Она выглядела разочарованной и раздраженной.
Кевин поднял руку.
– Мисс!
– Sea?[14 - Да? (ирл.)]
– Мисс, а Падди Кларк говорит, что Томас Кларк, ему дедушка, мисс.
– Это он сейчас так сказал?
– Да, мисс.
– Патрик Кларк!
– Я, мисс.
– Встань, чтобы все тебя видели.
Целую вечность я неуклюже выкарабкивался из-за парты.
– Томас Кларк – твой дедушка?
Я заулыбался.
– Дедушка?
– Да, мисс.
– Вот этот человек?
Мисс Уоткинс указала на Томаса Кларка. Он и вправду был похож на дедушку.
– Да, мисс.
– А где он живет?
– В Клонтарфе, мисс.
– Где-где?
– В Клонтарфе, мисс.
– Иди сюда, Патрик Кларк.
За партами стояла гробовая тишина.
Учительница ткнула указкой в надпись под головой Томаса Кларка.
– Прочти вслух, Патрик Кларк.
– Рас-рас-расстрелян англичанами третьего мая 1916 года.
– Что означает «расстрелян», Дермот Граймс, который ковыряется в носу и считает, что учительница этого не замечает?
– Убили, надо понимать, мисс.
– Совершенно верно. И может ли Томас Кларк, расстрелянный в 1916 году, жить в Клонтарфе и быть твоим дедушкой, а, Патрик Кларк?
– Да, мисс.
Я прикинулся, что внимательно рассматриваю портрет.
– Еще раз спрашиваю, Патрик Кларк: это твой дедушка?!
– Нет, мисс.
Я получил три удара по каждой руке.
Вернувшись за парту, я не смог опустить сиденье. Руки не шевелились. Джеймс О’Киф помог мне, пнув мое сиденье. Оно громко стукнуло, и я испугался, что сейчас получу от мисс Уоткинс добавки. Спрятал ладони, сев на них. Я не скрючился от боли только потому, что мисс Уоткинс не разрешала. Болело так, будто кисти рук отвалились; скоро еще их начнет жечь. Ладони потели как ненормальные. В классе ни звука. Я посмотрел на Кевина и ухмыльнулся, но зубы у меня стучали. Лиам повернулся к Кевину, ждал его взгляда, его ухмылки.
Я любил дедушку Кларка больше, чем дедушку Финнегана. Бабушки Кларк уже не было в живых.
– Бабушка на небесах, – объяснял дедушка, – прекрасно проводит время.
Когда мы навещали дедушку Кларка или он заходил к нам, мы всегда получали по полкроны. Однажды он даже приехал на велосипеде.
Раз вечером, когда по телевизору шел «Магазин и рынок»[15 - «Магазин и рынок» (англ. Mart and Market) – ирландская телевизионная программа про сельское хозяйство.], я копался в ящиках комода. Нижний ящик был забит фотографиями, и стоило его открыть, как они падали на пол и рассыпались. Я собрал их в стопку. Сверху лежал портрет дедушки Кларка и бабушки Кларк. Сто лет мы не ездили к дедушке в гости.
– Пап?
– Что, сын?
– Когда мы поедем к дедушке Кларку?
Папка стал странный, как будто бы потерял что-то, потом нашел, а это оказалось совсем не нужно. Сел, вгляделся мне в лицо.
– Дедушка Кларк умер. Разве ты не помнишь?
– Нет.
Я и правда не помнил.
Папа взял меня на руки.
Руки у папы были большие, пальцы длинные, но не толстые: можно было легко нащупать косточки. Одна его рука лежала на спинке кресла, другой он держал книгу. Его ногти были чистыми. Только один грязный, а ведь у папы ногти длинней моих. На костяшках пальцев – морщины, рисунок их напоминал цемент, которым скрепляют кирпичи. Поры похожи на ямки, из каждой волосинка. Особенно густые темные волосы высовывались из-под манжет рубашки.
«Нагие и мертвые»[16 - «Нагие и мертвые» (англ. The Naked and the Dead) – роман американского писателя Нормана Кингсли Мейлера, впервые опубликованный в 1948 г. Повествует о боевых действиях в ходе Филиппинской операции во Второй мировой войне.] – так называлась книга. Но солдат на обложке был вполне живой и одетый в форму. Лицо его было грязным. Американский солдат.
– Про что книга?
Па посмотрел на обложку:
– Про войну.
– Хорошая?
– Хорошая. Очень хорошая.
Я кивнул на картинку с солдатом:
– Про него?
– Ага.
– И какой он?
– Пока не дочитал. Потом расскажу.
«Третья мировая война у ворот».
Я покупал газету каждый будний день, чтобы папка, придя с работы, мог почитать. И в субботу тоже покупал. Деньги мне давала мама.
«Третья мировая война у ворот».
– У ворот – это значит вот-вот придет? – спросил я у мамы.
– Наверное, так. К чему ты спрашиваешь?
– Третья мировая война вот-вот придет, – объявил я. – Вот посмотри.
Ма прочла заголовок и отмахнулась:
– Ой, ну это ж газета. Журналисты вечно преувеличивают.
– А мы участвовать будем?
– Нет.
– А почему нет?
– Потому что войны не будет.
– А ты жила во Вторую мировую войну? – полюбопытствовал я.
– Жила, конечно.
Ма варила обед и напускала на себя вид «уйди-я-занята».
– И как оно?
– Не так уж и плохо, – пожала плечами ма. – Разочарую тебя, Патрик, но Ирландия вообще в войну не вступала[17 - Ирландия – единственная из стран-членов Британского содружества, не вступившая в антигитлеровскую коалицию. Во время войны страна придерживалась нейтралитета, вследствие национальной политики, направленной на повышение суверенитета, что ассоциировалось с неучастием в военных действиях на стороне британцев. Кроме того, армия страны была малочисленна и плохо вооружена.].
– А почему?
– Ну, это сложно. Не воевали мы, и все. Папа тебе объяснит.
Я дожидался папки возле задней двери.
– Вот смотри.
– «Третья мировая война у ворот», – прочел он вслух. – Во как, у ворот, значит. – Он даже не удивился. – Ружье-то почистил, Патрик?
– Ма говорит, войны не будет.
– Дело говорит.
– Почему?
Иногда ему нравились такие «почему», иногда совсем не нравились. Если нравились, он закидывал ногу на ногу, если сидел, конечно, и слегка наклонялся вперед. Вот и сейчас он наклонился ко мне. Сначала я даже не слышал папиных слов, – достаточно было, что скрестил, – а значит, получилось, как я хотел.
– …между евреями и арабами.
Я разобрал только конец фразы.
– А почему?
– Ну, не в восторге они друг от друга, – сказал па. – Если вкратце. Все та же старая история.
– А зачем тогда в газете пишут про третью мировую?
– Во-первых, чтоб газеты продавались, – улыбнулся папа. – С таким заголовком расхватают, как горячие пирожки. И потом, американцы за евреев, а русские – за арабов.
– Евреи – это израильтяне.
– Да, всё так.
– А кто такие арабы?
– А арабы – это все остальные. В смысле, соседние страны: Иордания, Сирия…
– Египет.
– Молодец, разбираешься.
