– Какое тебе дело до Сары Джейн?
Я хотел было ответить, но он тут же спросил:
– Зачем околачиваешься в «Рубике»? Почему сказал Кэт, что был тут раньше?
– Потому что был.
– Да ла-а-адно, – ухмыльнулся он. – До прошлой пятницы тебя здесь ни разу не было. А ты ей наплел, что был.
Я не ответил.
– Тебя давно заметили, Эйдан. – Он по-прежнему просматривал сообщения. – Не только Кэт и не только в «Рубике». В «Хексе» семь раз за две недели. И в «Подвале» тоже. А еще ты засветился на камерах наблюдения в «Уистлстопе».
Мелкие бары Франшизы были разбросаны по всей территории от Динсгейта до северной окраины. Карвер глянул на меня, потом вернулся к своему занятию.
– Загадочный белый парень. Становишься моим любимым клиентом.
– Похоже на то.
– Прикидывайся своим, пока не поверят? Не прокатит, браток. Я специально велел Кэт передать тебе приглашение, если будешь напрашиваться.
– Зачем?
– Ты постоянно ошиваешься в округе. Ты слишком назойлив. – Он пожал плечами. – Вот я и подумал, может, у тебя есть что сказать? Только давай побыстрее, мне еще на кучу сообщений надо ответить.
– Да я на самом деле никто…
– В моем рейтинге копы – хуже, чем никто. Детектив Уэйтс, так ведь? – Он поглядел куда-то за мое плечо.
Я обернулся. Снаружи, у стеклянных дверей веранды, стоял Зажим и курил сигарету. Отбитое горлышко бутылки по-прежнему было у него в руке. Он мне подмигнул. Взгляд обещал боль. У меня между лопаток поползли струйки пота. Животный инстинкт шептал: «Беги». Карвер хохотнул и снова уставился в телефон.
– Да не волнуйся ты так, браток. Читал я газеты. Сюда пускают только тех, кого я знаю.
– Ты меня не знаешь.
– Кража улик? Взятки? Прекрасно знаю. Похож на моих приятелей в полиции. С одной лишь разницей. Тебя оттуда вышвырнули. «Отстранен от работы до окончания расследования», – зачитал он с телефона, прокрутил текст вниз и поморщился: – Хреново ты тут выглядишь, Эйдан. – Он прищурился. – Зато без фингала.
– Меня еще не вышвырнули.
– Вопрос времени. У меня и без тебя друзей полно. Некоторые умудряются не вылететь с работы. Так что если у тебя все…
– А что, твои друзья входят в особую группу, которая занимается тобой?
Он впервые задержал на мне взгляд.
– Кто-нибудь из твоих друзей хотя бы слышал про такую?
– Продолжай.
– Про глубоко законспирированную группу, действующую по секретному распоряжению, чтобы выявить коррумпированных сотрудников?
– Какое еще секретное распоряжение?
– Группе даны особые полномочия. Поставлена задача вывести на чистую воду полицейских, которые уничтожают улики и разглашают сведения о спецоперациях.
Карвер ничего не сказал.
– То есть таких типов, которые очень похожи на твоих друзей.
– А что мешает моим друзьям узнать об этой группе?
– Говорю же, она законспирирована. Укомплектована старыми, проверенными кадрами.
– С чего это старперы, которым поручили охотиться за продажными копами, станут интересоваться мной? – усмехнулся Карвер.
– С того, что так уж тебе повезло, Зейн. Но тебе ведь каждый день везет. Вот уже десять лет.
Карвер кивнул Зажиму. Тот повернулся и зашагал вглубь сада. Карвер отпил из бокала и подошел к стеклянным дверям.
Он внушал окружающим какой-то животный страх, и не только из-за своего роста. Он двигался, как актер на сцене, постоянно просчитывая обстановку и создаваемый эффект. Низкие потолки, лампы, светильники и телефоны становились декорациями. С их помощью он ловко добивался желаемого впечатления, подчеркивал или затушевывал свое присутствие. Даже речь его менялась в зависимости от того, с кем он говорил. Более того, в общении он неким обескураживающим образом отражал черты собеседника. Холодную немногословность Сары Джейн, сдерживаемую агрессию Зажима… Со мной он стал закрытым и непредсказуемым. Я будто разговаривал со своим отражением в кривом зеркале.
– Такой вот я счастливчик, браток. Что тут скажешь?
– Вот-вот, им тоже интересно, что скажет Зейн Карвер, когда его везению придет конец.
– И почему ты вдруг решил меня предупредить?
Мы оба заговорили вполголоса.
– Я решил тебя предупредить не потому, что я продажный коп. Я не продажный коп. Но, как ты сам сказал, выгляжу я хреново. – Я кивнул на его телефон. – Карьера закончилась громким скандалом, вот я и прикидываю, что у меня осталось из козырей. Дело важное, в нем замешаны люди с деньгами. К кому мне еще идти?
– Если эта группа такая суперсекретная, почему ты о ней знаешь?
– Потому что из-за нее все и началось.
– Ты был в ней?
Я не ответил, и он попробовал угадать снова.
– А, понял. – Он рассмеялся. – Тебя взяли с поличным?
– В том-то и дело, что нет. Хотя могли бы, чисто случайно. Как доказать, брал я что-то из улик или не брал? Да никак. А в один прекрасный день мой пропуск на пятый этаж не сработал.
– Кто-то поумнел.
– Нет. Кто-то организовал подставу. Меня отвели в кабинет, допросили. Коп был не из местных, читал по бумажке. Первое, что меня насторожило, – они не хотели, чтобы я знал, кто из наших занимается этим делом. Спрашивали, нет ли у меня денежных затруднений, с кем общаюсь, не пытались ли меня шантажировать. Тут-то и прозвучал второй тревожный звоночек: психологический портрет был составлен заранее. В общем, дело такое… То, в чем меня пытались обвинить, чревато не увольнением, а хорошим сроком. Но когда они поняли, что я не тот, кто им нужен, то по-тихому спровадили меня из управления. А в-третьих, они не хотели шумихи. Вот я и задался вопросом, кто велел меня вычислить, изъять пропуск и замять дело. И еще: зачем это вообще было нужно?
Карвер убрал телефон в карман и обратил все внимание на меня.
– Судя по всему, я угодил в ловушку, предназначенную для кого-то другого. Важнее меня. И продажнее. Мой арест в Главном управлении спугнул бы их подозреваемого. Итак, меня сплавили подальше, а через несколько дней появились наскоро состряпанные обвинения. Те, про которые ты читал в газете.
– И поэтому ты решил, что есть некая секретная группа?
– Круче: я ее обнаружил. Я знал, что инициатива исходит от кого-то сверху, именно из Главного управления. Несколько дней я наблюдал за теми, кто входит и выходит из здания. Кого-то вычеркивал из списка, кого-то брал на заметку. Потом я увидел Дерека Райта.
– А кто это?
– Раньше был старшим инспектором. Вышел на пенсию еще в марте, но уже октябрь, а он по-прежнему появляется на работе. Потом я засек Редгрейва – еще одного пенсионера. И Тиллмана. Отставные копы шастают в управление через черный ход. Поэтому твои люди ничего и не знают.
– И чем эти старперы занимаются?
– Листают архивные дела, ищут совпадения, реагируют соответственно. А в тех делах, где Зейну Карверу удалось выйти сухим из воды, фигурируют имена одних и тех же детективов. – Я многозначительно помолчал и продолжил: – Им останется только надавить на этих копов, например рассказать им, чьей подстилкой они станут в тюрьме. А потом твои так называемые друзья начнут скармливать тебе ложную информацию, и удача от тебя отвернется.
Карвер задумчиво потер челюсть костяшками пальцев. У меня была точно такая же привычка. Когда он успел перенять этот жест?
– Почему я должен всему этому верить? – спросил он. – Тебя уволили. Тебе сейчас лишь бы бабла срубить…
– Верить или нет – твое право. Но если у тебя есть приятель в полиции, все это легко проверить.
Он смерил меня взглядом:
– Ну, объясняй.
– Пусть понаблюдает за зданием с пяти до шести вечера. Своими глазами увидит, как Райт, Редгрейв и Тиллман выходят из восточного крыла полицейского управления.
– В любой день?
– Как правило, со вторника по пятницу. Райт и Тиллман обычно приходят между восемью и девятью утра. Редгрейв по-разному.
Карвер дал понять, что обдумывает мои слова.
– И что ты хочешь с этого поиметь?
– Где Сара Джейн? – Я подпустил в голос неуверенности. Надо было перевести разговор на личное.
Карвер нахмурился, мол, ты много о себе возомнил. Я не отвел взгляда. Какое-то время мы стояли не двигаясь. Потом он рассмеялся:
– Думаешь, ее уже в бетон закатали где-нибудь в саду?
– Я тоже читаю газеты.
Улыбка сползла с его лица. Он шагнул ко мне:
– Хочешь поговорить о Джоанне?
Я молчал.
– Ну? – Он толкнул меня, но не то чтобы сердито. Продемонстрировал, что может выйти из себя.
– Повторяю, я не из продажных копов. На бизнесмена я буду работать. А вот на убийцу… не знаю.
– Сара Джейн перебесится и вернется. – Он помолчал. – Иногда мне кажется, что Джоанна тоже вернется. Я еще не видел объявления, но рад, что его напечатали. О ней нельзя забывать. Я вот не забыл.
– Что с ней случилось?
Он снова нахмурился. Его телефон завибрировал. Карвер похлопал по карманам, нащупал мобильник.
– Райт, Редгрейв и Тиллман?
Я кивнул.
– Приходи через неделю. Если информация стоящая, я тебя отблагодарю.
Он ответил на звонок, а я направился к выходу.
Неожиданно он громким голосом произнес у меня за спиной:
– Между прочим, это все правда.
Прозвучало искренне, но я не знал, к кому обращается Карвер – к телефонному собеседнику или ко мне.
14
В тот вечер я больше не видел Карвера. Вскоре музыка смолкла, а народ отключился. Пол усеивали спящие. Я перевел дух и обстоятельно приложился к бутылке Изабель. Народу на лестнице поубавилось, и я решил подняться на второй этаж. С каждым шагом мне становилось спокойнее. Неуемный грохот музыки уступил место звону в ушах, живому и бодрящему.
На лестничной площадке я свернул направо, в ароматизированную туалетную комнату. В темноте вырисовался силуэт девушки, сидящей на унитазе. Точнее, на его опущенной крышке. Девушка, полностью одетая, сжимала голову руками, будто только что узнала о беременности. Я включил свет и увидел несчастную Изабель Росситер. Она была в отключке, но дышала.
Я поднял ее, легкую, почти невесомую, и бережно усадил на пол. Потом вымыл два чьих-то стакана, наполнил их водой, подсел к Изабель и стал ее поить. Она то приходила в себя, то снова проваливалась в забытье. Чуть раньше и у меня начало мутиться в глазах, и теперь все вокруг заколыхалось, нечеткое и расплывчатое, а ракурс менялся и съезжал куда-то вниз.
Вино.
«Возвращаю должок, с прошлого раза».
Похоже, какой-то седатив. Рогипнол или ГГБ[11 - Гамма-гидроксибутират – наркотик, называемый еще «жидким экстази».]. Оставалось надеяться, что выпитое меня не вырубит и я отделаюсь временной расплывчатостью в глазах. Я с трудом поднялся на ноги, почему-то захохотал.
Изабель снова уронила голову в ладони. Выбеленные панковские космы, голые ноги… Она была босиком. Яркий педикюр делал ее совсем юной. Я хотел ее растолкать, но тут заметил, что у нее размотался шарф.
Я запрокинул ей голову.
Шрам на шее оказался на удивление большим. И очень заметным, хотя прошло уже больше года. Два отчетливых рубца, сверху и снизу, соединяла наискось тонкая черта. Очевидно, Изабель воткнула нож себе в шею и зигзагом прорезала ее.
Я свободной петлей подоткнул бахромчатые концы шарфа, аккуратно прикрыв шрам. Потом набросил Изабель на ноги пушистое сухое полотенце, выключил свет и вышел.
Как в тумане, открыл первую попавшуюся дверь, постоял у порога, привыкая к темноте. Большая комната, широкая кровать у дальней стены, спящие парочки на полу. Спотыкаясь, я пробрался к кровати, где кто-то храпел, столкнул его на пол и обессиленно повалился навзничь. Меня трясло. Тело вздрагивало от глубоких, басовых толчков пульса, комната кружилась.
