Открываю дверь, продолжаю офигевать: в моей кровати, на моем любимом дорогом белье, на которое я долгое время откладывала, лежит огромная бабища, килограммов под сто пятьдесят. На ней почивает голый сосед, Толик. По всей моей комнате, любовно вылизанной накануне, валялись бутылки.
– Что за хрень здесь происходит?! – заорала я, сверля влюблённую парочку убийственным взглядом. Толя поднял пропитую морду, поморщился.
– Что ты так орёшь! Голова раскалывается! – схватился за свою бедовую.
– А ну пошли вон из моей комнаты!
– Вернулась на мою голову, иди туда, где шаталась!
– Сам вали! А то посажу тебя за проникновение на частную собственность!
– Что ты сказала, лимита?! – он шёл в мою сторону, сморщенная сосиска между его ног покачивалась в разные стороны.
Этот кошмар теперь будет преследовать меня оставшуюся жизнь.
– Да я тебя сейчас… – из его рта текла слюна. Не долго, достала электрошокер, купленный мной утром и разрядила его в соседа. Толик дернулся, упал на пол.
Питер хоть и не бандитский, но упырей еще много осталось, вот один пригрелся на моей койке. Пнула его кроссовкой.
– Эй, ты живой? – стало не по себе, он лежал не двигался. Нет, в тюрьму из-за этого урода совсем не хотелось.
Толик перевернулся на другой бок. Чёрт! Он не сдох, просто уснул.
– Эй, – попинала его легонечко, для порядка, – вставай!
– Уйди, старуха, я в печали, – пробубнил сосед, почесывая голый зад.
Я тебе покажу старуху.
– Выпить хочешь? – волшебная фраза, как живительная вода, вмиг разбудила мертвое тело.
– Наливай, – заплетающимся языком проговорил он.
– Сейчас налью, – подошла к тумбочке, на которой стояла ваза с Димкиными цветами с клумбы, вытащила завядший букет и полила это подобие человека.
– А-а-а! – закричал он. – Ты что творишь, дура!
– Я тебе… – зарычал, встал с пола. В моей руке затрещал электрошокер.
– Ну. Что медлишь? Учти, вода хорошо проводит ток, – беспокойно смотрел на мою руку.
– Да пошла ты! – развернулся и ушёл.
– Дамочку свою забери! – крикнула вдогонку.
– Себе оставь.
– На кой она мне? – фух, вернулась домой, называется.
– Эй, мадам? – тормошу её, она захрапела, обдав меня перегаром.
– Я и тебя полить могу.
– Да встаю я, встаю, – диван под ней прогнулся, жалобно застонав. Бедненький мой диванчик, я полгода за него кредит выплачивала.
Топая, как динозавр Рекс, она направилась к двери. Под складками её тела, увидела свои красные стринги. Как они на неё налезли, загадка.
Осмотрела свою некогда уютную комнатку, напоминающую сейчас Русь после набегов печенегов.
Сгребла с дивана постельное, больше на нём спать не буду, слишком брезгливая, тут никакая стирка не поможет. Безжалостно засунула его в мусорные пакеты, собрала бутылки, валяющиеся по квартире.
Вытерла слёзы, обидно так стало, всю душу вложила в свою комнату, кредит этот непомерный плачу, а они нагадили в душу.
И поговорить не с кем. Маме звонить нельзя, она будет уговаривать, чтобы я вернулась назад. Димки для меня больше не существует. От одиночества выть хочется. Ещё и за кредит платить…
Твою!! У меня же деньги были припрятаны для платежа. Достала из шкафа зимнюю обувь, там под стелькой пусто.
Могла бы догадаться. Откуда у Толика деньги на пиво? Он кроме вонючего спирта ничего не пил.
– Ах, ты же сволочь! – кинула на пол сапог, побежала в комнату этого урода, распахнула дверь с ноги.
– Где мои деньги? Говнюк! Он только рассмеялся.
– А денежки то тю-тю! – лыбился он.
– Ты понимаешь, что я посажу тебя, и Ольга тебе не поможет. Кстати, где она? – она бы точно заступилась за мою квартирку.
– В больнице с сердечным приступом лежит.
– Что?! Ах ты, гад! Довел маму.
– Не фиг было лезть! Подумаешь, хату твою вскрыл, делов-то.
– В какую больницу увезли?
– Вон врач адрес на тумбочке оставил.
Дальше не слушала, схватила сумку, ключи, побежала по адресу.
Хоть бы с ней было всё хорошо. Вспомнила, как она радушно принимала меня, как подкармливала, всё то время, что я жила здесь.
Денег нет, голова до сих пор кружится после сотрясения. Что теперь делать, ума не приложу. Вот говорили же умные люди: храните деньги в сберегательной кассе. Так нет же!
***
В палате Ольга, в халатике в цветочек, из-под которого выглядывает белая ночная сорочка. Вместе с ней лежат ещё четыре человека.
– Ну, как вы? – ставлю пакет с фруктами на тумбочку, сажусь на панцирную койку.
– Здравствуй, Лерочка. Нормально. Ты дома была уже?
– Да, – осторожно отвечаю, не хочу её волновать.
– Прости меня, Толя как с цепи сорвалась. Я пыталась его остановить. Не переживай, я с пенсии всё возмещу.
– Он взрослый, (мудак) мужик, пусть он и платит. Почему вы должны тратить грошовую пенсию на его выкрутасы?
– Где ему взять? Он уже пять лет не пытается найти работу, устроиться, – дальше в моей голове трёхэтажный мат в его честь.
– Пусть суд заставляет.
– Нет, что ты! Ему нельзя в тюрьму, он не выдержит, – опять сплошной мат. Что же она его так балует?
– Мальчик вырос, Ольга, надо дать ему шанс справиться со своими косяками, – хотелось как-то мягко донести, что нельзя до такой степени оберегать детей.
– Может ты и права, – неожиданно согласилась она.
– Девушка, – сказала медсестра, – извините, у нас тихий час.
– Хорошо. До свидания, – пожимаю Оле руку. – Выздоравливайте.
Подхожу к дому, возле подъезда меня ждёт Димка с цветами с клумбы.
Проплыла мимо него, даже не взглянув.
– Лера, подожди, – дернул меня за руку.
– Чего тебе?
– Хотел извиниться. В меня словно бес вселился.
– Я заметила. К экзорцисту сходил?
– Перестань. Ты сама меня довела, – повысил голос.
– Дим, забудь меня. Для меня в тот момент ты умер.
– Ты с ним?!
– Нет. Я сама по себе. Просто я думала, что ты на такое не способен, я совсем тебя не знала.
– Лера, – он прижал меня к себе, – я так тебя люблю.
– Вранье. Я маму тоже люблю, но никогда не смогла бы поднять руку на любимого человека, – срываю его руки с талии.
Раньше меня всегда что-то останавливало, чтобы по-настоящему сблизиться с ним, как оказалось, это было верное решение
Есть вопросы поинтересней. Что теперь делать?
Надеваю голубой сарафан, любимые белые кроссовки, напульсники. В уши наушники, любимая музыка Виктора Цоя. Вперёд в клуб!
В клубе Илья репетирует танцы, девочки пытаются крутиться на шесте.
Ни за что не стала бы так танцевать для людей. Я ходила, но лишь для того, чтобы поддержать форму, и интересно было.
– Нет! Не так, девочки! Что ты пилона боишься? Он не кусается.
– Привет, Илья, – сажусь рядом.
– Привет Лера. Нет, это кошмар! – рассмеялась, когда стриптизерша свалилась с пилона, как бегемот плюхнулась на попу. Кстати, эта та самая, что смеялась надо мной. Теперь моя очередь.
– Что ты смеёшься? Ты ничего не понимаешь в искусстве! Это тебе не рот под фонограмму открывать.
– Я тебя умоляю! – закатила глаза. – У нас девчонки за месяц этому учились.
– Может, покажешь? – ехидничает она.
– Я певица, а не танцовщица.
– Я и говорю, это не всем дано, тем более таким убогим.
Стерва! Вызов мне бросает? На слабо берёт? Никогда не боялась ответить.
– Ok. Дайте костюм, покажу вам мастер-класс.
– Ты умеешь? – удивленно спрашивает Илья.
– Что тут уметь? Вот рот открывать это талант.
– Ню, ню, – улыбается змеюка. – С удовольствием посмотрю, как ты опозоришься.
Вот из принципа докажу ей! Пусть это по-детски, но я такая.
Переодевшись, кричу из-за кулис:
– Музыку! – ну конечно! Что они могли поставить? Рок! Главное: не долбануться с этих высоченных шпилек.
Но я нашла выход, поползла, прогибаясь в спине, волна, голову назад, шпагат, потом просто крутилась на пилоне, когда доползла до самого верха, разжала ноги и под громкое: «Ах!» упала почти до пола. Потом крутилась вниз головой, не забывая изгибаться, как змея.
Когда закончилась музыка, в зале было тихо, потом раздались громкие аплодисменты.
– Ну, как-то так, – улыбаюсь.
– Ты должна выступать! – сказал Илья. Моя завистница удостоила его презрительным взглядом.
– Ну, уж нет! Я певица, а это так, хобби. Так что, контракт мой готов?
– Да. Переодевайся и поднимайся в мой офис.
