– Я слышала, вы занимались вложениями капитала. Необычная смена деятельности после добычи бокситов.
– Я стал однодневным трейдером [14 - Биржевой торговец, осуществляющий операции, не выходящие за пределы одного биржевого дня.], чтобы заработать денег, у меня хорошо получалось, и в результате я основал собственный инвестиционный фонд. Теперь «Джексон Лайнберри и компаньоны» управляет миллионами долларов, принадлежащих не только мне, но и другим людям. За последние годы нам сопутствовал серьезный успех, благодаря которому я сумел повысить уровень жизни.
– Я думала, парни с такими инвестиционными фондами живут в Нью-Йорке или Калифорнии.
– Благодаря существующим ныне технологиям можно работать откуда угодно. И я живу менее чем в часе езды от Атланты и езжу туда в поисках удовольствий, которые дает культура, и ресторанов; к тому же я держу там свой реактивный самолет, хотя, на крайний случай, есть посадочная полоса в поместье.
– И какой у вас самолет? – спросила Блюм.
– «Бомбардье семь-пятьсот». Он может без посадки долететь отсюда до Москвы.
– Вы собираетесь когда-нибудь отправиться в Москву? – спросила Пайн.
Лайнберри усмехнулся.
– Не вижу для этого ни одной причины, – ответил он. – Я лишь повторяю то, что сказал мне про самолет финансовый директор.
Дверь распахнулась, и появилась женщина в форме горничной с подносом в руках. Она поставила кофе, сливки и сахар на столик перед диваном, положила на него ложечки и вышла.
Пайн и Блюм предпочитали черный кофе, а Лайнберри не пожалел сливок и сахара. Пока он этим занимался, Пайн его изучала. Он был красив, такими бывают пожилые актеры и фотомодели. Однако что-то в нем показалось Пайн знакомым. Впрочем, она могла видеть его тридцать лет назад.
– Ну, так почему же вы вернулись?
– Моя сестра Мерси.
Его лицо стало серьезным.
– Это было ужасно. Ее ведь так и не нашли, верно?
– Да, вы правы. Вы знаете, что полиция и ФБР подозревали моего отца?
Лайнберри пренебрежительно махнул рукой.
– Тим имел к случившемуся не больше отношения, чем я. Он был опустошен. То, что тогда произошло, в конце концов уничтожило его брак. – Лайнберри побледнел. – Прошу меня простить. Мне не следовало этого говорить.
– Нет, я собственными глазами видела, что случилось с их браком, – сказала Пайн. – Вы полагаете, они расстались из-за того, что оба чувствовали вину из-за похищения Мерси?
Лайнберри сделал глоток кофе, но не поставил чашку на стол.
– Я продолжал общаться с вашим отцом, – проговорил он.
– Мне совсем недавно стало известно, что мои родители покинули Андерсонвилль посреди ночи. И никто не знал, куда они уехали.
– Да, именно так и случилось. Но ваш отец связался со мной через несколько лет после вашего отъезда.
– Почему?
– Мне кажется, он знал, что я его разыскивал, пытался выяснить дальнейшую судьбу вашей семьи.
– Я осталась жить с мамой после того, как они разошлись.
– Тим мне говорил, что так будет лучше, к тому же, если откровенно, вы хотели жить с матерью, Ли.
– Значит, вам известно, что с ним произошло?
– Он застрелился в день вашего рождения. Когда вам исполнилось девятнадцать.
– Но как вы узнали такие подробности?
Лайнберри колебался несколько секунд.
– Именно я нашел его тело.
Пайн была настолько ошеломлена, что довольно долго молчала, а Лайнберри не сводил с нее взгляда.
– Я думал, вам рассказала ваша мать.
– Нет, я этого не знала.
– Мы с вашим отцом дружили. Я всегда считал, что жизнь обошлась с ним несправедливо. Мало того, что он потерял дочь, его еще и заподозрили в ее убийстве. Он винил себя за то, что был… пьян в ту ночь.
– Как и моя мать.
– Ваш отец был человеком со старомодными взглядами. Он считал, что дело мужчины защищать свою семью.
– А почему именно вы нашли его тело?
– После того как он связался со мной, я решил дать ему работу. Ваш отец был умным человеком. Я знал, что он способен на большее, чем управлять бульдозером. Поэтому предложил ему место в своей компании, и мы договорились встретиться, чтобы уточнить детали. Однако он не пришел. Я ему позвонил, но он не взял трубку. Это происходило еще до сотовых телефонов и электронной почты. Я отправился туда, где он остановился. – Лайнберри смолк и опустил глаза. – И нашел его… мертвым.
– В дешевом мотеле в Луизиане.
К ее удивлению, Лайнберри покачал головой.
– Нет, в его квартире, в Вирджинии, – возразил он. – Он перебрался туда из-за работы. Он что-то продавал, так ваш отец мне говорил.
Пайн была так потрясена словами Лайнберри, что встала и принялась расхаживать по комнате, Блюм и Лайнберри с тревогой за ней наблюдали.
– Но мама рассказала мне совсем другую историю. – Пайн сжала руки в кулаки, казалось, ей хочется ударить стену. – Она не позволила мне поехать с ней, чтобы попрощаться с отцом. Отправилась одна и организовала кремацию.
– Поверьте, Ли, вы бы не хотели видеть отца таким. Мне пришлось проводить предварительное опознание тела, и это… было тяжело. Дробовик…
– Я не люблю, когда мне лгут.
– Я не сомневаюсь, ваша мать была уверена, что поступает правильно.
Пайн села.
– Вы видели мою мать, когда она приехала?
– Нет. Должно быть, я уже покинул город. – Лайнберри печально покачал головой. – Она так много потеряла, и хотя они разошлись, оставались близкими людьми. Конечно, это означало, что вы лишились отца.
– Он иногда приезжал меня навестить, – медленно заговорила Пайн. – Не слишком регулярно и никогда не оставался надолго… но я всегда радовалась его визитам. Мне хотелось видеть его чаще.
– Конечно, Ли. Конечно, вы хотели видеть его чаще. Семья – это очень важно.
– А у вас есть семья? – спросила Блюм.
– Нет, я так и не сделал решительного шага. И не успел оглянуться, как мне исполнилось шестьдесят.
– Никогда не поздно сказать: «Я согласен», – заметила Блюм.
– Наверное, мне поздно.
– Я вернулась сюда для того, чтобы узнать, что случилось с моей сестрой, – сказала Пайн, заставив Лайнберри и Блюм вновь обратить на нее внимание.
Лайнберри задумчиво кивнул и поставил на столик чашку с кофе.
– Честно говоря, я так и подумал. – Он посмотрел на значок на ее бедре. – Агент ФБР? Пожалуй, будь я психологом, я мог бы сделать определенные выводы по поводу причин, которые привели вас в ряды защитников правопорядка.
– Для этого не потребовалось бы получать специальное образование.
– Как я могу вам помочь в решении этой задачи?
– Вы знали моих родителей. Вы не могли бы назвать имена хотя бы некоторых их друзей в Андерсонвилле?
Лайнберри откинулся на спинку кресла.
– Могу я спросить, почему вы хотите это знать?
– Вы считаете, что мой отец не имел никакого отношения к тому, что случилось с моей сестрой.
– Верно.
– Но кто-то же ее забрал. Я хочу знать кто.
Челюсть Лайнберри отвисла.
– Вы… думаете, это сделал кто-то из тех, кто был знаком с вашей семьей? – Лайнберри не сумел скрыть удивления. – Я всегда считал, что виновен кто-то чужой.
– Да, похищения, которые совершают чужаки, случаются, но гораздо чаще это делает тот, кто знаком с семьей.
– Не могу поверить. Ведь наш городок совсем маленький.
– Иногда так бывает: вы считаете, что знаете кого-то, а оказывается, что это совсем не так, – заметила Блюм.
– Вы хотите сказать, что у каждого из нас есть темная сторона? – спросил Лайнберри.
– И у некоторых людей она оказывается темнее, чем у других, – добавила Блюм.
Теперь Лайнберри смотрел на них с некоторой тревогой.
– Ну, я был их другом, что сразу делает меня подозреваемым.
Пайн покачала головой.
– Я не утверждаю, что любой может быть подозреваемым, – сказала она. – Это всего лишь одна из возможных линий расследования. Даже если преступление совершил чужак, кто-то мог находиться рядом с домом или моими родителями в ту ночь и вспомнит того, кто наблюдал за нами, или всплывет информация, которая окажется полезной.
– А вы говорили с вашей матерью? Она определенно что-то должна знать.
– Нет, я с ней не говорила. И едва ли мне представится такая возможность.
– Не могли бы вы объяснить почему?
– Скажем так: это ее выбор, а не мой.
Лайнберри покачал головой.
– Ладно, дело ваше, – сказал он. – Я больше не стану задавать вопросы.
– Благодарю, я очень это ценю.
– Итак, друзья. Кажется, мне нечего добавить.
– Нам нужно все, что вы сможете вспомнить, и только. А дальше я сама.
– Оставьте мне номер вашего телефона, и я с вами свяжусь, – обещал Лайнберри.
– Спасибо вам, – сказала Пайн.
Они уже уходили, когда Лайнберри их остановил.
– А что, если правда окажется такой ужасной, что лучше ее не знать?
– Не представляю, чтобы так могло быть. В любом случае я должна довести дело до конца.
– Не завидую вам.
– Если честно, я и сама себе не завидую.
Глава 16
На следующее утро Пайн вышла из душа и остановилась перед зеркалом в ванной комнате, чтобы высушить волосы. На ее дельтовидных мышцах были татуировки Близнецов и Меркурия. А на обоих предплечьях написаны слова: «Без пощады» [15 - «No Mercy» – «нет милосердия», или «нет пощады» (англ.); имя сестры Этли Пайн – Мерси – означает «милосердие».].
Татуировки на предплечьях имели для нее двойной смысл, без особой эзотерики. В ее жизни не было Мерси, потому что сестру отняли. И по сравнению с тем, что случилось с Мерси, ее существование было подобно дуновению ветерка. Поэтому она не могла давать себе послаблений ни при каких условиях. Педаль газа в пол, пленных не брать и не жаловаться, если кто-то надрал тебе задницу.
