– Ничего, все нормально, – спокойно говорит он. – Мы собирались выезжать. А я просто наслаждался шоу. – Он усмехается, его глаза снова лениво скользят по моему телу, от ног до груди, и я неловко ерзаю. Тут в комнату входит женщина.
Она красива, светлые волосы идеально причесаны, макияж безупречен, и я сразу чувствую неловкость. Я киваю головой в ее направлении и начинаю двигаться к двери.
– Я вернусь, – бормочу я, но они оба тоже идут к двери, и женщина говорит:
– В самом деле, мы как раз уходим. Оставайтесь и заканчивайте. – Надевая жакет и поводя плечами, она бросает на меня недовольный взгляд и добавляет: – И не забудьте вынести мусор. Предыдущая уборщица забыла. – Мужчина улыбается, на ходу похлопывает ее по заду, и она хихикает.
Дверь за ними закрывается, и с минуту я стою неподвижно, пытаясь вернуться в то беззаботное душевное состояние, из которого они меня вывели. Но настроение изменилось бесповоротно, и теперь мне так грустно, что и думать об этом не хочется.
Я заканчиваю смену, отмечаюсь на вахте, и тут за мной бросается моя подруга Николь, по дороге смахивая со стойки свою тайм-карту.
– Чертовы неряхи на двенадцатом этаже, – говорит она. – Ей-ей, похоже, некоторые наши постояльцы в хлеву воспитывались. Я два часа убирала три комнаты на этом этаже. Пакость. Теперь я опаздываю за Кейли. Проводишь меня до автобусной остановки? Моя машина в сервисе. – Продолжая говорить, она хватает свое пальто.
Я улыбаюсь, стискиваю ее плечо, и мы идем к двери.
– Может быть, нам составить «Инструкцию по эксплуатации жилых помещений» и раздавать при регистрации? – с сарказмом предлагаю я.
– Вот именно! Первый пункт: пожалуйста, заверните использованные презервативы в туалетную бумагу и выбросьте их в мусорное ведро. В наши обязанности не входит соскребать вашу сушеную… фигню с ковра после того, как вы бросаете эти хреновины под кровать.
Я притворяюсь, что меня тошнит, но сама смеюсь, и мы спешим к автобусной остановке.
– Вот-вот, – подхватываю я, – пункт второй: пожалуйста, не подстригайте ногти на ногах в постели. Я не хочу принимать душ из обрезков, когда вытряхиваю ваше одеяло, и не хочу ползать на четвереньках, собирая их с полу.
– О господи! И такое бывает? Вот скоты! – Но Николь тоже смеется, качая головой.
Ее автобус как раз подъезжает к остановке, я торопливо обнимаю ее на прощанье, говорю: «Увидимся в среду вечером» – и перехожу через дорогу к своей остановке – мне в другую сторону.
Николь постоянно вызывает у меня улыбку своим беззаботным характером и забавным чувством юмора.
Она замужем за отличным парнем по имени Майк, у них четырехлетняя дочь Кейли.
Майк – электрик, он хорошо зарабатывает, но Николь два дня в неделю работает горничной, чтобы внести свою долю в семейный бюджет и, как она говорит, увеличить свой обувной фонд. Она обожает туфли, чем выше каблук, тем лучше. Не представляю, как она в них ходит.
Три года назад, встретившись на работе, мы с Николь быстро подружились. Они с Майком приглашают меня на ужин по крайней мере раз в неделю. Я люблю проводить время с ними и Кейли, впитывая радость и комфорт любящей семьи, не делая ничего особенного, – просто ужинать и быть вместе. Конечно, они до конца не понимают, что для меня ужин в дружной семье не просто событие – это для меня все. Все то, чего у меня никогда не было.
Николь и Майк знают, что я выросла в приемной семье, но не более того. Они добрые, работящие ребята, живут в симпатичном доме с двумя спальнями в приличном районе, и я не хочу пятнать их мир историями о наркоманах, сутенерах и извращенцах. Не то чтобы они были в полном неведении обо всем этом, но для меня они убежище, безопасное укрытие от того мира, и я хочу, чтобы так и оставалось.
Я достаю книжку и начинаю читать, в то время как автобус пускается в путь через весь город к моему дому. Чтение так увлекает меня, что я едва не пропускаю свою остановку и выскакиваю в последний момент перед тем, как двери закрываются. Миную пять кварталов до своего дома, вхожу в парадную дверь и качаю головой: замок – ну вот, опять! – сломан.
Ну ладно, охрана не на высоте, зато здесь вполне чисто, а в задней части дома имеется солнечный балкон, где можно выращивать фруктовые деревца в ящиках и цветы в горшках. Иногда я сижу там по вечерам с хорошей книжкой и чувствую душевный покой. Этого мне достаточно.
Я немного разочарована тем, что мой преследователь сегодня явно не на дежурстве. Понимаю, что мысль довольно глупая, но все равно улыбаюсь.
Я принимаю душ и стою под струями дольше, чем следовало бы. Горячая вода не течет бесплатно. Но сегодня я позволяю себе эту маленькую роскошь, проливая слезы по Иве, – я так и знала, что они никуда не денутся. «Покойся с миром, принцесса», – шепчу я, чувствуя, как теплые брызги омывают меня, смешиваясь со слезами. Вскоре я выхожу и вытираюсь полотенцем.
Натянув штаны для йоги и толстовку на несколько размеров больше, я тащусь на кухню, чтобы приготовить себе ужин. Разогреваю домашний овощной суп, который приготовила пару дней назад, и поджариваю хлеб. Супа остается достаточно, чтобы налить в маленький пластиковый контейнер. Я так и делаю, иду по коридору в квартиру миссис Дженнер и тихонько стучусь в дверь. Когда она открывает, улыбаюсь и говорю:
– Вы обедали? Если нет, у меня есть домашний овощной суп. – Я знаю, что после смерти мужа миссис Дженнер находится в очень стесненных обстоятельствах, поэтому я приношу ей все, что у меня остается.
Она приветливо улыбается:
– Боже, вы такая добрая. Огромное спасибо.
– На здоровье, – улыбаюсь я в ответ. – Спокойной ночи, миссис Дженнер.
Вернувшись на кухню, я ставлю свой обед на поднос и уношу его в маленькую комнату. Там сажусь на пол и ем, прислонившись спиной к кушетке. Однокомнатная квартира не вмещает много мебели, но мне много и не требуется. Я вставляю в DVD-плеер один из своих любимых фильмов, «Побег из Шоушенка», и нажимаю кнопку воспроизведения. Я не трачусь на кабельное телевидение, мне вполне хватает дисков, которые я покупаю на гаражных распродажах. Вообще-то я предпочитаю читать, так что меня все это устраивает.
Убрав посуду, я засыпаю перед экраном и в постель забираюсь только после полуночи.
* * *
В семь зазвонил будильник. Я вылезла из кровати и обула кроссовки. Утро холодное, поэтому я надеваю теплые наушники и флисовую куртку. Пару минут делаю растяжку перед дверью своей квартиры, а когда выхожу на улицу, мое дыхание вырывается белыми клубами. Держа руку в кармане, я сжимаю в кулаке ключ от двери – так учил нас в школе инструктор по самообороне. Это меня успокаивает. Я держу ключ, пока не начинаю бежать трусцой по почти безлюдной беговой дорожке парка, а потом застегиваю карман с ключом на молнию, достаю наушники и включаю айпод. Пробежав свои обычные три мили, я возвращаюсь домой, чувствуя себя сильной и полной энергии.
Я быстро принимаю душ и сушу свои длинные темные волосы. Завязав волосы в хвост, натягиваю потертые джинсы и объемный серый свитер. Сегодня у меня выходной, и я не собираюсь ничего делать – только послоняться по дому, сходить в библиотеку и провести остаток дня на балконе под одеялом с хорошей книгой и чашкой чая. Вот интересно, не говорит ли такой план о том, что мне преждевременно пора на пенсию? Нормальные люди в двадцать два года днем высыпаются перед походом в ночной клуб, а я занимаюсь дегустацией своей чайной коллекции. Так вот.
Тридцать минут спустя, заправив постель и наскоро прибравшись, я уже иду по направлению к районной библиотеке и тут замечаю темно-серебристый «БМВ», припаркованный в квартале от моего дома. В машинах я не смыслю, но замечаю марку модели на заднем щитке – M6. Я слегка улыбаюсь про себя. Ясно, сегодня дежурит.
Я дохожу до библиотеки и провожу там около часа, выбирая новую стопку книг на предстоящую неделю. Беру четыре романа, поваренную книгу с рецептами недорогих блюд и книгу о Второй мировой войне. Пусть сейчас у меня нет денег, чтобы поступить в колледж, но знания надо накапливать, и я каждую неделю штудирую новую тему. По пути домой я замечаю в квартале позади себя высокого темноволосого красавца, который неторопливо топает за мной и делает вид, что разговаривает по мобильному телефону.
Я принимаю решение. Прохожу мимо своего дома, немного ускоряю шаг и сворачиваю за угол, в узкий переулок посреди квартала. Я бегу по переулку, надеясь обогнуть незнакомца и подойти сзади.
Запыхавшись, я снова сворачиваю на свою улицу, очень быстро дохожу до конца квартала и выглядываю из-за угла. Конечно же, он стоит посреди улицы, явно сбитый с толку, и не понимает, куда я делась. Я бесшумно подхожу к нему и громко говорю:
– Преследовать незнакомок невежливо.
Обернувшись, он слегка отскакивает, громко втянув воздух приоткрытым ртом. Глаза широко раскрыты.
– Господи! Вы меня до смерти напугали!
– Это я-то вас напугала? – Я недоверчиво смотрю на него. – Это вы прицепились ко мне, как репей. – Я склоняю голову набок. – Кстати, следопыт, когда кого-то преследуешь, нужно быть немного осторожнее. – Я машу рукой в его сторону. – Пялиться на свою жертву посреди улицы, как правило, означает провал. – Я прищуриваю глаза. Он молчит, пристально глядя на меня, его губы слегка приоткрыты. Его губы! Вправду красивые губы. Не отвлекайся, Эви. Он ведь может оказаться серийным убийцей! По крайней мере, серьезным психом.
Я подбочениваюсь.
– Ничего, не расстраивайся. Нужно немного поучиться, и дело пойдет на лад. Есть же обучающие видео, или, может быть, поищешь книжку на эту тему? «Шпик-извращенец, пособие для чайников»?
Я поднимаю бровь.
Несколько секунд он стоит неподвижно, не произнося ни слова, а потом разражается смехом.
– Ну, черт возьми, ты просто нечто! – В его голосе звучит восхищение. И смех… Вау, его смех действительно хорош.
С минуту я разглядываю его. Да уж, мне он и раньше казался красавчиком. Но вблизи этот тип потрясающе хорош собой: квадратная челюсть, прямой нос, глубокие карие глаза. Если в нем и есть какое-то несовершенство, так это то, что он слишком совершенен. Он высокий, широкоплечий и очень мужественный, на подбородке намек на щетину – скорее умышленная деталь, чем неопрятность. А когда он так смеется, то, клянусь, частичка моей души – та часть, которая хранит тайны даже от меня самой, – так и рвется к нему, словно его веселье – это незримая нить к моему сердцу. Дурдом. Я ведь даже не знаю этого парня. И напоминаю себе… преследователь… потенциально опасный псих…
– Ладно, – говорю я. – Ну все, концерт окончен. Почему ты таскаешься за мной? – Я снова прищуриваюсь. Но, честно говоря, ничуть не беспокоюсь. Никаких опасных импульсов от этого парня не исходит. А я ведь сталкивалась почти со всеми вариантами человеческого блядства. Я, можно сказать, эксперт по блядству.
Тут он делает нечто вконец обезоруживающее. Он проводит рукой по густым карамельно-каштановым волосам, опускает голову, смотрит на меня исподлобья и приподнимает брови – вид у него при этом смущенный и неуверенный, однако жутко сексуальный.
Я чуть в обморок не грохнулась.
Это, как видно, его коронный номер. Уверена, от такого взгляда любая девушка в городе готова сбросить трусики, не сходя с места. Я выпрямляюсь в шоке от собственных мыслей. Обмороки – не моя фишка. И трусиков я просто так не сбрасываю.
Он начинает говорить, и я прихожу в себя.
– Я был так заметен, да? – У него еще хватает такта выглядеть смущенным. Он делает шаг ко мне. Я делаю шаг назад. Он останавливается.
– Я не причиню тебе вреда, – говорит он так, словно мое недоверие и вправду обижает его. То есть он что, всерьез? Я что, еще раз должна напомнить ему, что он шпик-извращенец? Честно говоря, я его не боюсь, но и не знаю, а от незнакомцев предпочитаю держаться подальше.
– Как на ладони. – Я наклоняю голову набок и смягчаю тон. – Ну, хватит в игрушки играть. Я хочу знать, почему ты преследуешь меня.
Кажется, он раздумывает, отвечать или нет. Смотрит мне в глаза и тихо говорит:
– Я знал Лео. Он просил меня навести о тебе справки.
Глава 4
Мой мир с визгом тормозит и останавливается, и я замираю с открытым ртом.
– Что? – хриплю я.
С помощью одного имени он превратил меня в дрожащее, трясущееся месиво. Но я беру себя в руки. Этому чужому парню необязательно об этом знать. Выпрямившись, я спрашиваю уже громче:
– Что значит, ты знал Лео? – Я не подаю вида, что прошедшее время меня пугает.
Конечно, я тысячу раз задавалась вопросом, не случилось ли что-то с Лео, убеждая себя, что наверняка с Лео что-то случилось, раз он не связывался со мной все эти годы, и особенно раз он нарушил обещание написать мне, как только приедет в Сан-Диего. В первые несколько месяцев я придумывала миллион сценариев, почему мой прекрасный мальчик исчез из моего мира… автокатастрофа по дороге из аэропорта в новый дом… нежданный грабитель в доме, когда они прибыли…
Когда мне исполнилось шестнадцать, я пошла в библиотеку и просмотрела калифорнийские газеты за неделю до его переезда в поисках новостей о безвременной кончине мамы, папы и их сына-подростка. Каждый бесплодный поиск приносил и облегчение, и разочарование… и сокрушительное горе.
Я даже как-то создала фальшивый аккаунт на Фейсбуке и поискала его имя, но ничего не нашла. Своего аккаунта у меня не было. Слишком много людей из моего прошлого могли пытаться связаться со мной, и это мне было ни к чему.
Беда в том, что я очень мало знала о новой семье Лео, кроме того, что его приемный отец работал в больнице. Я даже не знала, врач он или администратор: сам этот факт, город, в который они переезжали, имя и возраст Лео – вот все, чем я располагала.
Конечно, мои возможности были невелики: библиотечный компьютер да старые газетные статьи, так что неудивительно, что мне не удалось далеко продвинуться.
После безуспешных попыток найти хоть какие-нибудь сведения о нем я поклялась себе, что перестану об этом думать. Слишком было больно, практически невыносимо. Так что в день, когда мне исполнилось восемнадцать, – а в этот день он обещал прийти за мной, – слезы текли по моим щекам, я закрыла глаза и представила, как он улыбается там, на крыше, под зимним небом, и таким он остался в моем сознании.
Подняв глаза, я вижу, что парень пристально рассматривает меня, слегка хмурясь, но не подходит ближе и не пытается прикоснуться ко мне. Я поворачиваюсь, прохожу несколько футов к ступенькам крыльца, сажусь и делаю глубокий вдох. Мои ноги дрожат. Я повторяю свой вопрос:
– Что значит, ты знал Лео?
Он медленно подходит ко мне и жестом указывает на другую сторону ступеньки, на которой я сижу, молча прося разрешения сесть. Я киваю. Он садится по другую сторону лестницы, ступенькой ниже, слегка поворачивается ко мне и наклоняется вперед, упираясь локтями в мускулистые бедра. Я улавливаю запах его одеколона, что-то чистое, древесное и восхитительное.
– Лео погиб в автокатастрофе в прошлом году. Мы были друзьями, товарищами по школьной команде. Мы все думали, что еще день-другой, и он выкарабкается, но этого не случилось. Мы навестили его все вместе, он попросил меня остаться и рассказал немного о тебе. И заставил меня пообещать навести о тебе справки, убедиться, что ты в порядке, что ты в хорошем месте, счастлива. Он знал, что я переезжаю сюда, чтобы работать в фирме моего отца, и что мне будет легко убедиться во всем воочию.
Он хмурит лоб и говорит медленно, как будто хочет быть уверенным, что говорит все правильно. Но что-то он скрывает. Бог весть, откуда я это знаю, просто знаю, и все.
Я в оцепенении и в замешательстве, несколько минут я молчу.
– Понятно. А что именно Лео сказал тебе обо мне? – спрашиваю я наконец, взглянув на парня. Он пристально смотрит на меня.
– Только то, что вы познакомились в приемной семье и что ты для него много значила. Он сказал, что вы потеряли друг друга из виду, но его всегда интересовало, как сложилась твоя жизнь. Это и вправду все.
Я молчу, и он продолжает:
– Я переехал сюда в июне, но мне потребовалось несколько месяцев, чтобы освоиться. Теперь у меня наконец появилось время, чтобы выполнить обещание. – Он улыбается мне, глядя сквозь длинные ресницы цвета карамели. Но теперь это грустная улыбка.
Неуверенная.
Я улыбаюсь в ответ. Я не покажу, насколько обидными оказались его слова о Лео. Мы потеряли друг друга из виду? И все эти годы он был жив-здоров, жил себе в Сан-Диего и ни разу не написал мне, не позвонил и не попытался хоть как-то связаться со мной? Почему? Я даже не знаю, как воспринять то, что секунду назад мне сообщили о его смерти. Что он умер. Нужно пойти домой и там свернуться в клубок на пару часов. Переварить информацию. Я неуверенно встаю, и парень тоже вскакивает на ноги. Я вытираю о джинсы потные руки.
– Мне горько слышать о смерти Лео, – наконец говорю я. – Похоже, ты мало что знаешь о нашей истории, но Лео… он нарушил обещание, которое мне дал. Это было очень давно, и я больше о нем не думаю. Непонятно, зачем он послал тебя наводить обо мне справки. Если он хотел знать, как сложилась моя жизнь, мог отыскать меня раньше… ну да, раньше. Все равно ты молодец, что сдержал слово, данное другу. Теперь твоя миссия окончена. Вот она я, в полном порядке. Дело сделано. Предсмертное желание исполнено. – Я заставляю себя слабо улыбнуться, но уверена, что улыбка больше похожа на гримасу. Он не улыбается в ответ. Вид у него огорченный.
– Кстати, как прикажешь называть моего личного шпика-извращенца?
Он улыбается, но одними губами.
– Джейк Мэдсен, – говорит он, все еще пристально глядя мне в лицо.
– Ну, Джейк Мэдсен, он же шпик-извращенец, очевидно, ты уже знаешь, что я Эвелин Круз. И что меня можно называть Эви. – Я протягиваю руку, и, когда он сжимает ее в ответ, словно крошечные искры проскальзывают между нашими телами, и вдруг оказывается, что я – это и есть рука. Прочие части моего тела, не тронутые Джейком Мэдсеном, перестали существовать. Это очень странно, интересно, чувствует ли он то же самое. Судя по тому, как он пристально смотрит на наши руки и как легкая улыбка приподнимает уголок его губ, чувствует. Вот как, у меня, как видно, химическая связь с этим парнем. Тоже мне, сюрприз. У кого бы не случилось химической связи с мужчиной такой наружности? Он, поди, втайне смеется и думает: «Еще одна? Да неужели?» Уверена, женщины каждый день складываются перед ним в штабеля. Очень мило. И от того, что я думаю о штабелях, едва услышав, что любовь всей моей жизни покинула этот мир, мне очень, очень неловко, не говоря уж о том, что это странно и больно. Пора идти.
Я первая отстраняюсь, он хмурится и смотрит мне в глаза.
– Пока, Джейк, – говорю я, поворачиваюсь и иду к своей квартире.
– Эви, – зовет он, и я оборачиваюсь. – Ты ведь будешь скучать обо мне, да? – И улыбается.
– Знаешь, Джейк, думаю, что буду. – Я улыбаюсь в ответ, поворачиваюсь и быстро иду домой.
Едва закрыв за собой дверь, я опускаюсь на пол, сворачиваюсь в позу эмбриона и плачу по моему прекрасному мальчику, по моему Лео. Мои слезы – это слезы горя и потери, смятения и боли.
Это слезы о мальчике, которого я потеряла, и о мальчике, который бросил меня. Столько лет я была сердита и обижена на него, но, оказывается, мне все же грустно от того, что прекрасная душа Лео больше не ходит по этой земле, и боль от этого бесповоротного знания почти невыносима.
Наконец я засыпаю прямо там, где лежу, но я уже знаю из прошлого опыта: для того чтобы плакать, не обязательно бодрствовать.
Глава 5
Эви десять, Лео одиннадцать
Обед в этом месте всегда похож на организованный бедлам. Моя обязанность – наполнить кувшины водой и принести всем стаканы. Я стою у раковины, наполняя второй из трех высоких кувшинов, а прочие дети с шумом снуют вокруг, выполняя каждый свою работу. Те, что постарше, болтают, хохочут, временами дерутся.
