабого рода. В данном случае обе девушки были свободны, а я выступал как посторонний, который, кстати, вообще не имел права кого-то калечить или убивать, вступаясь за рабыню. Даже если рабыня – моя женщина.
– А почему ты решил, что они рабыни? – спокойно спросил дед. – Они просто пленницы, пришлют выкуп, опять станут свободными. И не просто свободными, а из хороших родов.
Юноша хотел возразить, но быстро передумал. Строго говоря, дед был прав, при всей призрачности границы между рабами и пока просто пленными, она в орочьих понятиях все же присутствовала. На островах, бывало, пленниц даже в жены брали, в материковых кланах такое было гораздо реже, но тоже случалось. Не говоря уже о том, что весло забитого трофеями корабля с недостатком численности в команде психологически гораздо комфортнее вручить пленному, а не рабу.
– Какая разница! – заорал папаша Бьерн, чувствуя, что упускает инициативу. – Пусть пленницы, но все равно не свободные. Это не его женщины, не в праве он был свободных за них калечить.
– Как дело было? – не обращая на него внимания, обратился ко мне ярл.
Я обрисовал ситуацию.
– Проснулся оттого, что за стеной кричат, бьют кого-то. Потом у меня вышибли дверь (тут я слегка приврал, щеколда закрыта не была), появилась эта морда. – Я указал на поцарапанного, выразив жестом как можно большее презрение обоим приятелям.
Бьерн сжал кулаки… Сам виноват, неужели не знал, что собой представляет его отпрыск? Посмотреть только на собутыльников и сразу все становится понятно – наглый бездельник с претензиями. Сам Бьерн выглядел как умный, жесткий и сильный мужик, добившийся всего своим горбом. Но на сынке его, как водится, природа решила отдохнуть. И друзей себе нашел таких же. Теперь тупорылый повеса с не менее тупорылым другом втравили папу в крупные неприятности. Это стало возможным не в последнюю очередь из-за того, они озвучили приукрашенную версию событий, приведших к получению телесных повреждений.
– Вломился с бабой в руке, – продолжил я.– Потом он врезал ей так, что чуть голова не отлетела. Платье рванул и на кровать бросил. А там я. Вот и сказал ему, что все, друг, спасибо, можешь идти.
– Врешь, ублюдок,– заорал Бьерн и толкнул поцарапанного, – говори, как дело было!
– Он сказал мне, чтобы я эльфийку, – по стенам зашептались, – в покое оставил.
– Ну, раз ко мне в комнату не только затащил и на кровать бросил, но и даже платье разорвал, то я счел это подарком, так сказать, в счет будущей дружбы. Чтобы меня не оскорбило вторжение ночью в мои покои.
Ярл ухмыльнулся. По стенам тоже послышались смешки, судя по всему, симпатии были на моей стороне. Чересчур бесцеремонные ночные вторжения обществом не одобрялись, хозяин был вправе прикончить непрошеных гостей, не разбираясь, что им вдруг понадобилось. Я продолжил развивать успех:
– Спасибо, говорю, за женщину, очень тебе благодарен, но ты тут лишним будешь. Подсказчиков мне не надо, сам справлюсь.
Собравшиеся начали посмеиваться довольно откровенно. Истец, он же пострадавший, ощерился, на изукрашенной кровоподтеками и синяками зеленой морде выражение смотрелось довольно забавно.
– В моей комнате, на моей кровати для посторонних места нет. А кто решит, что есть, будет потом на своих кишках валяться, – сделав паузу для пущего эффекта, абсолютно серьезным голосом добавил я.
– И что дальше? – продолжил расспросы ярл.
– А дальше он зачем-то выхватил кинжал, – пожал я плечами. – Пришлось его бить, пока меня не зарезал.
– Я за эльфа его принял, – попытался оправдаться виновный. В зале заржали.
– Ты что, в темноте не видишь? – умильным голосом уточнил ярл и запустил шпильку в район очень злого Бьерна. – От кого тебя мама тогда родила? Друг твой тоже в темноте не видит?
– Светлый он кожей, – сник оппонент. Попытку Бьерна раскрыть пасть пресек ярл, жестом приказав молчать.
– Так что, родственники моей жены с островов у меня погостить не могут? – повысил ярл голос. – Без того, чтобы их в темноте резать не стали? За эльфов приняв? Что вообще эльф где-то кроме тюрьмы делать может?
У моих детей тоже кожа светлая, – продолжил старик, – и что, ты, в темноте их встретив, сразу бы убивать стал? Так у меня и внуки есть, значит, им тоже в моем замке беречься надо? Как бы кто ночью не зарезал? Спросил ты, кто перед тобой? – в открытую заорал ярл на сопляка, даже не играя в объективность.
– Нет, – сразу упредил я возможную попытку соврать. – Молча за кинжал схватился.
– Дальше что было? – смягчив голос, обратился ко мне дед.
– Этот упал и остался лежать, появился второй. Увидел, что приятель лежит, сам на меня с кинжалом бросился.
– Спросить, кто ты или что другое, не пытался?
– Нет, разве что попытался под ребра клинок загнать. Вломился в комнату уже с кинжалом в руках.
– Коли оба оружие вытащили и резать тебя, как ты говоришь, собрались, как ты выжил? – Бьерн сообразил, что дело приняло невыгодный оборот, и уловил симпатии ярла и общественности.
– Кинжал выбил и руку ему сломал, – опять пожал я плечами.
– Лжет, – осмелился подать голос сам инвалид, тоже, видать, сообразивший, что дело идет не так, как хотелось бы. Он действительно оказался гнидой, как я и думал. – Не хватался я за кинжал. В кулаки драться кинулся.
– Что врешь, много таких, как ты, щенок, ублюдков, могут у воина кинжал выбить? – внаглую попытался наехать на меня Бьерн.
– Такого же возраста? – поднял я брови в демонстративном удивлении. – И продолжил: – Может, и немного, а может, и наоборот. Противник не больно-то на Бранда А'Браги похож.
Я надеялся, что этот ход будет правильным. Доказать, что дебошир брался за кинжал, я, с точки зрения Бьерна с его сыном, не мог. Эльфийка, даже если и видела, во-первых, лицо пострадавшее, во-вторых, пленница, не имеющая права выступать в суде. Во всяком случае, с привлечением ее в качестве свидетеля многие бы не согласились.
– Предплечье ты мне кулаком порезал? – обратился я к инвалиду. Потом повернулся к ярлу. – Когда кинжал из его руки выбивал, он мне успел по предплечью резануть. Кинжалы этих придурков в моей комнате, на лезвии кровь должна остаться. Сама рана вот, – я задрал рукав, показав пропитавшиеся кровью тряпки.
– Кровь, значит, твою пролили. – Лицо деда исказилось в циничной усмешке. Во взгляде, брошенном на Бьерна, блеснуло торжество. Тот, по-видимому, растерялся, бросил взгляд на сына, на лице проступила ярость.
Мой сопровождающий отправился в комнату за кинжалами, тем временем появившиеся девицы, включая утреннюю визитершу, показавшую умение фыркать и задирать нос, совместно с колдуном Асмундом сменили мне повязку, продемонстрировав всем желающим рану на предплечье.
– Можешь не волноваться, все уже решилось, – Асмунд, закончив перевязку, положил мне на плечи руку, кивнув в сторону Бьерна, шипевшего что-то сыну…
Сопровождающий возвратился, продемонстрировал всем кинжал со следами крови на лезвии.
– Есть еще что сказать? – поинтересовался у Бьерна дед. Тот мотнул головой, мол, нет. Ему, по всей видимости, стало ясно, чья взяла и чем кончится дело.
– Избил их, и что потом? – для проформы уточнил у меня ярл, прежде чем огласить решение.
– Выбросил за дверь, не знаю, кто их там оттуда забрал, или сами уползли.
– А бабы куда делись, раз одна в твою постель угодила, а ты ее отпускать не хотел?
– У меня ночевали.
– Обе?
– Обе.
– Да? – заинтересовался ярл, доброжелательно улыбнувшись. – У тебя самого царапин не осталось?
– Нет, не осталось. Во всяком случае, я не видел, – огрызнулся я, – а спину я вам показывать не собираюсь.
Зал пару секунд молчал, потом грохнул. Улыбнулся и дед. Бьерна и обоих виновников перекосило, у кое-кого из их группы тоже появились и пропали ухмылки.
