Я собиралась с духом. Сжимала и разжимала кулаки, будто в кабинете лекаря перед плановой сдачей крови. Я готовилась к признанию. Боялась и злилась. В голове играла воинственная музыка – для острастки.
Неожиданный хлопок по плечу заставил меня подпрыгнуть.
– Привет! Готова к первому делу? Очень, очень интересное.
– Полынь?
– Кто ж еще. Разворачивайся, нам надо во дворец. Тебе повезло – нечасто новички с ходу попадают в святая святых Шолоха!
Куратор выглядел таким бодрым и довольным, что у меня аж зубы заболели – очень не хотелось признаваться.
Все его обереги и талисманы были начищены до блеска, переливаясь на майском солнышке, как ювелирный прилавок. Вот-вот окрестные сороки слетятся.
Я прокашлялась и, ковыряя носком сандалии землю, промямлила:
– Подожди, надо кое-что обсудить. По идее, еще вчера стоило, но я сглупила, поэтому говорю только сейчас…
– Минуту. – Куратор предостерегающе поднял ла- донь. На каждом пальце было по тяжелому перстню. – От того, что ты хочешь сказать, зависит чья-то жизнь?
– Э-э… Скорее нет.
– Тогда отложим разговор.
Я тихо выдохнула. Будто едешь сдавать важный экзамен, но на полпути передумываешь и воровато разворачиваешься – прогуляю! Стыд и облегчение одновременно.
– А как же вступительные тесты? Селия вчера говорила, что…
– Все потом!
Сердце выдало барабанную дробь. Полынь посмотрел на меня очень внимательно, будто прислушиваясь к этому сердечному соло, и осторожно увел от ведомства.
То, что я послушалась его – это слабость? Или веление судьбы? Предпринять еще попытку раскрыть карты или счесть, что само небо хочет, чтобы я молчала?
– Тинави, ты знаешь, кто такой баргест? – спросил меж тем куратор.
Мы продирались сквозь толпу на Министерской площади. Приходилось как следует работать локтями, ведь площадь – одно из самых популярных мест в столице.
Я ответила, постаравшись выказать максимум эрудиции:
– Баргест – это нейтральный дух, предвестник несчастья. Является людям, в чьих жилах течет кровь срединного народа, то есть представителям знатных Домов. Если принять меры, предсказанное баргестом можно миновать – обычно ради этого дух и приходит. Хотя история знает случаи, когда он злорадствовал, являясь за несколько минут до катастрофы. Чисто чтобы посмеяться.
– Молодец, – кивнул Полынь.
Сегодня его черные волосы были собраны в огромный клубковатый пучок на темечке, который смешно подпрыгивал при каждом шаге куратора. В пучке позвякивали монетки и колокольчики.
И не лень ему так заморачиваться!
– Ты верно сказала – баргесты являются только знатным шолоховцам. В теории я могу представить, что баргест придет к обычному горожанину: возможно, у того есть гены срединников, хотя титул и не унаследован. Но вот чтобы баргест явился дриаде… Это из ряда вон выходящая ситуация. – Ловчий цокнул языком.
– Баргест и дриада? Это и есть наше дело? – удивилась я.
– Да, – куратор улыбнулся. – Сущности из очень разных миров, как считаешь?
– Пожалуй, – согласилась я. Потом подумала и пожала плечами: – Может, дриада врет?
– Это самое логичное объяснение. Но она третий день подряд приходит в ведомство с жалобой, и при даче показаний ее так трясет, что департамент все-таки отправил проверку.
Мы подошли к тяжелому кованому мосту, ведущему на остров-курган.
Этот высокий остров с крутыми берегами, на котором воздвигнут королевский дворец – самое сердце Шолоха. Вокруг свернулся змеей оборонительный ров Рейнич. К нему подведены шесть столичных рек, из-за чего на картах центр Шолоха похож на диковинное шестипалое существо.
Когда мы с куратором ступили на мост, мрачные гвардейцы с лязгом скрестили алебарды и перегородили нам путь. Веселенький плюмаж на их шлемах никак не сочетался со зверскими физиономиями.
Один из стражей сплюнул на землю и рявкнул басом:
– Кто? Куда? Зачем?
– Ловчие. Во дворец. По вызову, – передразнил Полынь. Когда гвардеец заскрежетал зубами от подобного «неуважения», черные глаза Ловчего проказливо блеснули.
– Удостоверение?
Полынь начал скучающе, неторопливо заворачивать рукав. Я с замиранием сердца стала повторять за ним. Еще медленнее, что окончательно взбесило стража. Он аж вспотел. Хотя, возможно, это из-за жаркой формы. Ох-ох-ох. Мое «удостоверение» так и не засияло, и сейчас, когда это обнаружится, кому-то будет бо-бо.
Но вот Полынь разобрался со своими несметными шелками (да, он опять был в «маечной» хламиде) и поднял руку, церемониально приложив тыльную сторону ладони ко лбу. На предплечье вспыхнула татуировка, увидев которую, гвардейцы расступились.
Я бочком-бочком проскользнула за куратором.
* * *
Когда пересекаешь Трекованый мост, то будто попадаешь в другой мир.
Шолох – город, который последовательно и упорно отвоевывает у вездесущего леса пространство для жизни. Но дворцовый остров, напротив, решил капитулировать перед матушкой-природой.
Здесь все утопает в зелени. Кролики мирно скачут в густой траве. Желтые бабочки порхают среди кустов. Воздух напоен упоительными ароматами жасмина и гудением пчел. Вдалеке то и дело слышится приглушенный звон мечей: идет рыцарский бой на радость двору.
Мы с Полынью хрустели по извилистой гравийной дорожке, щедро утыканной гвардейцами. Видимо, вместо кипарисов. Неприхотливы и функциональны, а молчат похлеще деревьев.
Дорожка привела нас к главному зданию дворца – тому, что ступеньками поднимается по крутому склону кургана и представляет собой многоуровневое ажурно-игольчатое безумие. Безумие цвета взбитых сливок. Будто торт на великаньей свадьбе. Не помню, при каком из королей строили дворцовый комплекс, но тот явно обожал все сладкое и воздушное.
Мы зашли в парадные двери. Пятнадцать минут блужданий (справились бы быстрее, но приходилось раскланиваться со всеми встречными) – и Полынь постучался в неприметную деревянную дверь.
– Наша задача – выяснить побольше про эту дриаду. Не обвиняем ее во лжи, но и не верим истории про баргеста. Все вежливо и нейтрально, – шепнул мне куратор, пока с той стороны отпирали щеколду.
Вблизи я почувствовала, что от Полыни сильно пахнет популярным в Шолохе лекарством от простуды: мята, перец и эвкалипт, вдохнешь – будто легкие сжигает. Болеет он, что ли?
Нам открыли.
Я невольно отшатнулась: кожа дриады, появившейся в дверном проеме, была ровно того же цвета и текстуры, что и лакированный дуб. Даже темные пятнышки срезанных сучков имелись. Пугающий эффект, если честно.
– Здравствуйте, Цфат. Меня зовут Полынь, а это Тинави, мы Ловчие. Можно зайти? – Куратор наклонил голову вбок.
Цфат вперила в нас неподвижный взгляд раскосых травянистых глаз. Высокая, худая, с ярко выраженными шишковатыми суставами, она казалась искусно вырезанной скульптурой, а не живым существом.
Только волосы, волнами спускающиеся до самого пола (и тоже зеленые), не давали шанса на ошибку: перебираемые ветерком, они слегка шевелились, что-то шептали, обещали, поблескивали в янтаре солнечных лучей… Я никогда еще не видела таких чудесных волос у дриады.
Цфат деревянно улыбнулась и пропищала:
– Конечно, Полынь. Конечно, Тинави. Будет честью для меня. – Она поклонилась и пропустила нас в комнату.
Полынь, по-собачьи поводя носом, прошел в центр спальни.
Я гуськом поплелась за ним, оторопело пялясь на ряд манекенов у стены. Манекены не обладали ни малейшим намеком на лица, зато могли похвастаться вычурными прическами. Кроме того, на полках и витринах тут и там были разложены парикмахерские инструменты. На стенах висели схемы стрижек и пара молитвенных картинок с шестью богами-хранителями.
– Прелестная комната, Цфат! – оценил Полынь. И, думаю, вполне искренне. – Чем вы занимаетесь во дворце? – спросил он, хотя даже мне все было очевидно.
Перед тем как сесть на невысокий топчан, куратор тщательно разгладил свое одеяние, чтобы не помять. Ишь какой осторожный! А издали выглядит, как ходячая помойка.
– Я ухаживаю за волосами Ее Величества.
– Вам нравится ваша профессия, не так ли?
– Очень нравится, господин Полынь. – Цфат снова поклонилась.
– А в целом – вам комфортно в Шолохе? Давно ваша семья живет в Лесном королевстве?
– Очень комфортно, господин Полынь. Моя семья живет в Лютгардии, я одна приехала сюда.
– К родственникам?
– Нет, у меня здесь нет никаких родственников.
Полынь сцепил руки замком и вольготно закинул их за голову:
– Кто-то из ваших предков путешествовал в наш край?
– Мои предки никогда не были в Лесном королевстве.
– Тогда почему вы выбрали Шолох как место жительства?
– Я переехала, потому что мне нравится, что здесь можно выглядеть, как угодно, и никто тебя не осудит. В Лютгардии невозможно носить столь длинные волосы, как у меня: дриады не терпят излишеств. Или ходить с подростковой прической, как у вас, господин Полынь. А вам, госпожа Тинави, запретили бы заправлять волосы за уши – так видно вашу рану, а в Лютгардии не демонстрируют увечья.
Я машинально выпустила волосы вперед. Демонстрировать увечья, что?! Подумаешь, пара шрамов и рваная мочка! Неужели так заметно?
Полынь проигнорировал замечание:
– Да, все верно, Лесное королевство – страна свободы. И волшебства. Скажите, давно вам является баргест?
– Третью ночь подряд.
– И как он выглядит?
– Пугающе. – Цфат сокрушенно покачала головой.
– Можно подробнее?
– Он похож на пса, огромного пса графитового цвета. Когда я ложусь спать, он появляется у двери и смотрит на меня, а потом медленно приближается. Сначала я решила, что это чья-то собака, и встала, чтобы прогнать его. Но стоило мне приблизиться, баргест увеличился в размерах – стал больше меня, занял почти всю комнату! Потом завыл и исчез. Следующие разы было то же самое, хотя я уже не пробовала подойти к нему.
– А какая у него шерсть, Цфат?
– Ухоженная. Короткая и гладкая, блестит.
– Почему вы думаете, что это баргест?
– Но как иначе? Рядом с этим псом мне становится так горько, будто я уже умерла, господин Полынь…
Куратор что-то черкнул в маленьком блокнотике, который в начале беседы вынул из одной из своих «ночнушек». Он повертел головой туда-сюда, потом наклонился и бесцеремонно посмотрел под топчан, на котором сидел. Брови дриады взметнулись вверх, но Полынь флегматично пожал плечами: а я что? А я ничего.
Потом он спросил:
– А это может быть чья-то злая проделка, чтобы расстроить или испугать вас?
– Нет, господин Полынь. У меня есть несколько подруг во дворце, но все они добрые и честные девушки. Большую часть дня я провожу за работой, причесывая королеву и знатных дам.
– Цфат, еще такой момент. Не хочу ставить под сомнения ваш профессионализм, но вдруг вы сделали кому-то неудачную укладку, и человек разозлился на вас?
– Никак нет! Я очень люблю свою работу и всегда все делаю хорошо. – Дриада вскочила и обвела рукой комнату: мол, смотрите, я настоящий фанат, как вы можете сомневаться во мне?
Полынь и не стал.
– Хорошо, – кивнул он. – Сегодня ночью мы нанесем вам еще один визит, чтобы воочию убедиться в присутствии баргеста. Вам нужно придумать место, где мы сможем спрятаться. Платяной шкаф, портьеры, что-то стандартное – баргесты не очень хитроумны и не сильно беспокоятся о приватности.
Мы попрощались и ушли.
– Что ты думаешь об этом? – спросила я у Полыни, пока мы пересекали садовый лабиринт, ведущий к одному из мостов. Он был выполнен в «шахматном» стиле: тут и там в зеленых нишах стояли белоснежные фигуры, смотрящие на визитеров с презрением и опаской.
– Пока что ничего не думаю. – Полынь пожал плечами, на что его бесчисленные побрякушки отозвались нестройным звоном. – Описание баргеста подходит. Причем в книжках пишут про «клочковатую шерсть», но парикмахерша Цфат назвала ее гладкой и короткой, что соответствует действительности. Местной родни нет, значит, гены отвергаем… Может, чье-то колдовство – узнаем вечером. Ах, да, подожди меня здесь, мне нужно еще кое-что сделать, пока мы во дворце.
Я послушно села на указанную им скамью. Полынь нырнул в неприметный проход в зеленой изгороди и был таков.
Минуты две я сидела в молчании, наслаждаясь теплым весенним солнышком и запахом сирени. Точно напротив меня на белоснежном постаменте высился гордый ферзь. Садовый архитектор нарисовал ему лицо, и, жуткое дело, шахматная фигура стала напоминать тыквы для Самайна. Под ее взглядом было сложно расслабиться, но в итоге я сумела. Где наша не пропадала!
Потом послышался скрип гравия – из-за угла кто-то приближался. Я резко выпрямилась и напустила свое Деловое Лицо. Боюсь, со стороны можно было подумать, что я хочу в туалет.
Шаги были легкими, очень легкими, не быстрыми и не медленными. Как говорил мастер Орлин, так шагают только люди с чистой совестью.
Идущий тихо насвистывал, и я невольно улыбнулась: столько беззаботной радости было в этой незатейливой мелодии.
И вот – человек вывернул из-за ряда кипарисов. Свист взмыл мажором – и сразу оборвался.
