– Она мой камердинер, – нахмурившись, отозвался Орсо. – И она, черт возьми, настоящее сокровище!
Тем временем бородач на эшафоте выкрикивал лозунги ломателей со все возрастающим энтузиазмом. Шум в толпе нарастал; к немалому замешательству инквизитора, осужденный начинал находить отклик в сердцах людей. Сквозь насмешливые выкрики то и дело прорывались возгласы одобрения.
– Нет машинам! – надрывался бородач, натягивая жилы на толстой шее. – Нет захватам общественных земель!
Он казался дельным человеком. Во всяком случае, более дельным, чем Орсо.
– Как можно разбрасываться такими людьми! – пробормотал тот себе под нос.
– Открытый совет не должен быть только для благородных! Каждый должен иметь право голоса…
– Хватит! – рявкнул инквизитор, взмахом руки давая знак одному из своих подручных. Пленник еще пытался говорить с затянутой на шее петлей, но его слова потонули в гневном ропоте толпы.
Вот ведь парадокс: этот человек, рожденный безо всяких преимуществ, верил во что-то настолько сильно, что был готов умереть за это. А Орсо, от рождения имевший все, чего только можно пожелать, едва мог заставить себя вылезти утром из постели. Или, если быть точным, после полудня.
– Но ведь в постели так хорошо… – пробормотал он.
– Вот именно, ваше высочество, – проворковала ему на ухо вторая шлюха. Ее духи воняли настолько тошнотворно, что было удивительно, что вокруг нее не падают с неба потерявшие сознание голуби.
Инквизитор кивнул палачу.
Раньше для того, чтобы вздернуть осужденного, требовалась пара сильных людей или лошадей, но теперь какой-то предприимчивый умник изобрел систему, когда казнимый проваливался в люк сквозь настил эшафота. Достаточно было всего лишь нажать на рычаг. Ну а что, в нынешние дни на любое дело находилось изобретение, увеличивающее его эффективность. Почему убийство людей должно быть исключением?
Когда веревка со щелчком натянулась, толпа исторгла из себя странный звук, похожий на выдох. Частично это был возглас радости, частично – презрительное хмыканье, возможно, и стон разочарования, но большую долю занимал вздох облегчения. Облегчения от того, что на веревке болтаются не они.
– Да ну вас всех, – пробормотал Орсо, ерзая пальцем под воротничком рубашки.
Во всем этом не было ничего, даже отдаленно напоминающего удовольствие. Даже если эти люди действительно были врагами государства, они вовсе не казались такими уж опасными.
Следующей в очереди на получение королевской справедливости была девушка, которой вряд ли исполнилось хотя бы шестнадцать. Ее глаза на дне темных запавших глазниц были широко раскрыты. Она вскинула взгляд от распахнутого люка на шагнувшего к ней инквизитора.
– Хотите что-нибудь сказать напоследок?
Похоже, она была не способна ничего воспринимать. Орсо пожалел, что смог не настолько густой, чтобы скрыть от него ее лицо полностью.
– Пожалуйста! – взмолился третий человек рядом с девушкой. Его грязные щеки были исполосованы дорожками слез. – Возьмите меня, но, прошу вас…
– Заткните его! – рявкнул инквизитор, тоже вовсе не наслаждавшийся своей ролью в этом мрачном представлении.
В направлении эшафота беспорядочно полетело несколько овощей, но было трудно сказать, предназначались ли они осужденным или тем, кто исполнял приговор. По подолу платья девушки спереди распространялось темное пятно.
– Фу! – вымолвил Желток. – Она обмочилась!
Орсо, нахмурившись, глянул в его сторону:
– И это то, что вызывает у тебя отвращение?
– Ты, бывает, тоже мочишься в штаны, – насмешливо фыркнул Танни. – Я сам видел!
Шлюхи снова разразились фальшивым хохотом. Бакенбарды сидящего впереди человека задвигались: очевидно, он скрипел зубами.
Орсо тоже сжал челюсти, снова переведя взгляд на эшафот. Хильди была права: он мог это прекратить. Если не он, то кто? И если не сейчас, то когда?
С петлей девушки было что-то не так. Инквизитор яростно шипел на одного из палачей, потом приподнял свой капюшон, открыв потное лицо, чтобы самому взглянуть на узел.
Орсо уже совсем собрался выйти вперед. Уже был готов заорать: «Остановитесь!»…
Но обстоятельства, словно сговорившись, вечно удерживали его от правильных поступков. Над его ухом послышался тихий, писклявый голосок:
– Ваше высочество…
Повернувшись, Орсо увидел за своим плечом широкое, плоское и не вызвавшее у него никакой радости лицо Бремера дан Горста.
– Горст, тоскливый ублюдок! Как вы меня нашли?
Оскорбление не вызвало у Горста ни малейшей реакции – как не вызывало ее ничто другое.
– Должно быть, ориентировался на запах позора, – предположил Танни.
– Да, он здесь довольно силен, – согласился Орсо.
Он потянулся за своей жемчужной пылью, но обнаружил, что ее нет. Тогда он выхватил из руки Желтка бутылку и сделал щедрый глоток.
– За вами послала королева, – пропищал Горст.
Орсо сложил губы трубочкой, просунул в нее язык и издал долгий неприличный звук.
– Неужели у нее не нашлось занятий получше?
– Что может быть важнее для матери, чем благополучие ее старшего сына? – хохотнул Желток.
Взгляд Горста скользнул к его лицу и остановился на нем. Он ничего не делал, только смотрел, но этого было достаточно, чтобы смех Желтка превратился в нервное бульканье и затих. Невзирая на клоунский голосок, начальник стражи его величества был не тем человеком, с которым стоило шутить дурацкие шутки.
– Может, мы хотя бы прихватим с собой шлюх? – спросил у него Орсо. – Я заплатил за весь день.
Настал его черед встретить рыбий взгляд Горста. Он вздохнул.
– Танни, ты не мог бы проводить дам обратно в их резиденцию?
– О, я мог бы проводить с ними целые сутки, ваше высочество!
Эта реплика встретила новый взрыв фальшивого хихиканья. Орсо отвернулся от них без особых сожалений. Он терпеть не мог повешения, но девочки захотели пойти, а разочаровывать людей он тоже не любил. Правда, в результате, похоже, разочаровывал вообще всех.
За его спиной снова раздался тот странный звук, похожий на выдох, когда распахнулся следующий люк в настиле эшафота.
Орсо небрежно набросил шляпу на бюст Байяза, мысленно поздравив себя с тем, как восхитительно залихватски она легла на лысую голову легендарного кудесника.
Огромное пространство салона заполнилось эхом от его каблуков, когда он пустился через море сверкающих плиток мозаики к крошечному островку мебели в середине. Королева Союза расположилась на кушетке, угрожающе прямая, вся обсыпанная бриллиантами. Она словно росла посередине сиденья, как великолепная орхидея в расписном горшке. Едва ли стоило упоминать, что, хотя Орсо знал ее всю свою жизнь, царственные манеры этой женщины каждый раз поражали его заново.
– Мама, – проговорил он на стирийском. Ее раздражало, когда с ней говорили на языке страны, которой она правила, а по долгому опыту Орсо знал, что раздражать королеву Терезу не стоило практически никогда. – Я как раз собирался к вам зайти, когда меня нашел Горст.
– Ты, должно быть, принимаешь меня за какую-то особенную дурочку, – сказала она, поворачивая к нему лицо.
– О нет, что вы! – отозвался Орсо, наклоняясь, чтобы коснуться губами густо напудренной щеки. – За вполне обыкновенную.
– Право же, Орсо, твой акцент становится все более ужасным.
– Что поделаешь? Стирия чуть ли не целиком перешла в руки наших врагов, так что у меня почти нет возможности практиковаться.
Королева двумя пальцами сняла с его камзола едва заметную пушинку.
– Ты нетрезв?
– Ума не приложу, с чего мне быть нетрезвым. – Орсо демонстративным жестом взял со стола графин и налил себе бокал вина. – Я вынюхал как раз необходимое количество жемчужной пыли, чтобы уравновесить действие шелухи, выкуренной мной с утра. – Он потер нос, все еще сохранявший приятное онемение, и поднял бокал, салютуя матери: – Еще бутылочка-другая, чтобы сгладить шероховатости, – и мне обеспечено приятное плавание вплоть до самого обеда!
Королевская грудь, сдерживаемая корсетом – настоящим произведением искусства, могущим поспорить с любым из чудес новой эры, – величественно приподнялась: королева вздохнула.
– Праздность – черта, которую люди до определенной степени ожидают видеть в кронпринце. Когда тебе было семнадцать, она выглядела вполне обаятельной. В двадцать два это начало несколько надоедать. Но сейчас тебе уже двадцать семь, и положение кажется мне отчаянным.
– Ох, мама, вы даже не представляете! – Орсо упал в кресло, столь дико неудобное, что ощущение было, словно его пнули в зад. – Уже много лет я пребываю в состоянии полнейшего стыда за самого себя.
– Почему бы не попробовать найти себе дело, которым ты мог бы гордиться? Тебе не приходила в голову такая мысль?
– Приходила, и оставалась там на целые дни. – Он критически нахмурился, подняв свой бокал против одного из огромных окон и изучая вино на просвет. – Но в таком случае мне придется его делать, а ведь это так утомительно!
– Честно говоря, твоему отцу не помешала бы поддержка. Он слабый человек, Орсо.
– Да, вы никогда не устаете твердить ему это.
– И сейчас трудные времена. Последняя война закончилась… не очень хорошо.
– Она закончилась очень даже неплохо, если тебя зовут король Яппо Стирийский.
– Однако тебя… зовут… по-другому! – Его мать выговаривала каждое слово с ледяной четкостью.
– К сожалению для всех заинтересованных лиц.
– Ты смертельный враг короля Яппо и законный наследник всего того, что он и его трижды проклятая Талинская Змея у тебя украли, и сейчас самое время, чтобы ты начал принимать свое положение всерьез! Наши враги повсюду. В том числе и внутри границ Союза.
– Я знаю. Только что присутствовал при повешении трех из них. Двое крестьян и пятнадцатилетняя девчонка. Она обмочилась. Никогда не чувствовал большей гордости за себя.
– В таком случае, надеюсь, ты явился ко мне в достаточно восприимчивом настроении.
Мать Орсо дважды резко хлопнула в ладоши, и в помещение вошел лорд-камергер Хофф. Важный, с выпирающим из-под жилета животом и тощими как палки ногами, затянутыми в тесные брюки, он больше всего походил на призового петуха, ревниво обходящего двор фермы.
– Ваше величество!
Он поклонился королеве так низко, что практически обмахнул кончиком носа мозаичный пол.
– Ваше высочество!
Орсо он поклонился не менее низко, но каким-то образом сумел вложить в это движение выражение безграничного презрения. Или, возможно, Орсо просто увидел в его подобострастной улыбке отражение собственного презрения к себе.
– Я буквально просеял весь Земной Круг в поисках наиболее подходящих кандидатур. Смею ли надеяться, что среди них может оказаться будущая Высокая королева Союза?
– Ох, ради всего святого! – Орсо бессильно запрокинул голову, устремив взгляд на восхитительную потолочную роспись: народы мира, преклоняющие колена перед золотым солнцем. – Неужто снова смотр невест?
– Обеспечить престолонаследие – не шутка! – провозгласила его мать.
– В любом случае, не смешная.
– Кончай паясничать, Орсо. Обе твои сестры исполнили свой династический долг. Ты думаешь, Катиль хотела переселиться в Старикланд?
– Ее пример не может не вдохновлять.
– Или что Карлотта так уж хотела выходить замуж за канцлера Сипани?
По правде говоря, та была в восторге от этой идеи, но мать Орсо любила представлять, будто все вокруг только и делают, что жертвуют собой на алтарь долга – как, по ее уверениям, поступала она сама.
– Конечно же, нет, мама.
Тем временем двое лакеев уже осторожно пропихивали в комнату огромную картину, лишь с трудом не заклинив раму в дверном проеме. С полотна очаровательно улыбалась бледная девица с абсурдно длинной шеей.
– Леди Сифрин дан Харнвельд! – провозгласил лорд-камергер.
Орсо глубже забился в кресло.
– Неужели мне действительно нужна жена, у которой расстояние от подбородка до сисек измеряется в милях?
– Художественная вольность, ваше высочество, – объяснил Хофф.
– Назови свою мазню искусством, и тебе сойдет с рук все что угодно.
– Во плоти она вполне презентабельна, – заметила королева. – А ее родословную можно проследить до самых времен Гарода Великого.
– Дама чистейших кровей! – ввернул лорд-камергер.
– Породистая как лошадь, и ума в ней не больше, – отозвался Орсо. – Если у нас и король, и королева будут идиоты, это уже перебор, вы так не считаете?
– Следующая! – проскрежетала его мать.
Вторая пара лакеев едва не столкнулась с первой, так они спешили внести изображение двусмысленно улыбающейся стирийки.
