Поскольку теперь время есть, внимательно обследую её. Ей хоть бы хны, только испугалась. Пользуясь возможностью, шлю несколько импульсов один за другим, чтоб успокоить. Не сразу, но получается.
Через полчаса появляется Стеклов и сразу хватается за сумочку.
– Чёрт. Ну что за дура. Ни телефона, ни документов, – бормочет Стеклов, вытряхивая содержимое сумки на диван. – Саня, вроде с ней всё в порядке, ну, сообразно ситуации. Но она почему-то до сих пор без сознания. Ты успел рассмотреть, что с мозгом в твоей проекции?
– Да как будто сильный нокаут. Очень сильный. Разрывов сосудов внутри черепа не увидел. Смотрел два раза.
– Ладно. Подождём… Слушай, такое дело. Этого ребёнка просто физически некуда деть. Можешь подставить плечо и взять к себе буквально на несколько часов? Потом я всё организую, и у тебя его заберут.
– Да могу, конечно.
– Лена тебя отвезёт и поможет немного.
Через десять минут, собрав вещи, переодев с помощью модели-Лены памперс на ребёнке, покидаю больницу. Девочка проснулась, попыталась плакать, но Лена её как-то быстро успокоила, взяв на руки. Я толкаю коляску.
Лена, оказывается, на своей машине. Грузимся, я с ребёнком на заднем сидении. Хрен его знает, как надо везти ребёнка: специального детского фиксатора либо какого-то кресла нет, потому просто очень крепко держу в руках.
У меня дома Лена быстро обследует обе комнаты, берёт деньги и выходит в магазин. Через полчаса возвращается с большим пакетом памперсов, двумя коробками сухой молочной смеси и десятью банками с овощным и фруктовым пюре. Отдельно ставит большую бутылку воды и стеклянную банку яблочного сока.
У неё, кажется, какой-то эмпатический талант: при ней и ребёнок не нервничает, и у меня настроение в норме.
– Смотри, герой. Кормишь – вот так. – Лена ловко держит извивающегося ребёнка на одном колене и технично отправляет в рот ложку пюре (всю сложность манипуляции я оцениваю позже, когда остаюсь один). – Когда покормишь, обязательно подержи вверх головой, чтоб воздух вэкнула. Если срыгнёт едой, будешь заново кормить. Корми аккуратно и понемногу – чтоб не подавилась!
На всякий случай записываю это всё на видео в телефоне.
– В одежду, пока лето, лучше не одевай: угваздается – просто сполоснёшь водой. А бодики стирать надо будет. Поишь каждый час либо как начинает плакать – вот так, – и вторая бутылочка, на этот раз с соком, разведённым водой, также испаряется. – Памперс меняй раз в два часа. При смене памперса подмываешь. Пошли, покажу как.
– Да ладно, разберусь…
– Ну смотри, тебе жить… Про памперс много не рассказываю – это бесполезно, пока сам несколько штук не сменишь. Только застёгивай плотно, а то перекосится набок. На сутки – двое тебе хватит этого пакета, там разберёмся.
– ЭЭЭ, какие сутки – двое?! – пытаюсь возмутиться. – У меня куча своих дел!
– Молчи, мелкий. И слушай. По правилам, мы должны обследовать ребёнка и, если всё ОК, передать в педиатрию.
– Так с ней же всё в порядке! Её вообще не задело, как ехала в коляске – можно сказать, особо даже не проснулась!
– Да. Потому мы своё заключение уже написали. Но у Сергея – тёрки с детским отделением, для тебя – без подробностей. В детское быстро сдать не получится. У нас, объективно, ухода обеспечено не будет. Прими как данность. Если же ребёнка сдать через полицию в органы опеки – это она непонятно сколько времени даже не поест нормально. Не говоря уж о том же уходе. А в этом возрасте для ребёнка весь этот инцидент опаснее, чем для матери: мать мы рано или поздно приведём в себя. А что с ребёнком может сделаться за несколько суток в наших государственных органах, я тебе даже говорить не буду. В общем, взялся помогать – помогай до конца.
– Ладно, ясно, – сдаюсь под напором обстоятельств и её феромонов. – А какие перспективы на эти сутки? Или двое суток?
– Ну, нам надо мать привести в сознание – узнать координаты родни и сдать ребёнка родне. Может, и через час уже получится. Терпи. Будет везде лезть – смотри, чтоб до розеток не достала… – и модель в белом халате захлопывает за собой дверь с той стороны.
А я остаюсь наедине с малышкой, которая, поев, громко портит воздух и радостно начинает тянуться к моему анатомическому атласу.
После ремонта в кухонном столе остались заглушки для розеток. От греха подальше, прохожу по дому и затыкаю все розетки.
Подумав, пересаживаю её на пол: сейчас лето, не холодно, но на полу она ничего на себя не своротит и никуда ниже не упадёт – пока только ползает, ещё не ходит.
По плану сейчас завтрак, но непонятно, как быть с ней. Интересно, как её зовут? Вот же не было печали…
Она уже полчаса тащит к себе всё, до чего дотянется. Слава богу, на полу мало что есть. Сейчас вот устроилась теребить кабелегон. Ну-ну, он прочно приколочен.
Мне сейчас нужно принять душ и идти на кухню готовить. Но как только я скрываюсь на кухне, из комнаты доносится требовательный детский крик.
Создатель, дай мне сил и терпения…
Кажется, она не хочет оставаться одна. Беру её с собой, попутно успокаивая ещё одним импульсом. Моя частота почему-то на ней «не держится» – примерно как на Вовике в зале бокса. Какая-то природная сопротивляемость, что ли. Или эмоции снаружи управляются хуже физиологии? Пытаюсь всучить бутылку с водой, но не тут-то было. Не хочет.
Подумав, снимаю с антресолей пластиковое корытце, в котором родители купали меня, набираю в него тёплой воды на ладонь, ставлю на пол в коридоре и кладу туда ребёнка. Туда же бросаю несколько теннисных мячиков. Визг и вопль, но позитивный и радостный.
На время стихшего детского крика молниеносно ныряю в ванну, ставлю рекорд по скорости мытья и выскакиваю в одном полотенце обратно в тот момент, когда она тянется к моему телефону, лежащему на диване. Только не это!
Лужа на весь коридор. Само корытце перевёрнуто.
Отбираю телефон.
Игрушек у меня тоже никаких нет, я давно вышел из этого возраста. Чёрт, что делать?
Даю в руки пульт от телевизора. Какое-то время она интересуется кнопками, нажимает всё подряд по очереди, а я пытаюсь что-то себе приготовить. Не получается – долго находиться на кухне мне никто не даёт. Ограничиваюсь бутербродами и пучком петрушки, который съедаю прямо целиком.
Какое-то время тишину в доме обеспечивает передача про животных. Ухх. Пять минут можно передохнуть.
Кажется, позаниматься не получится.
И как идти на тренировки?
Никогда не думал, что от маленького ребёнка может быть столько больших проблем в течение часа. Одну ведь её тоже не оставишь – не кошка.
Слава Богу, это она ещё не капризничает и не плачет. Просто всюду лезет, всё пытается дёрнуть на себя и этим ужасно держит в напряжении.
Неужели я был таким же?
Периодически вижу её попытки начать хныкать, но каждый раз успокаиваю. Пока получается. В итоге маленький монстр просто перестаёт слезать с моих рук.
Интересно, а как растят детей простые люди? Тут же за час можно с ума сойти, не то что за неделю или месяц…
Сесть почитать тоже не вышло: анатомический атлас у меня пытаются вырвать. Маленькими руками, по которым даже ударить нельзя.
…мать…
Через какое-то время приходится нести её в душ: плановая смена памперса с соответствующими водными процедурами. Памперс стягиваю прямо в душевой кабине – от греха подальше. Абсолютно правильно, как показала практика через секунду. Заодно моемся ещё раз.
Грязный памперс вызывает в моей душе такую бурю эмоций, что просто нет слов. Себя становится жалко чуть не до слёз. Двумя пальцами выбрасываю его в мусорное ведро. Через тридцать секунд по квартире распространяется непередаваемый аромат. С ней на одной руке, с мусорным ведром в другой, демонстрирую чудеса эквилибристики, выбрасывая содержимое ведра в мусоропровод одной рукой и одной ногой.
В прострации сажусь на пол рядом. Что-то я не готов к такой жизни в течение двух суток. Надо срочно что-то придумывать. Бабке с дедом, что ли, сдаться? Они-то точно знают, что делать в этой ситуации. И опыта у них явно побольше.
Но сначала надо согласовать это со Стекловым. Мало ли, кто из родни и когда кинется искать этого ребёнка. А он за городом.
– Сергей Владимирович, здравствуйте, Вам удобно?
– Да, могу, – на редкость быстро отзывается Стеклов в то время, когда у него мобила обычно на беззвучном.
– Я звоню сдаваться. Я не справляюсь с этим ребёнком. Не хочу паниковать, но долго я не выдержу. У меня есть вариант…
– Погоди, – перебивает он меня. – Мать в сознание привели. Сутки-двое она побудет у нас. Что ребёнок у тебя – ей сказали, она не против. Она, кстати, тоже категорически не хочет отдавать ребёнка в нашу педиатрию (интересно, что там не так с этим отделением?). Просит, если возможно, чтобы ребёнок побыл с тобой какое-то время. Ещё она дала телефон мужа, мы уже ему позвонили. Муж в командировке. Вылетит ближайшим рейсом, но это в любом случае около суток. Предлагаю такой вариант: я к тебе на эти сутки отпускаю Лену (есть возможность), но ты должен обеспечить ей максимальный комфорт – она помогает исключительно по своей воле. Эти сутки она не должна ни в чём нуждаться, чтобы мне потом не пришлось извиняться. Она – моя подчинённая, и я её прошу, как понимаешь, в обход официала… Это – её личное одолжение.
– Комфорт – не вопрос! – лихорадочно тороплюсь согласиться, пока ничего не поменялось. – У меня две квартиры на одном этаже! Пусть занимает любую, хоть обе! Я вообще могу у бабки с дедом пожить!
(Лучше я буду ездить в город из деревни, чем эта пытка младенцем ещё сутки или двое).
– Не вздумай, – отрезает Стеклов. – А если что-то купить понадобится, как ей с ребёнком в магазин бежать? А готовить кто будет? Она, с ребёнком на руке? Посуду если помыть или ребёнка подмыть – кто поможет? Даже и не думай сбежать.
– Да знаю, но должен же я был хотя бы попробовать… – уныло бормочу в трубку. – Сергей Владимирович, я могу ей какие-то деньги предложить за помощь? Это удобно? Я сейчас при финансах.
– Не вздумай. Это исключено по целому ряду причин, о которых не по телефону.
– Ну, я думал, что у вас зарплаты маленькие, денег должно не хватать…
– Ты не в курсе всех её личных обстоятельств. И почему она тут работает. Она из более чем серьёзной семьи, для неё финансы – не приоритет. Лучше делай, как я говорю: ей должно быть комфортно. Больше ты ничем ей помочь не можешь.
– Понял. Делаю.
Когда меньше чем через час раздаётся звонок в дверь и появляется Елена, я уже готов молиться всем богам и радуюсь ей больше, чем бомж – миллиону долларов.
– Ура! – обессиленно выдыхаю, вручая ей ребёнка прямо в прихожей. – Как мы рады вас видеть!
– Эй, стоп, дай руки помою!
Наконец, у меня забирают этого маленького монстра, и я могу хоть на кухню нормально сходить. С запозданием приходит мысль, что Лену тоже надо покормить. Хоть в комнату с ребёнком даже заходить не хочется, делаю над собой усилие и спрашиваю от двери:
– Лен, ты голодная?
– Да, конечно.
– У тебя есть ограничения по кухне? Или ты всё ешь?
– Ем всё.
– Я выскочу в магазин на пятнадцать минут?
– Давай. Детского питания «АМИРАН» захвати. Любого. Банок пять.
Никогда шум улицы не был ещё таким желанным, ура!
В магазине меня догоняет мысль, что надо не ударить в грязь лицом. В дополнение к своему обычному рациону, набираю сыров, рыбы, колбас.
От дверей возвращаюсь за детским питанием. Хорошо, что вспомнил.
На кухне развиваю бурную деятельность. Поскольку дело уже к обеду, быстро режу окрошку. На кефире, хе-хе. Раскатываю привычное тесто для пиццы, сразу на несколько штук – с рыбой, колбасой, просто «Маргариту».
Пока пицца в духовке, режу салаты.
Через полчаса кричу из кухни:
– Ле-е-еена-а-а!
В дверях возникает шипящая Лена:
– Чего ты орёшь?! Только уснула! Погоди, дверь в комнату закрою.
– Упс! Не надо, иди на кухню, я сам, – на цыпочках иду к двери и со всем возможным старанием закрываю без шума.
* * *
– А ты хорошо готовишь, – получаю приятный комплимент через пятнадцать минут, когда от обеда остаются только сыр и колбаса, которые уже просто не лезут.
– Так давно один живу. Ну и – я старался. Ты даже не представляешь, насколько я тебе благодарен за то, что ты приехала!
– А-а-ха-ха, оч-ч-чень даже представлю, – весело бросает Лена. – Сергей сказал, ты тут чуть не вешаешься и звонишь в слезах.
– Не то слово… – бормочу, соглашаясь на все сто процентов. – Это просто какой-то маленький монстр. Никогда не думал, что меня так легко опрокинуть в стресс. Чуть не до слёз, гхм.
– Да ну, как раз всё понятно. Тебе сколько лет?
– Шестнадцать. Но давно живу один и ко всему привык.
– К чему ты привык, не имеет значения. У тебя сейчас самый пубертат. В теории, гормональные не то что шторма, а тайфуны. Сергей говорит, ты спортсмен? С жёстким режимом дня?
– Да. Не совсем чтобы прямо по секундам, но живу в очень чётком графике.
– Вот. Сегодня переволновался?
– Немного. Один раз на этом же перекрёстке уже держал на руках сбитую девочку, пока скорую ждал. В этом месяце. Сейчас уже почти что всё знакомо, тьфу три раза. Да и повреждения у этой женщины гораздо скромнее: так, синяки, по большому счёту…
– О как… А что с той девочкой было?
– Разрыв бедренной артерии. И все вокруг стоят – вылупились, как солдат на стриптиз, а скорая через десять минут только, – неожиданно для самого себя делюсь наболевшим.
– Ничего себе, – присвистывает Лена, – и как справился?
Мысленно ругаю себя за длинный язык:
– Да там скорая вовремя подъехала, я вообще ничего не делал. Только сосуд немного пережал вручную, буквально на минуту. Тромб же сам образуется.
Кажется, объяснение проходит, потому что Лена продолжает:
– А сбой режима дня у тебя сегодня был?
