– Акустика, – сказал Кристос. – Они собираются проецировать звук на нас с помощью этих рамок, усилить его.
В горле, словно желчь, поселился ком страха. Я готовилась к снарядам и выстрелам. Теперь же увидела непознанный ужас.
Я вспомнила странные чувства, охватившие меня на представлении, что давали серафские музыканты на саммите. Те предательские мурашки и тревогу – не совсем мои собственные ощущения. Они снова намеревались заставить нас это испытать? В чем же смысл их маневров?
Теодор задумчиво прикусил губу.
– Нужно возвращаться в лагерь. Предупредить остальных.
– И что скажем? – поинтересовался Кристос, запуская руку в растрепанные волосы. – Мы не знаем, что это, не понимаем, чего ожидать…
Тут музыканты приступили к делу. К нам поплыла мелодия – чуть слышная, сладкая, тягучая, словно патока. Сначала она была простой, почти прелестной. Однообразной. Потом стала усиливаться, и у меня разболелась голова. Арфистка и скрипачка играли дуэтом, а третья женщина – своего рода дирижер чар, насколько я могла понять, невзирая на растущую перед глазами дымку, – направляла их, пока они ловко вплетали темную магию в свою музыку. Проклятье переливалось тошнотворным черным туманом, и звук летел к нам, вздымаясь волнами.
– Назад в лагерь, быстро! – скомандовал Теодор.
Кристос на сей раз не возражал. Мы отошли подальше от смотровой площадки, и арфа зазвучала громче, ей агрессивно вторила скрипка – слащавая мелодия усилилась. Кристос зажмурился, пытаясь побороть мучительное головокружение. Точь-в-точь такое ощущала и я. Словно слишком быстро кружилась и падала, при этом оставаясь совершенно неподвижной. Рядом в три погибели согнулась побледневшая Альба. На ее висках блестели капли пота. Она споткнулась и вцепилась в дерево, чтобы не упасть.
Меня, как и всех, охватила тошнота. Теодор, крепко держа меня за руку, помог добраться до офицерской палатки, хотя у самого губы стали белыми как мел. К горлу подкатила желчь, и я ее сглотнула.
Из палатки навстречу выбежал Сайан. Я думала, он торопится к нам, но серафец упал на колени в траву. Его вырвало. Я отвернулась, иначе последовала бы его примеру.
– Как они это делают? – дрожа, спросила я. – Они могут заставить нас испытывать физические страдания, а не просто напугать.
Пришлось прервать свою речь из-за вновь подкатившей волны слабости.
Тут и там солдаты хватались за животы, выворачивали желудки, затыкали руками уши, зажмуривали глаза.
Те, кто пытался быстро подняться на ноги, снова падали в траву, охваченные очередным приступом. Содрогаясь, я тоже опустилась на землю. Если не шевелиться, становилось немного легче. Я закрыла глаза. Лучше смотреть в никуда, в бархатистую тьму. Неужели серафцы этого и хотели? Чтобы мы все желали забыться? Смогла бы я в таком состоянии убить себя?
Я усилием воли открыла глаза и слабо простонала от яркого света, от мира, что двигался вокруг, задевая какие-то струны внутри меня, словно моя голова превратилась в арфу. Эти ощущения были созвучны с музыкой серафцев – о да, я все еще видела темную магию, ее блеск и мрачные волны, что нас захлестывали.
К счастью, хуже не становилось. Солдаты вскоре поняли, что неподвижность помогает, и тоже уселись на траву, прислонились к деревьям или улеглись прямо на землю. Теодор подполз ко мне и взял меня за руку. Я отодвинулась – даже прикосновение усиливало головокружение.
Я боялась, что под влиянием зачарованной музыки и наведенного ею тревожного состояния могу убить себя. Именно это ощущение внушали магическая хворь и гулкое эхо проклятия.
– Нарочно ведь подгадали так время, – выдавил через плотно сжатые губы Сайан, все еще пытаясь удержать рвоту. – Понять бы, почему.
– Чтобы атаковать, – пробормотала Альба. – Мы будем не в состоянии обороняться.
– Нет, – прошептала я. – Не здесь и не сейчас.
Слова были горькими, точно желчь. От усиленных попыток думать кружилась голова, словно внутри гулял осенний ветер.
– Их собственные войска… – Поднялась волна тошноты, и я зажала себе рот.
– Верно, – осторожно выдохнул Теодор. – Верно. Надо ждать.
Никто не спорил – больше мы все равно ни на что не были способны.
Наконец музыка стихла. Черное сверкающее облако рассеялось, и туман, окутывающий разум, исчез. Бурление в животе улеглось. О произошедшем напоминала лишь смутная головная боль, точно призрак вчерашней мигрени.
– Готовьсь! – Не успела я встать на ноги, Сайан уже вскочил и поднял за шиворот барабанщика: – Играй большой сбор!
Лагерь зашевелился. Загремели барабаны; мужчины хватали мундиры, ранцы, патронташи, взваливали на плечи мушкеты. Некоторые, пока бежали к товарищам, на бегу хлебали из походных фляг.
– Если серафцы надеялись застать Сайана врасплох, – криво усмехнулся Кристос, потирая виски, – то просчитались. Возможно, сейчас они готовятся к атаке. Скорее всего, это был отвлекающий маневр.
– И от чего нас отвлекали? – поинтересовалась я. – Если враги планировали немедленно напасть, их войска где-то поблизости. Они пострадали так же, как мы.
– Или же в это время устроили вылазку где-то в другом месте, – заметил Сайан. – А нас ввели в заблуждение, заставив ждать в полной готовности.
– Чертовы серафцы, – сквозь сжатые зубы выдавил Теодор. – Не зная, где и когда они намерены воспользоваться этой тактикой…
– Мы подождем, – сказал Сайан. – Мне это не нравится, но невозможно воевать с тем, чего не понимаешь.
17
Тишина, воцарившаяся после атаки серафцев, жуткими волнами растекалась по лагерю. Мы ждали. Патрули и пикеты были усилены, но никакого вторжения не последовало. Также не явились и гонцы сообщить о нападении на другие города или порты, занятые реформаторами.
– Ненавижу ожидание, – заявил за обедом Кристос. Он ел гороховый суп с тонкими ломтиками ветчины вприкуску с черным хлебом. Интендант, коренастый мясник, знакомый Нико и Кристоса, построил печи. Пекари поставили на поток выпечку хлеба, изготовленного из муки грубого помола из местного овса, пшеницы и ржи. – Люди нервничают.
– Действительно, солдаты настороже. И даже те, кто не верят, что переполох устроили серафцы, обеспокоены. Хвори в военном лагере так же опасны, как дробь и снаряды.
– Серафцы веками держали в секрете свои чары, – вслух подумала я. – Вы говорили, что при дворе издревле были колдуны?
Сайан кивнул в ответ.
– Так зачем раскрывать тайну именно сейчас? – удивилась я.
– Потому что они считают, все и так все узнали, – тихо сказала Альба, вымакивая остатки супа корочкой хлеба. – Ты раскрыла их магию. Они собирались отравить тебя в Изилди, только чтобы не дать проболтаться, но теперь прятаться больше незачем.
– Поэтому они могут колдовать в полную силу, – пробормотал Теодор. – Пугающая мысль.
– Так как же с этим бороться? – спросил Кристос.
Вопрос, насколько я поняла, был отнюдь не риторическим, поскольку все взгляды в комнате обратились ко мне.
– Не знаю! – воскликнула я. – Ну… Хорошо. Начнем с солдат, на которых была зачарованная форма. Проверим, как на них повлияло колдовство.
– Пойдем научным путем? – осведомился Кристос. – Но если она не помогла или помогла незначительно, что тогда? Они в любой момент могут свести нас с ума, наслать хворь, сделать неспособными сражаться.
– Не совсем, – задумалась я. – Если у них нет неизвестного мне противоядия, их солдаты пострадают точно так же.
Кристоса этот ответ явно не удовлетворил, но он все же кивнул.
– Признаюсь, я совершенно не готов так мыслить. Как и все мы, за исключением Сайана, насколько я могу судить. И все же это как-то неправильно. Нельзя принимать решение за всех. Словно мы местная аристократия. Ведь именно против этого мы сражаемся.
– Кто-то должен взять на себя ответственность, – ухмыльнулся Сайан. – Особенно в разгар войны.
– Кристос прав, – осторожно вмешался Теодор. – Решать необязательно только нам. Мы сражаемся за представительскую демократию, в которой народу было отказано.
– Нам нужен Совет, обещанный Биллем о реформах, – вздохнула я.
Сайан, сидевший с миской супа, покачал головой.
– Нельзя остановить сражения, чтобы провести выборы. Не позволяйте идеалам поставить под угрозу нашу победу.
– Кто, как не солдаты, имеет право высказаться? Они его заслужили, как и право влиять на судьбу Галатии. Билль о реформе действительно обещал учредить Народный совет. Его первые представители сидят прямо там, – улыбнулся Кристос, ткнув пальцем в сторону окна. – Они голосуют за своих офицеров, сами выбирают себе лидеров. Мы можем сделать эту процедуру официальной и начать после войны устанавливать законы государства.
– Они голосуют за тех офицеров, которые не подведут их в сражении, – сказала я. – Это не значит, что эти люди смогут разработать – ну, я не знаю – к примеру, процедуру военного суда или регламент снабжения. – Я помолчала и добавила: – Кстати, а что насчет женщин? Возможно, они и не сражаются наравне с солдатами, но тоже заинтересованы в участии в выборах.
Теодор вздохнул.
– В любом случае потребности армии отличаются от потребностей гражданского правительства. Не говоря уже о том, что не существует единого мнения по поводу того, каким станет наше государство после окончания войны. Билль о реформе оставил знати большинство привилегий, просто добавив Совет, членов которого необходимо избрать.
– Красные колпаки всегда хотели разрушить институт дворянства, – заметил Кристос. Он не высказывался за или против, скорее, выглядел усталым. – Они не согласятся его сохранить.
– Полагаю, это не нам решать, – нейтрально ответил Теодор. – Не думаю, что будет этично просто взять и назначить офицеров на государственные должности. Это попахивает тиранией, верно?
– Верно, – скривился Кристос. – И это все усложняет.
Я принялась смотреть в окно в сторону покатого склона, где располагался основной лагерь. Кто знает, о чем думают солдаты? Разумеется, они потрясены. До этого дня стычки между нами и противником были незначительными, но погибли люди, и на нашу армию пала тень серафского проклятия.
– А что, если все же провести выборы? Я считаю, нужно поднять боевой дух армии. Как-то объединить бойцов. Примирить радикальных Красных колпаков с рядовыми реформаторами. Они должны получить представление о том, как будет выглядеть наша страна после победы. – Я помолчала и с улыбкой добавила: – После нашей победы.
– Нашей победы… – слабо улыбнулся в ответ Теодор. – Почему бы и правда не провести выборы в Народный совет.
– Ну да, прямо завтра устроим голосование и через два дня получим Совет, – усмехнулась Альба, словно мать, которая наблюдает, как ее детишки изобретают правила игры.
– Нет, постойте-ка… – Кристос побарабанил пальцами по кухонному столу. – Не завтра. Сначала надо объявить об этом. Право голоса будет иметь любой человек, вступивший в армию во время войны при условии, что он сделает это до Дня урожая.
– Дня чего? – удивилась Альба.
– Галатинский праздник сбора урожая, – объяснила я. – До него остается меньше месяца. Этого хватит? – спросила я у Кристоса.
– Должно хватить, – кивнул тот.
Нашу беседу прервал яростный бой барабанов. Сайан рванулся к окну, Кристос подскочил к нему. Барабанщики просигналили сбор в центре лагеря, куда уже бежали солдаты с мушкетами в руках. Я повернулась к Теодору, который перекидывал перевязь меча через плечо. Он посмотрел мне в глаза и ободряюще кивнул.
Мы были готовы к любому сражению.
18
На кухню, сопровождаемый эхом барабанов, ворвался Фидж.
– Донесение из Хейзелуайта! На них напал конный отряд под началом одного из этих ублюдков Поммерли, о которых вы столько говорили.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=63591031&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
