– Первым делом мне хотелось бы проверить, не поступало ли заявлений о розыске какой-нибудь пропавшей женщины. Надо искать довольно широко, скажем, от Стрёмстада до Гётеборга. Я попрошу заняться этим Мартина или Эрнста. Похоже, они скоро вернутся.
– Хорошо, очень хорошо. Ты правильно мыслишь, так и продолжай!
Мелльберг встал из-за стола и радостно похлопал Патрика по плечу. Патрик понял, что он, как обычно, будет работать, а Мелльберг присваивать себе славу, но возмущаться этим фактом уже не стоило.
Он со вздохом поставил их с Мелльбергом кофейные чашки в посудомоечную машину. Сегодня крем от солнца ему не потребуется.
?
– Вставайте, вы что, думаете, это какой-нибудь чертов пансионат, где можно валяться целыми днями!
Голос пронзал толстый слой тумана и болезненно отдавался эхом о лобную кость. Юхан осторожно открыл один глаз, но, когда в него хлынул ослепляющий свет летнего солнца, поспешно снова закрыл.
– Какого черта… – Роберт, его старший брат, перевернулся в постели и положил на голову подушку. Ее резко сдернули, и он с ворчанием сел.
– Вечно здесь не дают подольше поспать.
– Вы только и знаете, что каждый день подольше спать, паршивцы. Уже почти двенадцать. Если бы вы не шлялись по ночам, занимаясь бог знает чем, наверное, вам не требовалось бы дрыхнуть целыми днями. Мне вообще-то нужна ваша помощь. Раз уж вы, взрослые мужики, ничего не платите за жилье и еду, то, на мой взгляд, ваша бедная мать вправе потребовать, чтобы вы ей немного подсобили.
Сольвейг Хульт стояла, скрестив руки на своем огромном грузном теле. Она была болезненно полной, с бледностью, свойственной человеку, никогда не выходящему из дома. Вокруг лица у нее перепутанными прядями свисали немытые волосы.
– Вам почти по тридцать, а вы живете за счет матери. Настоящие мужики, нечего сказать. Позвольте спросить, откуда у вас только деньги берутся, чтобы каждый вечер кутить? Работать вы не работаете и никогда не вносите никакой лепты в хозяйство. Скажу только, что будь здесь ваш отец, он быстро положил бы конец вашей красивой жизни! Вы еще ничего не слышали из бюро по трудоустройству? Вы же собирались туда на позапрошлой неделе!
Теперь настала очередь Юхана положить подушку на лицо. Он попытался отгородиться от этого постоянного зудения, подобного пластинке, которую заело, но с него тоже резко сорвали подушку, и ему пришлось сесть с похмельной головой, грохочущей, как целый военный оркестр.
– Завтрак я давно убрала. Вам придется самим доставать еду из холодильника.
Огромная задница Сольвейг, покачиваясь, удалилась из маленькой комнаты, которую по-прежнему делили братья, и дверь за ней с силой захлопнулась. Попытаться улечься обратно они не посмели, но достали пачку сигарет и закурили. На завтрак они могли наплевать, а сигарета придавала жизненных сил и приятно обжигала горло.
– Слушай, клево мы вчера вломились… – Роберт засмеялся, выпуская в воздух кольца дыма. – Я же говорил, что у них дома будут классные штуки. Директор какой-то стокгольмской компании – само собой, черт побери, такие позволяют себе самое лучшее.
Юхан не ответил. В отличие от старшего брата он никогда не ощущал прилив адреналина во время грабежа, зато несколько дней до и после рейда он от страха ходил с большим холодным комом в животе. Однако он всегда слушался Роберта, и ему даже в голову не приходило, что он может поступить по-другому.
Вчерашний взлом принес им самую большую выручку за долгое время. Вообще-то народ начал проявлять осторожность и перестал держать в летних домах дорогие вещи, а оставлял там только старую дрянь, от которой они не знали где избавляться, или дешевку с аукционов, вызывавшую у них ощущение, что они обрели добычу, которая ни черта не стоит. Но вчера им достались телевизор, DVD-проигрыватель, игровая приставка «Нинтендо» и ювелирные цацки хозяйки дома. Роберт продаст их по своим обычным каналам, что принесет кругленькую сумму. Особенно надолго этого, конечно, не хватит. Краденые деньги жгут карман и через пару недель закончатся. Разойдутся на игру, гулянки со щедрым угощением компании и на кое-какие побрякушки. Юхан взглянул на дорогие часы на руке. К счастью, мать не разбирается в дорогих вещах. Знай она, сколько часы стоят, зудению не было бы конца.
Иногда ему казалось, будто он все время крутится, точно белка в колесе, а годы идут. С тех пор как они были подростками, по сути дела, ничего не изменилось, и он не видел никакого просвета. Смысл его жизни сейчас придавало только единственное, что он когда-либо утаивал от Роберта. В глубине души он сознавал, что, если доверится ему, ничего хорошего из этого не получится. Роберт своими грубыми высказываниями лишь превратит это в какую-нибудь грязь.
На секунду он позволил себе вспомнить мягкость ее волос на своей шершавой щеке и какой маленькой кажется ее рука, когда он держит ее в своих.
– Послушай, кончай мечтать. Нам нужно заниматься делами.
Роберт встал с качающейся в уголке рта сигаретой и первым вышел из комнаты. Юхан, как всегда, последовал за ним. Иначе он не мог.
В кухне на своем обычном месте сидела Сольвейг. С самого детства, после той истории с отцом, он видел, как она сидит на стуле возле окна, а ее пальцы неустанно перебирают то, что находится перед ней на столе. В первых воспоминаниях она была красива, но с годами ожирение все больше сказывалось на ее фигуре и чертах лица.
Сидя там, она, казалось, пребывала в трансе; пальцы жили собственной жизнью, непрерывно трогая и гладя снимки. Лет двадцать она возится с этими проклятыми альбомами, сортирует и пересортировывает. Покупает новые альбомы и снова вставляет фотографии и газетные вырезки. Красивее, лучше. Он был не настолько глуп, чтобы не понимать, что это ее способ сохранять счастливые времена, но когда-то ведь она должна уяснить, что они давно прошли.
Фотографии относились к тому времени, когда Сольвейг была красива. Кульминация в ее жизни наступила, когда она вышла замуж за Юханнеса Хульта, младшего сына Эфраима Хульта, знаменитого пастора свободной церкви и владельца самого богатого поместья в округе. Юханнес был красив и богат, а она была хоть и бедной, но самой прелестной девушкой во всем Бухуслене – в то время так говорили все. А если требовались еще доказательства, то достаточно было посмотреть на сохраненные ею статьи тех времен, когда ее два года подряд избирали Майской королевой[2 - Девушка, выбираемая 1 мая, чтобы возглавить празднование перехода весны в лето.]. Вот их-то, а также многочисленные черно-белые фотографии ее самой в молодости она так тщательно берегла и ежедневно сортировала в течение двадцати лет. Она знала, что та девушка существует где-то под слоями жира, и с помощью фотографий могла сохранять ее, хотя с каждым проходившим годом девушка все больше ускользала у нее из рук.
Бросив последний взгляд через плечо, Юхан покинул сидящую на кухне мать и последовал за Робертом. Ведь Роберт сказал, что им нужно заниматься делами.
?
Эрика подумывала было отправиться на прогулку, но сообразила, что это, пожалуй, не слишком умно, поскольку солнце стоит высоко и на улице жарче всего. На протяжении всей беременности она чувствовала себя прекрасно, пока не началась настоящая жара. С этого времени она в основном слонялась, точно потный кит, отчаянно пытаясь найти где-нибудь прохладу. Патрику, благослови его Бог, пришло в голову купить ей настольный вентилятор, и теперь она носила его с собой по всему дому, как сокровище. Недостатком вентилятора было то, что он работал от сети, поэтому она не могла сидеть дальше от розетки, чем позволял шнур, что ограничивало возможности.
Однако на веранде розетка располагалась идеально, и Эрика могла улечься на диван, поставив вентилятор на стол перед собой. Максимум через пять минут любая позиция оказывалась неудобной, из-за чего ей приходилось постоянно вертеться в попытках найти комфортное положение. В некоторых позах ей прямо в ребро попадала нога ребенка, или что-то, скорее всего рука, упорно било ее в бок, и тогда снова возникала необходимость переместиться. Как выдержать такое еще месяц с лишним, оставалось для нее загадкой.
Они с Патриком прожили вместе всего полгода, когда она забеременела, но, как ни странно, никого из них это не озадачило. Оба были уже не первой молодости, несколько лучше знали, чего хотят, и посчитали, что ждать незачем. Только сейчас она начала всерьез задумываться, но вроде бы поздновато. Может, у них слишком маленький опыт совместной обыденной жизни для того, чтобы отважиться на такое? Выдержат ли их отношения внезапное появление маленького незнакомца, который потребует все внимание, до сих пор уделявшееся ими друг другу?
Конечно, бурная, слепая влюбленность первого времени уже миновала, и у отношений существует более реалистичная, будничная основа, им уже знакомы хорошие и плохие стороны друг друга, но что, если в водовороте после рождения ребенка останутся только плохие стороны? Разве ей не доводилось многократно слышать статистику супружеских отношений, распавшихся в течение первого года жизни первого ребенка? Впрочем, размышлять над этим сейчас бессмысленно. Что сделано, то сделано, да и нельзя отрицать, что они с Патриком оба хотят этого ребенка каждой нервной клеточкой своего существа. Можно надеяться, что это желание окажется достаточным, чтобы помочь им выдержать глобальные перемены.
Когда зазвонил телефон, она вздрогнула. С большим трудом поднялась с дивана, надеясь, что звонящему хватит терпения не положить трубку, пока она подойдет.
– Да? О, привет, Конни. Спасибо, хорошо, только немного жарковато для такой толстухи, как я. Навестить? Да, конечно … приезжайте на кофе. Переночевать? Да-а-а… – Эрика мысленно вздохнула. – Ну конечно. Когда вы приедете? Сегодня вечером! Да, нет, разумеется, никаких проблем. Я постелю вам в гостевой комнате.
Она устало положила трубку. В летнее время наличие дома во Фьельбаке имело большой минус. Внезапно объявлялись родственники и знакомые, не звонившие в течение десяти более холодных месяцев года. В ноябре общение их не особенно интересовало, но в июле они видели шанс бесплатно пожить с видом на море. Поскольку половина июля прошла без звонков, Эрика думала, что этим летом их пощадят. Но вот позвонил кузен Конни, который уже едет во Фьельбаку из Трольхеттана вместе с женой и двумя детьми. Речь идет только об одной ночи, а это она, наверное, выдержит. Вообще-то никого из своих двоих кузенов она особенно не любила, но воспитание не позволяло ей отказывать им в гостеприимстве, хотя именно так и следовало бы поступать, поскольку она считала их прихлебателями.
Эрика в любом случае была благодарна тому, что у них с Патриком есть дом во Фьельбаке, где они могут принимать гостей, званых или незваных. После скоропостижного ухода ее родителей зять попытался инициировать продажу дома. Но ее сестре Анне наконец надоело терпеть физические и психические издевательства со стороны мужа. Она развелась с Лукасом и теперь владела домом совместно с Эрикой. Поскольку Анна с двумя детьми осталась жить в Стокгольме, Патрик и Эрика смогли поселиться в доме во Фьельбаке и зато полностью его содержали. Со временем им потребуется решать вопрос с домом на более постоянной основе, но пока Эрика просто радовалась тому, что по-прежнему может сохранять его и жить в нем круглый год.
Оглядевшись, она поняла, что необходимо поторопиться, если она хочет к приезду гостей привести дом в подобающее состояние. И задумалась над тем, что скажет Патрик по поводу предстоящего вторжения, но потом вскинула голову, решив, что если он бросает ее здесь одну и отправляется посреди отпуска на работу, то она имеет право, если ей хочется, принимать гостей.
?
Эрнст и Мартин действительно вернулись с вызова, и Патрик решил для начала ввести их в курс дела. Он позвал их к себе в кабинет, и они уселись на стулья перед письменным столом. Нельзя было не заметить, что лицо Эрнста густо покраснело от злости из-за того, что руководить расследованием назначили Патрика, но Патрик предпочел проигнорировать это. Пусть с этим разбирается Мелльберг, а в худшем случае, если Эрнст откажется сотрудничать, он без его помощи обойдется.
– Полагаю, вы уже слышали о том, что произошло.
– Да, мы слышали по полицейской рации. – Молодой и полный энтузиазма, Мартин сидел, в отличие от Эрнста, вытянувшись по струнке, с блокнотом на коленях и ручкой наготове.
– Итак, во Фьельбаке, в Королевском ущелье, нашли убитую женщину. Обнаженную, на вид где-то между двадцатью и тридцатью годами. Под ней обнаружили два человеческих скелета неизвестного происхождения и возраста, но я получил от Карлстрёма из криминалистического отдела неофициальное предположение, что они не самые свежие. Так что у нас, похоже, появилось довольно много работы помимо пьяных драк и вождения в нетрезвом виде, которых по горло. Поскольку Анника и Йоста отпущены, нам пока придется засучить рукава. Я, правда, эту неделю тоже в отпуске, но согласился подключиться к работе и буду, по желанию Мелльберга, руководить расследованием. Вопросы есть?
Вопрос обращался прежде всего к Эрнсту, который, однако, предпочел не вступать в конфронтацию – наверняка чтобы потом жаловаться у него за спиной.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – Напоминающий взмыленную лошадь Мартин нетерпеливо описывал ручкой круги над блокнотом.
– Я хочу, чтобы ты для начала пробил по базе, какие есть заявления о женщинах, пропавших в течение, скажем, последних двух месяцев. Пока у нас нет сведений от судмедэкспертов, лучше взять интервал побольше. Хотя я бы предположил, что смерть наступила ближе по времени, возможно, всего пару дней назад.
– Ты разве не слышал? – спросил Мартин.
– Не слышал что?
– Компьютерная база не работает. Нам придется наплевать на нее и проверять старым добрым способом.
– Проклятье. Как чертовски не вовремя. Ну, поскольку у нас, по словам Мелльберга, похоже, никаких нераскрытых исчезновений нет, да и до моего ухода в отпуск не было, я предлагаю тебе обзвонить все близлежащие округа. Звони по кругу, начиная отсюда, а потом расширяй охват, понимаешь?
– Да, но насколько далеко мне надо отходить?
– Настолько, насколько тебе потребуется, пока не найдешь кого-нибудь подходящего. Сразу после совещания позвони еще в Уддеваллу, чтобы получить предварительное описание женщины, на которое ты сможешь опираться в поисках.
– А мне что делать? – Энтузиазм в голосе Эрнста едва ли можно было назвать заражающим.
Патрик посмотрел в заметки, которые быстро набросал после разговора с Мелльбергом.
– Я бы хотел, чтобы ты для начала поговорил с теми, кто живет вокруг входа в Королевское ущелье. На случай если они видели или слышали что-нибудь этой ночью или под утро. Днем в ущелье полно туристов, поэтому труп или трупы, если быть педантичным, должны были перевезти туда ночью или утром. Вероятно, мы можем предположить, что их привезли туда через большой вход, едва ли их несли вверх по лестнице от площади Ингрид Бергман. Малыш обнаружил женщину около шести, поэтому я бы сосредоточился на промежутке от девяти вечера до шести утра. Я сам собираюсь спуститься и немного порыться в архивах. Что-то с этими скелетами не дает мне покоя. У меня такое ощущение, будто мне следовало бы знать, что это, но… Вам ничего не приходит в голову? Ничего не припоминается?
Патрик развел руками и, вопросительно подняв брови, ждал какого-нибудь ответа, но Мартин и Эрнст лишь отрицательно покачали головами. Он вздохнул. Да, тогда остается только спускаться в катакомбы…
?
Не зная, попал ли он в немилость, хотя, возможно, смог бы догадаться, имейся у него время на обдумывание, Патрик сидел глубоко внизу, во владениях отделения полиции Танумсхеде, и рылся в старых бумагах. На большинстве папок скопилась пыль, но они, слава богу, пребывали в хорошем состоянии. Почти все было заархивировано в хронологическом порядке, и хотя он толком не знал, что ищет, он знал, что оно здесь есть.
Он сидел, скрестив ноги, прямо на каменном полу и методично просматривал папки, ящик за ящиком. Через его руки проходили десятилетия человеческих судеб, и постепенно его стало поражать, как много людей и семей раз за разом повторяется в полицейских реестрах. «Складывается впечатление, будто преступления переходят по наследству от родителей к детям и даже к внукам», – думал он, когда вновь всплывала та же фамилия.
Зазвонил мобильный телефон, и на дисплее он увидел, что это Эрика.
– Привет, дорогая, все хорошо? – Каким будет ответ, он знал. – Да, я знаю, что жарко. Тебе надо просто сидеть возле вентилятора, больше ничего не поделаешь. Знаешь, на нас тут навалилось убийство, и Мелльберг хочет, чтобы расследованием руководил я. Ты очень расстроишься, если я на пару дней выйду на работу?
Патрик затаил дыхание. Он знал, что следовало позвонить самому и сообщить, что ему, возможно, придется поработать, но, со свойственной мужчинам манерой уклоняться, предпочел отложить неизбежное. Хотя, с другой стороны, она прекрасно знает, каковы условия его профессии. Лето – самый горячий период у полиции Танума, им приходится чередоваться, чтобы брать краткие отпуска, и даже немногие дни, которые удается взять подряд, не являются гарантированными – все зависит от того, с какими масштабами пьянства, драк и других побочных эффектов туризма отделению выпадет разбираться. А убийства – это вообще особая статья.
Он чуть не пропустил ее слова мимо ушей.
– Ты сказала, гости? Кто именно? Твой кузен? – Патрик вздохнул.
– Ну а как ты думаешь? Естественно, было бы приятнее провести вечер вдвоем, но раз они уже едут, значит, едут. Но они останутся только на одну ночь?
– О’кей, тогда я куплю немного креветок, чтобы их угостить. Это ведь просто, и тебе не придется заниматься готовкой. Я буду дома около семи. Целую.
Засунув телефон в карман, он продолжил перелистывать содержимое ящиков. Его внимание привлекла папка с надписью: «Пропавшие». Какой-то обстоятельный человек когда-то собрал вместе встретившиеся в полицейских расследованиях заявления о пропаже людей. Патрик почувствовал, что это-то он и ищет. Пальцы стали грязными от пыли, и, перед тем как открыть тонкую папку, он обтер их о шорты. После недолгого перелистывания и чтения он понял, что память получила необходимый толчок. Ему следовало бы сразу вспомнить это, учитывая то, как мало народу в районе действительно бесследно исчезало, но, видимо, возраст начинает брать свое. Теперь заявления в любом случае лежали перед ним, и он чувствовал, что это не может быть случайностью. В 1979 году заявили о пропаже двух женщин, которых так и не нашли. В Королевском ущелье обнаружили два скелета.
Он взял всю папку с собой наверх, на дневной свет, и положил себе на письменный стол.
?
Лошади были единственной причиной, по которой она оставалась там, где находится. Привычной рукой она уверенными движениями чистила каурого мерина. Физическая работа служила вентилем, дававшим выход раздражению. В семнадцать лет не иметь возможности распоряжаться собственной жизнью – это полный отстой. Как только она достигнет совершеннолетия, сейчас же вырвется из этой проклятой дыры. И примет предложение фотографа, который подошел к ней, когда она прогуливалась по Гётеборгу. Став моделью в Париже и зарабатывая кучу денег, она объяснит им, куда они могут засунуть свое проклятое образование. Фотограф сказал, что ее ценность как модели с каждым годом уменьшается, и, прежде чем у нее появится шанс, целый год жизни будет выброшен только потому, что старику втемяшилось в голову образование. Ведь для хождения по подиуму никакого образования не требуется, а потом, когда ей будет лет двадцать пять и она начнет становиться слишком старой для такой карьеры, она наверняка выйдет замуж за миллионера и сможет посмеяться над угрозой отца лишить ее наследства. У нее будет возможность за один день тратить на покупки сумму, равную всему его состоянию.
И долбаный порядочный братец ситуации не улучшает. Конечно, жить у них с Маритой лучше, чем дома, но ненамного. Он такой, блин, замечательный. Всегда поступает правильно, а виноватой во всем автоматически оказывается она.
– Линда?
Типично: даже на конюшне ее не оставляют в покое.
– Линда? – Голос стал более требовательным. Он знает, что она здесь, поэтому пытаться улизнуть не имеет смысла.
– Да-а, вот пристал. Чего тебе надо?
– Тебе необязательно разговаривать со мной в таком тоне. Я считаю, что требую не слишком много, только чтобы ты попыталась проявлять некоторую учтивость.
Она лишь пробурчала несколько ругательств в ответ, но Якоб оставил их без внимания.
– Ты же мне брат, а не папаша, когда-нибудь думал об этом?
– Мне это прекрасно известно, да, но пока ты живешь под моей крышей, я все-таки несу за тебя определенную ответственность.
Только потому, что Якоб почти на пятнадцать лет старше, он думает, что все знает, но легко демонстрировать превосходство, когда над тобой не каплет. Папаша множество раз говорил, что Якоб – сын, которым действительно можно гордиться, и что из него получится прекрасный управляющий семейным поместьем, поэтому Линда предполагала, что он в один прекрасный день получит все целиком. До тех пор он может позволить себе притворяться, будто деньги для него не важны, но Линда видит его насквозь. Все восхищаются Якобом из-за того, что он работает с трудными подростками, но все также знают, что в свое время он унаследует и поместье, и состояние, и вот тогда будет любопытно посмотреть, насколько у него сохранится интерес к общественной работе.
Она хихикнула. Если бы Якоб узнал, что она по вечерам удирает из дома, он бы взбесился, а узнай он, с кем она встречается, ей, наверное, пришлось бы выслушать целую проповедь. Хорошо говорить о солидарности с неимущими, пока они не переступают твоего порога. Якоб взвился бы до потолка, узнай он, что она встречается с Юханом, поскольку у него имелись на то более глубоко уходящие корнями в прошлое причины. Юхан приходится им кузеном, а вражда между двумя семейными ветвями началась задолго до ее рождения, да еще до рождения Якоба. Причины она не знала, просто так сложилось, но от этого она ощущала дополнительное волнение в груди, когда кралась из дома, чтобы встретиться с Юханом. Кроме того, общаться с ним ей нравилось. Он, правда, довольно застенчивый, но все-таки на десять лет старше и потому обладает уверенностью, о которой парни ее возраста могут только мечтать. Их родство ее не волновало. В настоящее время с кузеном можно даже вступать в брак, и хотя в ее планы на будущее это не входило, она ничего не имела против того, чтобы все с ним испробовать, лишь бы это происходило втайне.
– Ты что-нибудь хотел или просто собирался за мной последить?
Якоб глубоко вздохнул и положил руку ей на плечо. Линда попыталась отпрянуть, но он держал ее крепко.
– Я никак не пойму, откуда берется вся эта агрессия. Ребята, с которыми я работаю, все бы отдали, чтобы иметь дом и такие условия, как у тебя. Знаешь, немного благодарности и зрелости тебе не помешало бы. И да, кое-что я хотел. У Мариты готова еда, так что изволь быстренько переодеться и приходи есть вместе с нами.
Он отпустил ее плечо и, выйдя из конюшни, направился к дому. Линда, ворча, отложила щетку и пошла приводить себя в порядок. Есть все-таки хотелось.
?
Сердце Мартина было опять разбито. В который раз по счету, он не знал, но оттого, что он уже привык, болело оно не меньше. Как и во все прошлые разы, он думал, что на этот раз голову рядом с ним на подушку опускает его суженая. Конечно, он прекрасно знал, что она несвободна, но по своей обычной наивности полагал, что он больше чем развлечение и что дни ее партнера сочтены. Он слабо представлял себе, что своим невинным взглядом и чуть ли не хорошенькой внешностью, точно кусок сахара муху, притягивал женщин постарше, твердо стоящих на ногах и живущих со своими мужьями в привычной обыденности. Они вовсе не собирались оставлять мужей ради приятного двадцатипятилетнего полицейского, с которым зато были не прочь покувыркаться в постели, когда желание и потребность самоутверждения нуждались в удовлетворении. Проблема заключалась не в том, что Мартин имел что-нибудь против физической стороны отношений, он даже обладал особым талантом в этой области, но был при этом на редкость чувствительным молодым человеком. Влюбленности просто-напросто находили в Мартине Мелине благодатную почву. Поэтому для него эти маленькие истории всегда заканчивались плачем и скрежетом зубовным, когда женщины отказывались от продолжения и уходили домой к своей, возможно, скучной, но устоявшейся и хорошо знакомой жизни.
Сидя за письменным столом, он глубоко вздохнул, но заставил себя сосредоточиться на поставленной ему задаче. Предыдущие звонки ничего не дали, но ему предстояло обзвонить еще много полицейских округов. Ему, как всегда, не повезло: компьютерная база, конечно, полетела именно тогда, когда он нуждался в ней больше всего, и поэтому приходилось набирать номер за номером, чтобы попытаться найти кого-нибудь, подходящего под описание убитой женщины.
Двумя часами позже он откинулся на спинку кресла и от разочарования запустил карандашом в стену. Никто из объявленных в розыск их жертве не соответствовал. Что же им делать дальше?
?
Какая чертовская несправедливость! Он старше этого сопливого щенка, и руководство расследованием должны были поручить ему, но мир всегда платит черной неблагодарностью. Ведь он несколько лет целенаправленно лебезил перед этим проклятым Мелльбергом и ничего на этом не выгадал. На пути во Фьельбаку Эрнст преодолевал повороты на высокой скорости, и не сиди он в полицейской машине, наверняка неоднократно увидел бы в зеркало заднего вида поднятые к виску указательные пальцы. А так, пусть только посмеют, чертовы туристы, он им покажет где раки зимуют.
Опрашивать соседей. Это задание для стажера, а не для человека с двадцатипятилетним профессиональным опытом. Этим следовало бы озадачить сопляка Мартина, тогда он, Эрнст, мог бы позвонить по телефонам и немного поболтать с коллегами из близлежащих округов.
У него внутри все кипело, но это было его естественным состоянием с младых ногтей, так что за рамки обычного ситуация не выходила. Холерический темперамент делал его не слишком подходящим для профессии, предполагавшей так много социального общения, но, с другой стороны, он пользовался уважением у хулиганов, инстинктивно чувствовавших, что Эрнст Лундгрен не из тех, с кем следует ссориться, если дорожишь своим здоровьем.
Когда он проезжал через поселок, повсюду вытягивались шеи. Его провожали взглядом, на него показывали пальцами, и он понял, что новость уже облетела всю Фьельбаку. Через площадь Ингрид Бергман ему пришлось ехать очень медленно из-за множества незаконно припаркованных машин, и он с удовлетворением заметил, что в результате несколько человек поспешно покинули уличное кафе. Так-то лучше. Если когда он поедет через площадь в обратную сторону, машины еще будут стоять, он вовсе не против того, чтобы потратить немного времени и нарушить отпускное спокойствие проштрафившихся. Возможно, дать им подуть в трубочку. Несколько водителей потягивали холодное пиво, когда увидели, что он проезжает мимо. Если повезет, ему, наверное, удастся отобрать кое у кого права.
На маленьком кусочке улицы перед Королевским ущельем припарковаться было непросто, но Эрнст сумел втиснуться и начал операцию «Опрос соседей». Как и ожидалось, никто ничего не видел. Люди, обычно замечающие, если сосед всего лишь громко пукнул у себя дома, сразу становятся слепы и глухи, когда полиции требуется что-нибудь узнать. Впрочем – Эрнст был вынужден это признать – они, вполне возможно, действительно ничего не слышали. Летом ночью так много шума от возвращающихся домой под утро пьяных, что народ научился отгораживаться от звуков на улице, чтобы иметь возможность спокойно спать. Но это чертовски раздражало.
Только в последнем доме ему повезло. Улов, правда, оказался небольшим, но хоть что-то. Старик в самом дальнем от устья ущелья доме слышал, как около трех часов, когда он вставал по малой нужде, проезжала машина. Он сумел даже уточнить время до без четверти трех, но выглядывать на улицу он не стал и поэтому ничего не мог сообщить о том, как выглядели водитель или машина. Однако он оказался старым учителем автошколы, в свое время поездившим на разных машинах, и мог с уверенностью сказать, что эта машина была не из новых моделей – ей, скорее всего, уже несколько лет.
Замечательно, за два часа обхода соседей ему удалось узнать только, что убийца, по всей вероятности, привез сюда труп около трех часов, а также что он, возможно, приезжал на машине старой модели. Радоваться особенно нечему.
Однако настроение на пару градусов поднялось, когда он, проезжая площадь на обратном пути, приметил новых нарушителей правил парковки, занявших места прежних. Сейчас здесь задуют в трубочки так, что легкие загудят.
