Возвращаюсь к разговору и говорю о сообщении.
– Подожди. Что? – переспрашивает Скай. – Так, слушай меня внимательно. Принц или нет, если ты чувствуешь, что с тобой обошлись несправедливо, то не нужно ему отвечать.
– Дело даже не в этом, а в… – Я замолкаю.
– Он тебе нравится! Моя лучшая подруга влюбилась в принца Лендерела!
– Что? Нет, я бы так не сказала.
Тогда почему я улыбаюсь? И вспоминаю, как мило он выглядел в бордовой бейсболке…
– Признаюсь, мне было приятно с ним говорить.
– И ты бы хотела увидеться снова и узнать его поближе.
– Ну…
– Почему ты не хочешь это признать?
– Это глупо. Не хочу отвлекаться во время учебы.
Накручиваю на палец нитки от пушистой подушки. Пусть мне и потребовалось несколько зарплат от прежней работы в кафе-мороженом, но мне удалось декорировать комнату вещами, купленными у местных и в интернет-магазинах. На данный момент – кроме мебели – я едва могу найти хоть один предмет, который приобрела мама.
– Зора, ты человек. Ты не можешь бороться с чувствами. И не можешь круглосуточно заниматься.
Я молчу – у меня нет возражений против очевидного. Однако Скай тоже вряд ли не трудилась над тем, чтобы получить желаемое.
– О, даже не спросила тебя о презентации, – вспоминаю я.
– Нормально. Все прошло хорошо. Потом расскажу – хочу вернуться к своему шоу.
– Подожди секунду! Я так и не услышала окончание той истории два дня назад. Действительно ли Кири проспал в школе всю ночь?
– Да, тетя и дядя хорошую взбучку ему устроили. Не думаю, что он снова попытается, – смеется она.
Просыпаюсь утром, зная, что мне следует делать, и это не касается университета или принца Оуэна (я не ответила на его первое сообщение, и он прислал еще два, которые я не прочитала). Снова собираюсь навестить Анайу и детей. Они будут безумно рады, что мне удалось побывать у них два раза за неделю.
– Разве у тебя нет уроков? – Мама заглядывает в комнату, прежде чем отправиться на работу.
Отчим уже решает чрезвычайные ситуации в сфере ИТ, а Зак, несомненно, все еще спит после ночной смены.
– У нас была лекция, – объясняю я. – Профессор дала учебный план, чтобы мы шли по нему самостоятельно.
Это только половина лжи. Мой класс более свободен, чем остальные, но мы все же должны посещать лекции. Я до сих пор не решила, пойду ли. Мне просто не хочется.
– Ты вернулась! – радуется мисс Нельсон, увидев меня. Она несет коробку в сарай, спрятанный под дубом на краю детской площадки.
– Здравствуйте, мисс Нельсон.
Подхожу и обнимаю ее – она заслужила. Если бы не ее щедрость, о существовании летнего лагеря речь даже не шла бы.
– Я говорила, что встретила нескольких учеников, которые ходят в у-ни-вер-си-тет Холстеда? – Мисс Нельсон вновь выделяет каждый слог. – На прошлой неделе пришла группа, чтобы научить моего внука и других детей плавать.
Сосредоточившись на скотче в коробке, представляю, как заклеиваю мисс Нельсон рот. Меньше всего на свете я хотела бы говорить о Холстеде.
Беру ее коробку, а она тем временем открывает дверь сарая.
– Поставь здесь. – Мисс Нельсон указывает на вычищенную деревянную полку.
Как только мы оказываемся на улице, она задерживает меня очередной длинной историей.
Женщина прислоняется к высокому валуну – уютный насест для бесконечной болтовни.
– В прошлом году они начали программу плавания для наших детей и привлекли внимание прессы. Наш медиаклуб сделал монтаж всех новостных трансляций. Их показывали по NBC, ABC, CBS, и я говорю не только о местных новостях. Помнишь?
Даже не хочу вспоминать.
– Но, – она берет паузу, – независимо от своих личных целей – назваться героями или посмотреть, как волосы реагируют на воду, – эти щедрые дети подтягивали всех, кто плохо справлялся.
Ее слова задевают мое эго. Студенты Холстеда – не единственные, кто может помочь сообществу. У меня все еще есть шанс внести вклад. Сплетни в кампусе не стоят того, чтобы рисковать задачей.
– Если вам больше не нужна помощь, я пойду в класс. Хочу зайти поздороваться.
Проверяю время на телефоне. Если уйду сейчас, успею на лекцию к полудню.
– Иди! – Мисс Нельсон грозит пальцем. – И не показывай им, что бездельничаешь. Побыстрее там.
– Да, мисс Нельсон, – говорю я через плечо.
Захожу в главное здание, обнимаю детей и ухожу.
В поезде начинаю мысленный монолог. Первая неделя выдалась спонтанной, а я привыкла к планированию, прогнозированию и контролю…
Когда без единого приключения вышла из класса и забрала вещи, тотчас почувствовала облегчение, что не стала прогуливать занятие. Ничего сумасшедшего сегодня не случилось. Принца (закатываю глаза) я тоже не видела.
И это замечательно.
Пока я жду поезд на платформе и благодарю Всевышнего за день без драм, звонит телефон.
Номер не узнаю, но ввиду чудесного настроения принимаю решение ответить.
– Привет, это Зора Эмерсон?
Голос парня незнаком, но он явно принадлежит ровеснику.
– Да.
– Меня зовут Финн Берлингтон. Я прохожу летнюю программу на факультете журналистики. Хотел бы взять у тебя интервью для истории, над которой работаю. О твоей встрече с принцем Оуэном из Лендерела.
То чувство, когда ты думаешь, что свободен, а неприятности буквально звонят в дверь…
Глава 6
– ЗОРА, ты там? – зовет голос прямо в ухо. Нет, скорее даже в щеку, потому что благодаря внезапному натиску пота и ослабленной руке мой телефон соскользнул.
Закрываю рот, чтобы ворона не залетела, и после глубокого вдоха возвращаю трубку к уху.
– Какого рода историю?
Мне все равно, оттого и вопрос звучит иронично.
– О ситуации между тобой и принцем Оуэном, – говорит он так, словно устал от моих притворств.
Я сглатываю, чтобы бублик из желудка не выскочил обратно. Не успели мы разобраться с телефонами, как уже поползли слухи.
Мое молчание побуждает ребенка-репортера разъяснить ситуацию.
– Студент-журналист с твоего курса стал свидетелем, как вас обоих привели в полицейский участок из-за какой-то путаницы с телефоном принца Оуэна. Мы посчитали это событие достойным внимания.
– О. Не знала, что за нами следили.
Мысленно перематываю тот унизительный момент, стараясь найти упущенное. Неужели я не заметила, что кто-то из класса провожал нас в отделение полиции?
Наша беседа приостанавливается, потому что перекричать визг тормозов прибывающего поезда – непосильная задача.
Я уже достаточно долго прохожу в Холстеде летние программы, поэтому знаю, что новички всеми силами пытаются пробиться в круги студентов.
В оцепенении захожу в вагон и занимаю место. Никто даже не посмел меня опередить. Смутно понимаю, что пассажиры сами расступаются.
Тогда слышу комментарий пожилой дамы:
– Что за врач выпустил пациентку с такими глазами?
Отлично. Теперь люди путают мой ступор со слепотой.
Это что-то новенькое. Однако на данный момент у меня есть более насущные проблемы: я до сих пор не могу вспомнить, кто следил за мной вплоть до полицейского участка.
Принимаю решение пойти в наступление:
– Журналисты всегда преследуют студентов?
Собеседник издает смущенный смешок.
– Позволь начать заново. Это не тот вид журналистики, о котором ты подумала. Я хочу основываться на фактах, но, боюсь, ничего не вышло.
Каким-то образом ненамеренно обидела журналиста. Он, похоже, воспринял мой комментарий как сомнение в его честности, хотя на самом деле я просто пыталась избежать вопросов.
– Студент-журналист из твоего класса стал свидетелем, как полиция кампуса подтвердила историю с путаницей. Конечно, мы сочли это достойным внимания. – Я слышу, что он тщательно подбирает слова и говорит с намеком на уважение, которого раньше не было.
Какое облегчение. В конце концов, никто меня не преследовал.
– О, теперь понятно. – Я наслаждаюсь победой.
– Позволь заметить, что история не будет опубликована – университет заботится о конфиденциальности принца. Твой рассказ будет использован только в классе.
Чем дальше поезд отходит от кампуса, тем менее я склонна подыгрывать.
– Что тебе нужно знать?
– Хотим, чтобы ты прокомментировала слова принца. Он был любезен и дал краткое интервью.
Скрещиваю ноги в лодыжках и начинаю ерзать. Сидящий рядом мужчина в огромном костюме встает и выходит, поэтому я занимаю место у окна и поворачиваюсь спиной к вагону. К счастью, журналист не понимает, насколько измученной я себя чувствую.
– Слушаю, – равнодушно говорю я.
– «Произошла невинная путаница, которая, к сожалению, привела к унизительному последствию для мисс Эмерсон. Так случается, когда два ученика с головой погружаются в учебу, а телефоны оказываются двойниками. У меня был телефон мисс Эмерсон, но я не знал ее имени или личности. Прошу прощения за доставленные неудобства. Я бы сделал все возможное, чтобы отвести от нее пристальный взгляд общества. Она прекрасно сотрудничала с официальными лицами и помогала в разрешении ситуации».
Я дышу нормально и впервые откидываюсь на своем месте.
За окном вместо деревьев мелькают электрические столбы, а на дорогах снуют городские автобусы. Теперь, когда мы находимся вдали от университета, все ожидания исчезают. Даже пассажиры от осторожного и сдержанного поведения переходят к более расслабленному. Пара в возрасте лет двадцати ведет оживленную беседу на испанском языке; проводник выходит из скрытого купе, чтобы поболтать с парнем, которого я узнаю, – это тот несчастный, кому я наступила на ногу. Девочка не старше Анайи чавкает жвачкой, разговаривая с двумя мамами. Ее маленькие ручки и худенькая шея то и дело извиваются в ритме историй. Чувствую себя в безопасности. Чувствую себя дома. Мне больше не нужно притворяться.
– Мы сейчас в туннель заедем – связи не будет. Вешаю трубку, – сообщаю я.
– Хочешь что-нибудь к истории добавить?
Я ничего не должна этому журналисту, особенно то, что мне неприятно делать.
– Нет. Но спасибо, что связался со мной.
Я вне зоны действия сети.
Тем же вечером, поужинав с мамой, отчимом и братом, я кладу голову на подушку и погружаюсь в мысли о цитате. Представляю, как Оуэн произносит речь с очаровательным акцентом и в непринужденной манере. Могу поспорить, журналист уже пляшет под его дудку.
Рада, что Оуэн поговорил с «прессой», потому что я бы этого делать не стала. Меня поражает и одновременно забавляет тот факт, что студент-журналист связался со мной. Я? Стала темой последних новостей? Даже моя школьная газета не хочет брать у меня интервью о регистрации пожилых людей для голосования, а тут вдруг я становлюсь предметом всеобщих обсуждений. Надеюсь, что все-таки ошибаюсь.
Час спустя, все еще проигрывая в голове разнообразные версии интервью, вдруг переосмысливаю извинения Оуэна. Он привык к подобным происшествиям, поэтому необходимость публичных заявлений, должно быть, возникает постоянно. Я думаю обо всех девушках, с которыми видела его на фотографиях. Могу поспорить, он бормочет во сне такие слова, как «невинная путаница» и «прекрасно сотрудничала». В какой бы колледж его ни занесло, он везде будет главный по красноречию. Оуэн, вероятно, и не пытался меня защитить, а просто пиарился, чтобы сохранить лицо. Вот почему я не читаю его сообщения – для начала мне нужно все обдумать.
Не переставая размышлять о нем, взвешивая все плюсы и минусы, наконец засыпаю.
