– Бернис, это правда?
– Так все и было, мистер Гринвич, – ответила за нее миссис Норидж. – А миссис Росс молчит по одной-единственной причине: надеется, что еще не все пропало и ей удастся найти то, что она хочет.
Кухарка разомкнула губы, но лишь затем, чтобы прошипеть что-то про носатую крысу.
– Да что же она искала?
Миссис Норидж удивленно взглянула на Барри Гринвича.
– Брошь с ландышами, разумеется.
– Что? – хором воскликнули Мэри и Гринвич.
– Да ведь это ясно как божий день! Миссис Росс была на причале, когда вы с супругой поссорились, и она единственная видела, что произошло на самом деле.
– Я тоже это видел! – запротестовал Барри.
– Простите, вы думали, что видите. Спутать наперстянку с розами может лишь тот, кого подводит зрение. Ваша супруга бросила с моста камень.
– КАМЕНЬ?!
– Разобрать, что именно упало в воду, с того расстояния, на котором находилась миссис Росс, невозможно. Но утро было солнечное, и это ей помогло. Вы, миссис Росс, догадались о хитрости вашей хозяйки, когда поняли, что брошь не блеснула в воздухе. Золото! Бриллианты! Нет-нет, они сверкнули бы ярче солнечных лучей. А раз этого не случилось, значит, в воду упало что-то другое. Например, один из камней, что в изобилии валяются на берегу. Вы поняли, что ваша хозяйка не собиралась избавляться от дорогой вещи. Она лишь хотела поиздеваться над мужем. Вы напрасно тратили деньги на ныряльщиков, мистер Гринвич, – они не нашли бы на дне золотой корзинки, даже если бы рылись в иле до скончания века.
– Бог ты мой… – произнес ошеломленный Барри и сел. – Поверить не могу, что Джудит выкинула эдакий фокус!
Однако весь его вид говорил об обратном.
– Вернувшись домой, ваша супруга спрятала брошь, – продолжала миссис Норидж. – И тут-то случилось то, чего миссис Гринвич никак не ожидала: у нее начисто вылетело из головы, куда она положила украшение. Я знаю, Мэри, вы уверены, что забывчивость вашей хозяйки была чистой воды притворством, но это не так. Ее память и в самом деле ухудшалась с каждым годом.
– Так вот оно что! – изумленно протянула Мэри. – А я-то думаю, что это хозяйка опять в цветочные горшки заглядывает…
– Вы, миссис Росс, сразу заподозрили неладное, еще возле реки. А затем, когда миссис Гринвич начала нервничать, пытаясь что-то отыскать в комнатах, сделали правильный вывод. И тут она скончалась! Вы решили, что брошь станет не слишком большой компенсацией за то, что вам пришлось вытерпеть. Нужно было лишь найти драгоценность.
– Хозяйка была мне должна! – выкрикнула кухарка, не сдержавшись.
– И вы не стали сообщать об этом ее супругу, чтобы исправить ошибку своими руками, – согласилась миссис Норидж. – Когда вы поняли, что мистера Гринвича не на шутку беспокоит случившееся, то решили укрепить его в заблуждении, на ходу выдумав призрак покойной жены. Но вы допустили ошибку. Я спросила, не сказала ли что-нибудь хозяйка, появившись в зеркале за вашей спиной, – и вы задумались. Но ведь, миссис Росс, здесь не над чем размышлять. Призрак либо говорит что-то, либо молчит, не так ли? Однако вам нужно было все взвесить, вот вы и заколебались.
– Бог ты мой! Бернис!
Барри Гринвич потрясенно уставился на кухарку, словно видел впервые. Миссис Норидж сочла нужным выступить в ее защиту:
– Миссис Росс действительно не желала вам зла. Однако она намеревалась и дальше обыскивать дом, поэтому ей необходимо было подстраховаться.
– Подождите… зачем обыскивать?
– Но ведь брошь так и не нашлась. Правда же, миссис Росс?
– Одному дьяволу известно, куда она ее засунула! – взорвалась кухарка. – Уж я везде посмотрела, все перерыла! Нету – хоть ты провались! Никому ее не отыскать, не будь я Бернис Росс! Может, старуха и вовсе в придорожную канаву ее кинула! С нее бы сталось!
Во взгляде миссис Норидж, брошенном на кухарку, Барри Гринвич, к своему изумлению, прочел нечто вроде сочувствия.
– В шкафу искала, в горшках искала, в посуде искала, ящики все перерыла! – Кухарку уже было не остановить. – Нету ее, нету! Плакали ваши бриллианты и золото, мистер Гринвич!
Негромкое, но выразительное хмыканье заставило ее осечься. Бернис уставилась на миссис Норидж.
– Что это еще за «хм»? Что вы хотите этим сказать?
– Полагаю, я знаю, где она.
– Что-о?
– Вы позволите заглянуть в спальню вашей супруги, мистер Гринвич?
C этими словами гувернантка поднялась и прошествовала мимо ошеломленных хозяина, служанки и кухарки.
– Говорю вам, несносная женщина, я там все обыскала!
Миссис Норидж остановилась в дверях.
– Позвольте заметить, миссис Росс, что вы искали в тех местах, куда спрятали бы брошь сами. В то время как руководствоваться нужно было предпочтениями миссис Гринвич. Мистер Гринвич, так вы позволите?..
– Что? Господи, разумеется! Разумеется! – Он вскочил. – Куда нам идти?
– В спальню миссис Гринвич, – терпеливо повторила гувернантка.
– Да-да, прошу за мной.
Три женщины проследовали за ним на второй этаж. Лицо кухарки выражало негодование, лицо Мэри – страх, и только гувернантка была невозмутима. Барри Гринвич не знал, что и думать.
– Мэри, открой…
Скрипнул ключ, дверь распахнулась – и Барри страдальчески поморщился при виде песика, таращившегося с полки.
Кухарка выскочила вперед, уперев руки в бока.
– Ну, и что? Может, хотите паркет перебрать, а? Так я уже все до единой плашки простучала! Думала, есть тайник!
– Бог ты мой, Бернис! – ужаснулся Барри.
– Нет, пусть уж эта мне ответит! Дурачит она вас, и больше ничего! Нету здесь броши!
Миссис Норидж аккуратно обогнула кухарку и подошла к полке.
– Вы по-прежнему не понимаете логики вашей хозяйки, мисс Росс.
– А вы, значит, понимаете!
– О да. Позвольте побеспокоить вас, сэр Трейси.
Все уставились на гувернантку, почтительно обращавшуюся к чучелу. Тем временем миссис Норидж сняла чучело с полки, поставила на стол, приподняла длинную волнистую шерстку – и на груди Трейси-Гилмора-младшего блеснула, как медаль, золотая корзинка с жемчугом и бриллиантами.
* * *
Две недели спустя
– Дорогая миссис Норидж, позвольте еще раз выразить вам мою глубочайшую благодарность!
Гувернантка начала несколько уставать от изъявлений признательности, которыми при каждой встрече осыпали ее Барри Гринвич и его сестра. Обыкновенно она ссылалась на неотложные дела, требовавшие ее немедленного присутствия, но сейчас Эффи Прист находилась в комнате самой миссис Норидж и бежать от нее было некуда.
– Присаживайтесь, миссис Прист. Чаю?
– Благодарю вас! Я ненадолго, мне пора возвращаться в ателье.
Эффи поставила на стул круглую коробку, которую принесла с собой, и стала развязывать ленту.
– Вы знаете, что эта ужасная Бернис Росс по-прежнему работает у Барри? Можете себе представить? – Модистка была возмущена до глубины души. – Я бы выставила ее и ославила на каждом углу, а он вместо этого повысил ей жалованье… Некоторые мужчины – ужасные тюфяки!
– Вашего брата можно понять. Думаю, он испытал невыразимое облегчение, узнав правду.
– Именно так! Он сам говорил, что не мог заставить себя сердиться на Бернис. Но бог с ней! Миссис Норидж… – Маленькое личико Эффи Прист приобрело торжественное выражение. – Надеюсь, вы не откажетесь принять небольшой подарок. От всего сердца!
Она, наконец, справилась с лентой, сняла крышку, и глазам миссис Норидж предстала небольшая черная шляпка с овальной тульей и поднятыми по бокам полями – простая, но исключительно элегантная шляпка, то есть как раз такая, какая подобает респектабельной женщине.
Мастерица вынула ее из коробки, и миссис Норидж увидела, что сбоку творение Эффи украшено небольшим букетом искусственных ландышей.
– Надеюсь, вы не сочтете, что это слишком ярко? – с тревогой спросила Эффи.
– Она очаровательна, миссис Прист. Благодарю вас!
Когда Эффи ушла, миссис Норидж примерила шляпку и наклонила голову, рассматривая свое отражение в зеркале. Она осталась чрезвычайно довольной увиденным.
– Как все-таки мило со стороны мистера Гринвича было купить брошь с ландышами, а не с мальвами!
Ваш ход, миссис Норидж
– Эмма, ты должна знать: я категорически не одобряю затею Шарлотты!
Сообщив об этом, Джейн Марлоу откинулась на спинку дивана. На груди ее чернело ожерелье из гагата. Миссис Марлоу овдовела десять лет назад, но до сих пор носила полутраур. Оттенок «увядающая орхидея» чрезвычайно шел к смуглому полному лицу вдовы с выразительными черными глазами, и миссис Норидж в глубине души полагала, что именно этим, а вовсе не данью памяти покойному мистеру Марлоу, объясняется привязанность ее давней подруги к лиловому цвету.
– Мне не очень-то по душе молодой человек, – продолжала Джейн, понизив голос. – Но в наше время девушки не интересуются мнением матерей, а потому… Ах, дорогая моя! – насмешливо перебила она себя на полуслове. – Верно говорит пословица: старое дребезжит, новое звенит. Не слушай мое дребезжание. Шарлотта влюблена и намерена окружить своего избранника заботой. Будь моя воля, я заперла бы ее дома, но, к счастью, она меня совершенно не слушается. Как ты говорила? «Коровам, детям и собакам нужно уделять поровну внимания»? Временами я жалею, что не завела корову двадцать лет назад, одновременно с рождением Шарлотты. Шортгонскую… у них совсем маленькие рожки, это так мило… Или хайлендскую – я видала их в Шотландии. У них чудесная рыжая шерсть! Я держала бы ее прямо здесь, в гостиной, и расчесывала бы черепаховым гребнем… – прекрасные черные глаза Джейн Марлоу мечтательно затуманились.
Миссис Норидж вернула подругу от коров к менее приятным вещам – таким, например, как нареченный ее дочери.
– Он богат, Джейн?
– Будет богат, если тетка отпишет ему наследство.
– А если нет?
Джейн Марлоу пожала плечами.
– По его словам, он имеет две тысячи фунтов в год. Его тетка владеет поместьем Дастанвиль, что в Хэмпшире. Пять тысяч акров, моя дорогая – это не шутки.
– Кроме него, есть еще наследники?
– Да. Подробности тебе лучше узнать у Шарлотты. Характер у тетки Томаса властный и непростой. Многие вокруг нее ожидают, что она осчастливит в завещании именно их, а тебе известно, как развращает богатых старух подобострастное поклонение тех, кто от них зависим. Отчего-то именно женщины подвержены этой слабости… Как ты думаешь, почему?
Миссис Норидж наклонилась и заботливо поправила плед, сползший с колен миссис Марлоу. На маленьком столике между ними стоял поднос с чаем и печеньем, а возле него – нюхательная соль.
– Мы поговорим об этом после. А теперь скажи, что надумала Шарлотта? Из твоего письма я поняла, что ее жених болен и она хочет поехать к нему. Не понимаю, чем я могла бы быть полезна.
– Эмма, у меня есть опасения, что Томаса травят, – прервала ее Джейн.
Миссис Норидж внимательно поглядела на подругу. В характере Джейн Марлоу сочетались такие противоречивые черты, как взбалмошность и здравомыслие. С нее и впрямь сталось бы поселить корову в гостиной своего прелестного особняка, но нет сомнений, что при этом животному был бы обеспечен надлежащий уход.
– Это очень серьезное заявление, дорогая.
– …и для него у меня имеются основания. Вот послушай…
По словам Джейн Марлоу, леди Аделиза Бассет, полноправная хозяйка поместья Дастанвиль, готовилась встретить старость в окружении немногочисленных родственников и слуг. Давняя ссора разъединила ее с младшей сестрой, и женщины лишь дважды в год обменивались короткими церемонными письмами. Сестра Аделизы жила с мужем и сыном в Европе, путешествуя из страны в страну. Ее образ жизни, а главное, выбор супруга никак не могли быть одобрены женщиной таких строгих правил, как Аделиза.
Несколько лет назад несчастный случай оборвал жизнь ее младшей сестры. И она, и ее супруг погибли при крушении поезда. Их сыну Томасу было в то время двадцать пять. Возможно, молодой человек остался бы во Франции, если б не письмо, полученное от леди Бассет, в котором та скорбела об их общей утрате и выражала желание познакомиться с единственным племянником.
Так Томас Уилкинсон оказался в Хэмпшире.
Его приветливый нрав, жизнерадостность и учтивость растопили сердце леди Бассет. К тому же она чувствовала вину перед покойной сестрой. Томас быстро сделался ее любимцем, и все вокруг заговорили о том, что появился новый будущий владелец Дастанвиля.
Целый год он прожил в поместье, нимало не скучая по прежней кочевой жизни, и на исходе этого года отправился погостить у друзей. В то же время Шарлотта Марлоу навещала свою дальнюю родственницу, жившую по соседству. Они с Томасом встретились, полюбили друг друга, и мистер Уилкинсон сделал ей предложение.
– Свадьбу назначили на февраль следующего года, – сказала Джейн, доливая миссис Норидж чай. – Это было в начале июня, то есть… дай посчитать… четыре месяца назад. А два месяца назад Шарлотта получила от Томаса письмо, где он жаловался на нездоровье. Болезнь прошла, но те же симптомы вернулись через три недели. Я говорю об этом с такой точностью, потому что письма с датами позволяют установить хронологию. Доктор, пользующий леди Бассет, был в замешательстве. Однако лечение помогло, Томас оправился. И вновь оказался в постели в этот понедельник. На этот раз самочувствие его ухудшилось, судя по тому, что он почти не встает.
– Описывает ли он заболевание?
– Боже упаси! Как можно, Эмма! Надеюсь, мы никогда не дойдем до того, чтобы молодой человек мог с вульгарной откровенностью излагать девушке подробности своего состояния.
– Жаль, – заметила миссис Норидж, – это облегчило бы нашу задачу. Но почему ты считаешь, что это отравление?
Миссис Марлоу слегка покраснела.
– У меня нет уверенности. В первый раз я не придала его болезни значения, второй встревожил меня куда сильнее. Пойми меня правильно: Шарлотта – моя единственная дочь…
– Кого ты подкупила? – без обиняков спросила миссис Норидж.
