Кластер
Дмитрий Сергеевич Захаров
Актуальный роман
Темнота холодна.
Темнота – самое древнее зло: сжимает, разрывает, утаскивает. Все это знают: и Лара, и Руся, и Серый Собак. Знает это и маленький медведь Сёма.
Сколько он себя помнит, от протянутых лап темноты его берегло только главное солнце – то, что воткнуто в самую середину потолка. Вот только это солнце совсем скоро закончится: осколки уже падали за Кукольным Домом.
Чёрное солнце – что может быть страшнее? …разве только ловцы.
Дмитрий Захаров
Кластер
«То, что нас не убивает, совершает большую ошибку»
Надпись на стене
© Захаров Д. С.
© ООО «Издательство АСТ»
1
Мышиный шаг
Голову генеральному отрезали легко. Ирка аккуратно чиркнула лезвием, слегка надавила, и вот уже башка Петра Михайловича валяется на полу.
– А вы уверены, что новый ходит в белом? – засомневалась девочка-палач.
Андрей ещё раз смерил взглядом стенд. Теперь в его левой части громоздилось безголовое чучело в костюме то ли жениха, то ли моряка в парадном. Андрей пожал плечами.
– А есть разница?
– Ну, не зна-а-ю, – капризно протянула Ирка, всем видом давая понять, что разница есть. – Он, может, и не такой совсем. И, может, не любит белый. Полно народу, кто не любит белый! Вот и на фотке он в свитере.
– В джемпере, – автоматически поправил Андрей. – Ира, клей голову и не отвлекайся, осталось меньше часа.
Он толкнул дверь и провалился в вавилон. Монтёры, облепившие стремянки, вешали на стены приветственную белиберду. Тут и там возникали уборщицы с пылесосами и тряпками. Мимо носились толпы лакированных гейш, то и дело роняя стопки бумаг, поскальзываясь на каблуках и что-то выкрикивая. Промелькнула тень начальницы орготдела с сахарницей в руках. Наконец. незнакомая леопардовая девица едва не засветила Андрею гигантским портретом по голове.
От греха подальше Андрей поспешно свернул к лифтам. Ему было нужно на девятнадцатый, но кабина шла только по чётным. Это значит – спрыгивать на этаж раньше, а дальше – через Финуправление. В обычной жизни к «финикам» никто сам не ходит, поскольку местные давно выработали видовой признак – смотреть на тебя как на говно. Но как раз сегодня здесь может быть весело. Сегодня ведь «в связи с утратой доверия» провожают Игоря Леонидовича.
Двери лифта со всхлипом разъехались, и оказалось, что весело – не то слово. Здесь не было беспорядочной беготни, заполошных криков и офисных орд. Здесь вообще, казалось, не было никого и ничего, кроме неспешных тихих людей в синей форме.
Синие проплывали сквозь разбитые стёкла секционных перегородок и распахнутые двери кабинетов с выломанными замками. Выносили пухлые нумерованные папки и сваливали их прямо в коридорах. Хлопали дверцами шкафов и сейфов. Потрошили, пристально рассматривали и надписывали.
Пытаться проскочить через весь этот джаз не имело смысла. Андрей сразу свернул к «конкурсам и закупкам», надеясь, что их коридор пострадал меньше. Однако за первым же поворотом навстречу попались те же синие. Они «сопровождали» теперь уже бывшего начальника «фиников» Игоря Костылева. Выглядел гросс-бухгалтер отменно: рубашка разорвана, мокрые волосы залепили лицо, пальцы оставляют на полу кровавые следы, из носа сочится красное. Один из синих то и дело подходил к Костылеву и пинал его под дых. Несильно так, с пониманием. Костыль в ответ булькал, задыхался, но снова принимался ползти.
Андрей чуть притормозил, пытаясь напоследок запомнить лицо Игоря Леонидовича. Жаль, надолго останавливаться было нельзя, и он свернул в параллельный коридор. Омерзительный был тип. Сидит, бывало, и, глядя на тебя, нижнюю губу пощипывает. «А это всё блажь, – говорит добреньким голосом. – А обоснованиями вашими подотритесь. И тем мудакам, что вам их готовили, кусочек оторвите». Гондон.
* * *
На девятнадцатом мордатый охранник в усах, тот самый, что проверял Андрея перед прошлым совещанием, снова потребовал удостоверение.
– Вы что, меня не помните? – зачем-то спросил Андрей.
Охранник смерил посетителя скептическим взглядом и ничего не ответил. Удостоверение морда рассматривала долго: проверяла дату, подносила к свету фотографию, скребла по пластику ногтем. Хотелось съездить усатой скотине в глаз и потом добавить пару раз по зубам. Но вместо этого Андрей принялся разминать левой рукой пальцы правой, громко щёлкая костяшками. Это почти всех раздражает.
Наконец, охранник вернул удостоверение, чуть посторонился, и Андрей толкнул дверь и протиснулся в холл. Перед кабинетом шефа Департамента развития уже толпились кураторы направлений. Держали разговоры про предстоящий запуск, аккуратно шутили про «новую метлу» и предусмотрительно помалкивали об истории с Костылевым.
Чтобы убить время, Андрей прошёлся вдоль алого золота здешних икон – портретной галереи, в которую прежний гендир обернул бо?льшую часть приёмной. На самом верху, как и положено, громоздился Верховный. Его изобразили в любимом летном шлеме, на котором красовалась эмблема «Микрона»: медведь, разрывающий атомное ядро. От Верховного вниз пирамидкой генеалогического дерева разбегались профильные министры, советские атомные директора и, наконец, директора «Микрона» – уже в обновленном составе, с большеглазым и лысоватым новым – Петром Михайловичем.
Андрей тоже держал в кабинете похожий иконостас, только с любимцами юности Билли Корганом, Пи Джей Харви и Джошем Хомме. Посетители поглядывают на незнакомые лица, но ничего не говорят. Должно быть, думают, что это сенаторы кластера – их никто не помнит в лицо. Андрей и сам вряд ли бы смог опознать нынешний состав: уже много лет сенаторы – это какие-нибудь трижды заслуженные первопроходцы, списанные со всех постов в виду невозможности доверить им отточенный карандаш. Так и не поверишь, что во времена прежней атомной конторы – Русмикро – в совете действительно что-то варилось. Вроде бы даже публично фехтовались с руководством кластера. С ума сойти, короче.
* * *
Планёрка началась вовремя, и это было дурным знаком. Обычно руководство даёт себе фору: чем больше, тем менее серьёзный разговор предстоит. И наоборот: следование регламенту подтверждает, что лучше вжать головы поглубже, поскольку на ЭсЭс Рябова накатило.
Начдеп Сергей Сигизмундович – маленький сутулый человек, будто бы личинка своего огромного кресла, – пренебрёг предварительными ласками и сразу же объявил главную новость. Глядя прямо перед собой и постукивая по столу двумя пальцами, он сообщил, что президент кластера срочно выехал в Иран и прибыть на запуск не сможет. В связи с этим новый гендиректор «Микрона» принял решение отложить включение установки на неделю. Все сопутствующие мероприятия – тоже.
Это был даже не удар, а выстрел в голову. Андрей почувствовал, как задёргалось левое веко. Почему-то всегда левое. Он на секунду закрыл глаза, а когда открыл, перед взглядом поплыли мыльные пузыри.
Снова отложить производство первой партии было абсолютным, космическим провалом. Как с улюлюканьем сжечь ракету на стартовой площадке. Как под крики «ура» пустить на дно свою новейшую субмарину. «Микрон» будет во всех новостях недели две – без вариантов. А потом и за полгода не отмоешься, даже если широким гребнем цеплять эфиры, скупать полосы и посты.
«Иран, – попробовал прожевать это слово Андрей. – Какой, мать вашу, Иран! У них что там, совсем гуси улетели?! Какой может быть Иран вместо запуска?!» Он в подробностях представил вечерние новости, особенно на второй кнопке, которая сейчас под Росастро. А ещё раньше взвоют тг-каналы, заведя хоровод глумливого скотства. И потом ещё приглашённые. И смешки работяг. И концерт. Твою за ногу, ещё же концерт…
Андрей поднял руку, и Рябов тут же поймал его в прицел квадратных очочков. Чуть качнул подбородком, разрешая говорить.
– Я хотел бы обсудить, что делать с отменой концерта, – сказал Андрей неожиданно хрипло, – думаю, имеет смысл составить список ответственных за работу с техподдержкой, арт-менеджментом, приглашёнными…
– Ах да, – перебил его Рябов, – своевременное замечание. Как раз концерт отменять не будем, там были сложные договорённости. Только начнём его в свете последних событий на пару часов пораньше.
Ещё новости.
– Мы не успеем, – сказал на это Андрей.
– Что значит «не успеем»? – притворно удивился Рябов. – Вы, Андрей Сергеевич, не можете не успеть. Участок работы не позволяет.
– Сергей Сигизмундович, мы же сейчас о внешних говорим. Они нашим распоряжениям не подчиняются. Я никак не успею организовать аккредитацию и пропустить журналистов через безопасность.
Некоторое время молчали. Рябов снял очки и задумчиво тёр их дужку пальцами. Остальные уставились в ежедневники.
– Ни у кого нет идей? – наконец, поинтересовался начдеп. – Скверно. У нас последнее время за что ни хватишься – нет идей. Рекомендую поразмыслить, насколько это может быть чревато. Можете поинтересоваться в финуправлении, кстати.
Он перевел взгляд на Андрея.
– Тогда так: прессу, раз с ней столько мороки, совсем убираем, и занимаемся мероприятием как сугубо корпоративным. Серьёзным корпоративным мероприятием.
– Какой будет публичная версия? – спросил Андрей.
– Версия? – снова изобразил удивление Рябов. – Да не нужно никакой версии. У нас иранская программа с участием премьер-министра проходит.
Андрей выскочил из кабинета и прыгнул в лифт. Размахивая удостоверением, заставил пустить его до своего седьмого без остановок. А оказавшись снаружи, сразу же набрал Ирку – старшую за концерт и музыкальную тусовку. От новых перспектив та ожидаемо впала в истерику.
– Пусть теперь сами рулят! – всхлипнула она и бросила трубку.
Андрей выждал полторы минуты и перезвонил снова. Ирка всё ещё злобно огрызалась, но сказала, что уже связывается с участниками. И вообще, не беспокойтесь, начальник, катитесь колбаской.
Андрей удовлетворенно хмыкнул.
– Ира, кто сегодня выступает, напомни ещё раз.
– Хотели, чтобы для разогрева «Бегония» вышла, ретро-диско. Но раз со временем всё меняется, будет сразу Алиса Сикорская. Под занавес – программа для ветеранов корпорации – «Золотые планки».
– Ага, – сказал Андрей. – Нормально. Сикорская… Я же, правда, откуда-то знаю эту фамилию?
– Ну-у, – протянула Ирка, – вряд ли. Лет пять назад были такие «Любовники Марии Стюарт». Она там пела. Но ты же такое, поди, не слушаешь?
– Значит, показалось, – согласился Андрей. – Ладно, Ира, побежали.
* * *
Оказавшись внутри концертного зала, он не без труда протолкался вперёд. Выяснив у Ирки, что в целом всё в норме – опоздание будет незначительное, перебрался в свой «сектор обстрела» – зону на стыке танцпола и отгороженной техплощадки, откуда просматривались одинаково хорошо как лаунж руководства, так и пространство перед сценой.
Начали хоть и по графику, но будто бы для отвода глаз: после того, как погас свет, а зал рассекли зелёные и красные лучи прожекторов, минут двадцать ничего не происходило. В первых рядах шептались о годовой премии, тайком курили вэйпы и неловко обнимались. Динамики расслабленно бубнили скучное ретро-попурри. Оставался буквально один шаг до того, как проявится дядя, который закажет для Толянчика «Шансоньетку».
При этом вокруг сцены потихоньку начали вырастать из пола ребята с витыми проводами от уха. На некоторых были злодейские чёрные очки, но Андрея куда больше смутили открыто поднятые к плечу ладные uzi. На массовых мероприятиях «Микрона» вооружённая охрана появлялась и раньше, но чтобы взвод автоматчиков, напоказ…
Мудаки, думал Андрей, со злостью рассматривая ближайшего терминатора, зарницу что ли решили на отменённом мероприятии разыграть? Засветиться перед новым главным? Да что они, суки, творят?!
И тут ударил барабан. Андрей вздрогнул и инстинктивно повернулся к звуку – на сцене по-прежнему была темень, и от этого казалось, что он идёт откуда-то ещё. Барабан продолжал колотить мерно, на одной ноте, к нему добавились клавиши, выводящие меланхоличную, прозрачную линию. А следом, будто бы вдалеке, заскрежетала виолончель.
Сикорская выскользнула из-под ограждения справа от сцены – и сразу же была поймана прожекторами. В перекрещивающихся кругах света оказалась высокая рыжая девица в зелёном платье-балахоне с серебристыми наплечниками. Она стояла, приложив руки ко лбу, будто проверяя, не поднялась ли у неё внезапно температура. Затем Алиса заулыбалась и, резко вскинув правую руку, помахала танцполу.
– Доброго! – крикнула она. – Здравствуйте!
Народ засвистел в ответ. На сцену полетели заготовленные общественной приёмной цветы – в сопроводительной записке говорилось, что звезда любит жёлтые розы.
– «Холодные!» – объявила Алиса.
Барабан и подключившийся бас добавили темп. Клавиши затихли, а всё отвоёванное ими пространство вдруг занял голос: высокий, ломкий и усталый.
– Мерцай-мерцай, звёздочка, – закрыв глаза, запела Алиса, и как-то сразу стало понятно, что это последняя песня. Самая окончательная. После которой уже ничего не может быть. Да и не очень нужно. Слова падали откуда-то сверху ледяными осколками, пока почти не кончились. Тогда Алисин голос вдруг остался на периферии, превратившись в далёкий детский плач, а сама Сикорская опустилась на сцену и, скрестив ноги, чуть покачиваясь, нараспев выпевала одну и ту же строчку:
– …спи-и-и, пок-а-а снег идё-ёт…
Барабана больше не было, а гитара вошла в бесконечный цикл, нанизывая петли. Тихо-тихо Сикорская повторяла свою выпавшую из стиха фразу. И с каждым произнесением музыка будто становилась отчаяннее, темнее и горше. Андрей почувствовал, что его бьёт электричеством, и тоже закрыл глаза.
И тут музыка рассы?палась. Алиса Сикорская снова стояла на сцене в полный рост.
Танцпол выдержал паузу секунд в десять. Затем зааплодировал – то ли в самом деле понравилось, то ли опять приёмная подстраховалась. Толпа пришла в движение, но ребята с uzi качнули её от сцены. Алиса раскланялась, затем подобрала и бросила в зал цветы, а следом – воздушные поцелуи. Небрежным движением она сдёрнула с плеча лямку платья – и не стала её поправлять.
– «Мышиный шаг», – сказала она. – Это на самом деле очень древняя колыбельная.
Дальше был десяток композиций в диапазоне от тихих клавишных баллад до рок-«боевиков» или отчаянных диско-пульсов. Сеанс продолжался минут сорок. За это время Алиса сорвала со второго плеча (на котором держалось платье) серебристое «крыло», пару раз сделала вид, что готова упасть со сцены в зал, вылила на себя две бутылки воды, вызвав взрыв довольных криков, а потом расстегнула и сбросила сапоги, оставшись босиком.
– Вот бы голову с пле-е-еч, – неслось над залом, – голова будет лете-е-еть, колоколом звене-е-е-ть!..
Закончилось всё внезапно.
Андрей так и не понял, что случилось. Он только заметил, как один из охранников вдруг прыгнул под ноги зрителям – так делают в регби, когда хотят накрыть мяч собой. За охранником потянулся луч прожектора, и на пару секунд стало видно крохотный плакат. Разобрать всё не было ни времени, ни возможности, но первые слова были «мы ждём», а потом что-то про «фронт».
