– Вы бросили смотрителям целый золотой, – усмехнулся я. – Плата за неудобства?
– Нет, цена поездки. Удовольствие дорогое. Наверх вагончик приходится тащить с помощью лошадей. Рельсы стоят дорого, их поддержание в рабочем состоянии – тоже. Хочешь кататься – плати. Но в праздничные и выходные дни на эту дорогу стоит большая очередь. Она себя оправдывает.
Спуск с горы закончился. Теперь мы неслись по ровной местности среди домов по инерции.
– Может быть, не будем дожидаться конечной станции? – спросил я Филарета.
– Почему? – удивился тот.
– Чтобы нас не встретили напарники верхних смотрителей.
– Я заплатил за проезд, – объяснил священник. – Так что бояться нам нечего. Да если бы и не заплатил – как бы они узнали, что мы умчались с горы со скандалом? Связи-то между станциями нет. Быстрее всего весть доходит от верхней станции до нижней с помощью вагона.
Я улыбнулся такому любопытному применению теории относительности.[5 - В теории относительности большую роль играет скорость распространения сигнала – в частности, скорость света. Дорогу с Машука можно также рассматривать в качестве особой физической системы. Абсолютная скорость здесь – скорость вагонетки. И, если не пришла вагонетка, нельзя достоверно судить, произошло наверху какое-то событие с момента ее отправления или нет. В данном же случае о событиях могли рассказать только отец Филарет и Сергей.] В то, что подобная дорога может работать без связи, просто не верилось.
– А если вагон остановится на рельсах? Следующий налетит на него? Или он здесь вообще один?
– Нет, в праздники пускают четыре вагончика, – объяснил священник. – Но опасности остановки нет. В случае аварии вагон просто вышвырнет с рельс. Это никак не помешает следующему.
– А если разрушится дорога?
– Во время всеобщих гуляний обходчики постоянно курсируют вдоль железнодорожного полотна. Я же говорил – на обслуживании дороги занята уйма людей…
– Вам бы сюда ручную дрезину, – заметил я, не слишком надеясь, что священник меня поймет. Дрезины, как и электровозы, и телефоны, наверняка канули в невозвратное прошлое…
– Дрезина не вытянет наверх, – ничуть не смутившись, заявил отец Филарет. – У нас в Славном государстве дрезины используют на ровных участках дороги. Здесь мог бы помочь паровоз, но он очень дорог.
– И не работает, – добавил я, памятуя о том, что вся техника стала на Земле бесполезной.
– Почему? – удивился священник. – Отлично работает. Ведь в паровозе не используются взрывообразные процессы, как в двигателе внутреннего сгорания. Только давление пара. Дрова у нас есть, и вода в избытке. Так что на нашей линии Славград – море два паровоза постоянно таскают пассажирские и грузовые составы. И в сторону перевала ходит малый грузопассажирский состав.
Настала моя очередь удивиться и попенять себе за недомыслие. Я полагал, что попал прямиком в каменный век, а оказалось, некоторые простые вещи просто не учел. В частности, то, что для работы парового двигателя не нужно интенсивное горение топлива, как, скажем, для дизеля. Паровоз работает на дровах, а дрова горят по-прежнему. И вода кипит по-прежнему. Выходит, промышленность не отброшена так далеко, как показалось мне вначале.
Вагончик медленно подкатился к нижней беседке. Мы вышли, с интересом поглядывая друг на друга. Отец Филарет засеменил по торной тропке к своей резиденции, располагавшейся неподалеку от церкви с золотыми куполами в центре города. В дороге он все больше помалкивал, бросая на меня косые взгляды. Священник старался разгадать, с кем свела его судьба. И, похоже, не сделал определенного вывода. Помогать ему я не стал.
Я сидел посреди гостиной и ел лаваш с сыром и медом, когда дверь нашей с Лакертом резиденции без стука отворилась и на пороге появилась Эльфия.
Ее зеленые глаза уставились на меня со смесью восхищения, негодования и удивления.
– Объедаешься? – спросила она.
– Люблю вкусно покушать, – согласился я.
– Уже заметила. Подчас мне начинает даже казаться, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
– Я ни за кого себя не выдаю, – ласково улыбнулся я. – Проходи, красавица. Съешь меда. Он не отравлен.
Эльфия усмотрела в моем предложении намек на неприятную ситуацию, в которую я попал по ее вине. С тех пор у нас не было возможности поговорить. Она не искала больше встреч со мной, а я не пошел к ней. Ноздри девушки обиженно раздулись.
– Тебе не идет сердиться, – сообщил я. – Чем твой слуга прогневал тебя на этот раз?
– Зачем ты осквернил памятник нашего героя? И уж если тебе хватило наглости это сделать, почему ты не схватился в открытую со стражами, а сбежал вместе со священником? Говорят, со стороны вы походили на двух баб, спасающихся от насильников и путающихся в своих одеждах…
– Полегче в выражениях, – попросил я, но не выдержал и рассмеялся. – Кто же тебе об этом рассказал?
– Джигит из охраны Священного места. Мне было поручено расследование происшествия. От жрецов к княжне поступила жалоба.
– И как успехи? – поинтересовался я.
– Чьи?
– Твои. В расследовании.
– Я возмущена.
– Какое это имеет отношение к расследованию?
Эльфия гордо вскинула голову. Золотистые волосы разметались по плечам.
– Похоже, ты мало ценишь свою честь.
– Просто не думаю, что такой мелкий и забавный инцидент может уронить мое достоинство, – заявил я.
– Инце… что? – переспросила девушка.
– Бегство от каких-то полоумных абреков. Любой нормальный человек предпочел бы не ввязываться с ними в драку, если имеется такая возможность. А возможность нашлась…
– Знаешь ли ты, что посланника митрополита Кондрата теперь хотят повесить или, в лучшем случае, выгнать из страны?
– Его-то за что? Он пытался удержать меня от святотатства. Хотя, по-моему, никакого святотатства я не совершил. Если люди ставят памятники и пишут на них что-то, нет греха в том, что другие хотят это прочитать. Напротив, надписи в публичных местах для этого и делаются!
Эльфия осуждающе покачала головой:
– Ты влез с ногами на подножие алтаря. Мало того – ты не разулся. А на плиту перед алтарем подобает становиться только на колени. И читать, что тебе интересно. Усердно молясь при этом.
– Но я ведь не знал о тамошних порядках! И никаких пояснительных записок, или гидов, или сторожей там не было!
Девушку обращение к здравому смыслу не взволновало.
– Ты виновен в святотатстве. Но меня больше всего возмущает то, что ты бежал от воинов, как трусливый шакал.
Я вновь улыбнулся. Если поклонницу Лермонтова взволновало больше всего именно это, значит, она и вправду ко мне неравнодушна! Приятно, несмотря на все обвинения.
– Какого же наказания требуют абреки для меня?
– Тебя они отдают на суд княжны. Ведь только она может подписать законный приказ казнить тебя через усечение членов – предать смерти, достойной святотатца!
Я задумался. Не потому, что боялся расправы. Просто я, похоже, и в самом деле оскорбил чувства этих людей. Не по своей вине, конечно. Можно даже сказать, по их собственной вине, из-за их суеверий. Но все равно было неприятно. Тем более что Эльфия, похоже, была закоренелой язычницей и почитала Лермонтова как покровителя Бештауна.
– Глубоко уважаю Михаила Юрьевича как поэта и восхищаюсь им, – заявил я, поднимаясь. – Приношу извинения всем, кого обидел. В том числе и тебе, милая Эльфия.
– Разве воин просит прощения?! – возмущенно выкрикнула девушка. – Он вызывает обвинителей на суд богов!
В ярости телохранительница княжны была особенно хороша. Не вполне отдавая себе отчет в том, что делаю, я сгреб ее в охапку и поцеловал. Пусть всадит мне кинжал в спину, если захочет. Но вряд ли она это сделает.
Глаза Эльфии затуманились. Она не стала сопротивляться, хотя и говорила совсем недавно, что воин должен проявлять решительность в любой ситуации. Себя она, наверное, в данный момент воином не считала. А я был решителен, и на этот раз это заслуживало одобрения…
Я уже подумывал перейти к более решительным действиям, когда дверь спальни Лакерта распахнулась, и он, заспанный, появился на пороге:
– Что случилось?
Тут Лакерт увидел весьма пикантную картину и поспешил закрыть дверь. Но непоправимое уже свершилось. Эльфия выскользнула у меня из рук и пришла в такое негодование, что мне сделалось по-настоящему страшно.
– Ты что, решил, что я уличная девка и меня можно тискать на глазах твоих дружков?! – воскликнула она. – За это ты мне заплатишь!
– Он никому не скажет, – уверил я Эльфию. – Не обижайся!
– Обидеться можно на равного, а не на нищего, возомнившего себя героем! – воскликнула девушка, поворачиваясь, чтобы уйти. На мгновение задержавшись, презрительно бросила: – Княжна приглашает тебя, нищеброда, и твоего безродного дружка на встречу с посланником Лузгаша. Через час в Главном зале дворца. Места укажет вам Тахмина.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Еще раз прошу – не обижайся.
– Считай, что ничего не было, – гордо вскинув голову, заявила Эльфия. Вспомнила, что выполняет поручение госпожи. – И не приближайся ко мне, если хочешь остаться в живых. Княжна не дала своего разрешения на казнь, но абреки затаили на тебя зло. Если я шепну им пару слов – от тебя мокрого места не останется.
Это было уже совсем по-детски, и я с трудом сдержал смех.
Времени до приема осталось совсем мало. Я стукнул в дверь спальни Лакерта. Тот высунулся в большом смущении.
– Вы бы могли пойти в спальню, – начал оправдываться он. – Я сожалею, что помешал тебе…
– Не вспоминай об этом никогда – я уже все забыл, – ответил я. – И не давай мне советов в таких вопросах – не люблю. Ты слышал последнюю часть нашего разговора?
Вард густо покраснел:
– Двери здесь тонкие…
– Пойдешь на прием?
– Мне бы очень не хотелось…
– Попроси Тахмину, чтобы она устроила тебя за какой-нибудь занавесью, чтобы ты видел все, а тебя – никто. Думаю, она согласится. Ты можешь сообщить что-то ценное о после Лузгаша. Я прошу тебя пойти.
– Хорошо, – неохотно согласился молодой человек.
– Тогда иди. А у меня еще много дел. Займешь мне золотых десять—двадцать?
Лакерт, который вывез от Лузгаша достаточно денег, без возражений сходил в свою комнату, принес кошель и отсчитал двадцать золотых монет неизвестного номинала, отчеканенных в неведомой стране. По виду они были немного больше и тяжелее ходившего здесь золотого динара и золотой юани. На лицевой стороне монеты был изображен двухмачтовый парусник, на оборотной – решетка, увитая листьями. Монеты были красивые, золото – высокой пробы.
– Отдам, когда смогу, – пообещал я.
– Не торопись, – кивнул Вард. – Мне приятнее носить с собой твое обязательство, а не двадцать монет, оттягивающих карман, да их к тому же могут украсть или отобрать лихие люди… Обязательство не украдут…
Я засмеялся:
– Ты боишься воров?
– Не боюсь. Разумно опасаюсь. Украсть гораздо легче, чем сохранить. Мне ли не знать?
– Но меня могут убить…
– В этом случае и я проживу здесь недолго, – хмыкнул Вард. – Уж за меня тогда сразу возьмутся всерьез. Все заинтересованные стороны…
Я надел пояс с ножнами и вложил в них меч, накинул длинный темный плащ и вышел на улицу. До ближайших торговых лавок было минут пятнадцать ходу. Правда, и лавки были богатыми – привилегию торговать рядом с княжьим двором нужно заслужить.
В лавке Мансура (о том, что ею владеет правоверный Мансур, можно было узнать по вывеске) продавалось множество красивых и дорогих вещей. Эльфии, конечно, понравился бы кинжал – если бы она купила его сама. Однако ножи дарить нельзя. Я не был суеверным, но у девушки такой подарок может вызвать опасения. Кольца ко многому обязывают. Кроме того, нужно знать размер. Серьги Эльфия, по-моему, не носила. Поэтому я решил купить ей красивый браслет. Изящный браслет нашелся сразу. Серебряный, с узорчатой резьбой, украшенный сапфирами или похожими на них голубыми камнями. Он очень подходил к золотым локонам Эльфии. Конечно, золотой был бы лучше. Но имевшиеся в наличии золотые браслеты были очень тонкие, и красные камни в них мне совсем не понравились.
– Сколько? – спросил я у Мансура.
– Пятьдесят золотых, – не моргнув глазом, объявил купец. – Двести граммов серебра, восемь сапфиров чистейшей воды из Индии.
Если бы я не пожил здесь несколько месяцев, я бы повернулся и ушел. Но опытному человеку было ясно, что цена завышена по крайней мере раз в десять.
– Два динара, – предложил я.
Купец закудахтал и загородил браслет руками, будто я собирался забрать его силой.
– Серебряных, – добавил я, совершенно его этим убив.
– Да здесь одного только серебра на тридцать динаров! – завопил Мансур, забыв приличия. – А дивная работа китайских ювелиров? А индийские сапфиры? Ему просто нет цены! Нет цены!!! Только из уважения к вам, сэр Лунин, отдам за сорок полновесных золотых динаров.
– Китайцы плохо делают украшения, – нахмурился я, размышляя, откуда он может меня знать. – Как бы серебро не треснуло, или из него не вывалились замечательные индийские сапфиры, которые на деле напоминают мне дымчатый кварц.
– Сапфиры! – вскричал Мансур. – Может быть, не самой чистой воды, но из индийских копей! Клянусь своими детьми! Тридцать динаров!
– Хорошо, думаю, динаров пять твой браслет стоит, – смилостивился я. Действительно, серебра было много, а камни выглядели не так уж плохо. – Да и тебе нужно жить. Семь динаров.
– Двадцать пять – последняя цена.
– До свидания. У Ахмета, я слышал, привезли новый товар.
Конечно, ничего о привозе я не слышал. Просто приметил вывеску лавки Ахмета чуть дальше по улице.
– Смилуйся! – взвыл купец. – Возьми за двадцать!
Время поджимало. Я был уверен, что конечная цена – не больше десяти золотых динаров. Возможно даже, что купец отдал бы браслет и за пять. Но нужно было спешить и ускорить торг.
