– Мы встречались на танцах, ты помнишь? – он продолжал общение, – меня зовут Александр.
Честно говоря, я не помнила. Я вообще забыла всё, что было до того события. Мне было плевать на Александра, на танцы и на этот городишко, пребывание в котором испортило мою жизнь.
– Александр, извини, но мне нужно идти, – ответила я и ушла, не оборачиваясь.
Я отправилась в аптеку и купила злополучный тест. Как я и опасалась, он оказался положительным. Мне нужно было срочно ехать в город к гинекологу. Я сказала бабушке, что мне нужно довезти в университет кое-какие документы и молилась Богу, чтобы она не сообщила родителям. Я зашла в душный автобус, на улице как назло была жуткая жара, хотя стояла уже вторая половина августа. Каникулы заканчивались, приближался учебный год. Через двадцать минут езда в этом трясущимся автобусе стала настолько невыносимой, что я открыла все окна, которые только было возможно, но это не помогло. Разумеется, кондиционера не было. Меня тошнило, я понимала, что ещё чуть-чуть и мой завтрак вырвется наружу.
– Мне плохо, остановитесь, пожалуйста, – обратилась к водителю.
– Девушка, здесь нет остановки, – ответил он, – дождитесь следующей.
Но было поздно. Меня вырвало прямо на пол. Я понимала, что все пялятся на меня, но что я могла поделать? Мало того, что люди с нескрываемым презрением смотрели на меня, так они ещё и опускали комментарии вроде: «Какой позор!», «Такая молодая!» (как будто только старики имеют право на неуместную рвоту!), «Вот ужас!». Я выбежала из автобуса на ближайшей остановке под крики: «А убирать за тобой кто будет?». С каждой секундой мне казалось, что моя жизнь уже не может стать ещё ужаснее. Но это были не все новости. Беременность подтвердилась. Меня заставили сдать какой-то анализ, и гинеколог сказала: «Поздравляю!», честно слово, она же видела моё лицо в этот момент! «Поздравляю» – было самым неподходящим, но видимо, хорошо отрепетированным, словом. Сразу же после её поздравлений я спросила про аборт. В её взгляде я моментально прочитала осуждение, но мне было плевать. Я любой ценой должна была избавиться от этого ребенка, и мне было всё равно, что думает эта женщина. Она отправила меня ещё на несколько анализов, которые я могла сдать только на следующий день. Я приготовилась ждать очередного приговора.
На следующий день я сказала бабуле, что весь день буду на пляже ловить последние солнечные лучи уходящего лета, надела купальник, положила в пляжную сумку нормальную одежду и отправилась снова на автобусную остановку. Мне еле удалось отказаться от завтрака, который бабушка приготовила специально для меня, ведь анализы нужно было сдавать на голодный желудок. В лесу, по дороге на остановку, я переоделась и стала ждать автобус. Мысленно я молилась, чтобы меня снова не стошнило, но потом вспомнила, что у меня в желудке совсем нет еды, а значит, и тошнить меня нечем. С анализами я прошла к врачу, которая сообщила мне о том, что аборт мне противопоказан. После этого слова «противопоказан», у меня в голове возникли образы кричащей матери, орущего отца, вечные скандалы в духе «как такое могло произойти в нашей семье?!» и подобное. Мне катастрофически не хватало, чтобы меня кто-то поддержал. Меня снова затошнило. На этот раз из-за перспектив будущего. Врач что-то говорила про антитела и разновидности клеток крови, когда я поняла, что отключилась. Я очнулась посреди дешёвой палаты муниципальной поликлиники, на что указывал жуткий запах и крики в коридоре. Через десять минут ко мне подошла медсестра и спросила:
– Вы в порядке?
Она издевается?
– Нет, – честно ответила я.
Позже я узнала, что значит, когда аборт «противопоказан». Я узнала об этом уже от более грамотного врача через несколько лет после родов. Противопоказание было относительным понятием, оно означало, что если я его сделаю, это может сказаться на качестве здоровья моих будущих детей, или на возможности забеременеть. Но тогда мне этого никто не пояснил. Мне сказали «противопоказан», и у меня не было сомнений в компетентности врача. Я просто приняла её слова на веру. И если бы я знала медицинские тонкости более подробно, то аборт бы всё-таки случился. Меня бы совсем не напугал тот факт, что в дальнейшем у меня могут быть проблемы с тем, чтобы забеременеть. Даже мысль об этом казалось мне противной. Но врач решила мне ничего подробно не рассказывать, то ли намеренно, то ли сама этого не знала. В любом случае, ребёнка я оставила. Конечно, о таком не принято говорить, когда ребёнок уже есть. Его принято любить и рассказывать всем о том, что он – лучшее, что случалось с тобой в жизни. И я люблю его, честное слово, люблю. Он самый близкий для меня человек, он так мне дорог и теперь я ни на кого его не променяю. Но если бы тогда я обладала полной информацией, то аборт бы сделала.
Короче говоря, мне предстояли роды. Одна мысль об этом вводила меня в жуткую панику. Я пыталась успокоиться, пыталась настроить себя на предстоящий разговор с родителями. В конце концов, они же мои родители, ну не убьют же они меня? Но как только я в своей голове произносила: «Мама и папа, у меня для вас новость», как тут же представляла себе картинку с криками и истериками. Я каждый день продолжала ходить на берег озера и прокручивать в голове что можно предпринять в данной ситуации. У меня были разные мысли. Например, отдать ребёнка на воспитание в другую семью. Но эту мысль я сразу же отогнала. Дело в том, что меня пугал не сам ребёнок, хотя и он, безусловно, тоже. И даже не роды. Больше всего меня пугала реакция родителей на эту новость. Их дочь-отличница, которая не имела права даже на оценку «четыре», занималась сексом(!), незащищённым сексом(!) и забеременела. Позор, ужас, апокалипсис! Нужно было как-то пережить именно процесс проговаривания ситуации, а дальше было бы легче. Во всяком случае, мне так казалось.
В один из таких дней на берегу озера ко мне снова подошёл Александр.
– Ты всё время сидишь здесь одна, и я не могу смотреть на то, как тебе грустно, – произнёс он. Даже его тон и сочетание слов были максимально занудными.
Я посмотрела на него, и буквально за долю секунды в моей голове возник план. В тот момент я даже сама изумилась своей изобретательности и циничности. Всё-таки человек в стрессовых ситуациях действительно способен на большее, чем он думает. Я поняла, что он – мой последний шанс исправить ситуацию. Он был милым, обходительным и даже симпатичным. И, кажется, я действительно начала припоминать, что мы с ним виделись на танцах. А, может быть, даже танцевали. Он был не так уж и плох, как мне показалось изначально. Конечно, я ведь не любила сверстников, и мне нужно было подавать парней постарше и поинтересней. Ну что ж, я своё получила.
– Тогда развлеки меня, – прямо ответила ему я.
Он улыбнулся и с нескрываемым удовольствием присел рядом. Он нёс какую-то чушь о своей жизни, которая мне была ничуть не интересна, о чём-то рассуждал, я иногда кивала в ответ на его слова, чтобы он думал, что я слушаю. На самом деле я думала о своём. Будет ли он хорошим отцом для моего ребёнка? Я ещё раз посмотрела на него, вгляделась в его честные и наивные глаза, и мне показалось, что да. Будет. В любом случае, выбора у меня не было.
Мы стали встречаться каждый день. На свидания он приносил мне цветы, в основном, ромашки, это было безумно мило, но совсем меня не трогало, потому что я продолжала вынашивать свой план и боялась, что что-нибудь сорвётся. Александр всё время болтал, я искренне улыбалась ему, потому что была безумно благодарна, что кто-то хочет проводить со мной время и хотя бы пытается сделать мне приятно. Через несколько дней я немного расслабилась и стала участвовать в его разговорах, и могу сказать, что с ним было даже интересно. Вечерами мы ходили в старый кинотеатр, единственный, который был в этом богом забытом городишке. Однажды, когда мы искали свои места, я увидела на соседнем ряду Эрика. У меня в глазах потемнело, я сразу же почувствовала боль внутри живота и инстинктивно схватилась за него. Я еле сдержалась, чтобы не закричать. Он посмотрел на меня и подмигнул. Я была готова кинуться на него и избить до смерти, клянусь! Даже не знаю что меня тогда остановило…
– Уходим! – резко сказала я Александру, он растеряно смотрел на меня, – уходим!! – повторила громче, и люди стали оборачиваться на меня.
Он весь вечер не мог понять что же на меня нашло, но я сказала, что у меня просто болит голова, и у девушек такое бывает.
– Понятно, – ответил он и покраснел.
Настал предпоследний день каникул, и назавтра мне нужно было уезжать. С одной стороны, я была рада покинуть этот городишко и никогда больше сюда не возвращаться. Но с другой… до сих пор мой план терпел фиаско. Что я имею в виду? У нас с Александром ни разу не было секса. Было очевидно, что он девственник. Однажды он неловко положил ладонь мне на колено, предварительно спросив моего разрешения. Это могло быть даже милым, если бы не его вопрос. Он блаженно закатил глаза, и по его лицу пробежала еле уловимая судорога, и мне показалось, что у него случился оргазм от этого прикосновения. Но я и сама не была экспертом в подобного рода вопросах. Ясно было одно: он бы точно не поверил, что я от этого забеременела. Конечно, он был идиотом, но не до такой же степени. Тогда я поняла, что мне придётся брать ситуацию в свои руки.
Мой план был таков. Я была на втором месяце беременности, и, не смотря на свой юный возраст, я изучила информацию касательно этого. Дети достаточно часто рождались семимесячными, поэтому, если я пересплю с ним сейчас, то вполне смогу выдать своего ребёнка за семимесячного, отцом которого мы бы всей семьёй считали Александра. Он, безусловно, поверил бы мне. Этот парень меня любил, и в этом была его ошибка. Поэтому в последний день, когда он особенно нарядился (надел белые льняные брюки и рубашку) и принёс на свидание вместо ромашек дорогие розы, я поняла, что должна сделать это.
Мы как обычно сидели на берегу озера, он говорил о своей любви ко мне, о том, что хочет продолжить наше общение в Риге, но поймёт меня, если я откажусь, ведь он представляет, как много сил мне понадобится на учёбу в университете. Он учился на автомеханика в колледже. И с сентября у него тоже начинались занятия. «Пора!», – сказала я сама себе.
– Я тоже люблю тебя, Александр, – сказала я тогда гордо и уверенно, как пионервожатая, – и не смогу без тебя жить.
На секунду мне показалось, что я перегнула палку, но было уже поздно, идти можно было только вперёд. Я наклонилась к нему и поцеловала в губы. Он понятия не имел, что делать в тот момент, поэтому я засунула в него язык и стала расстёгивать рубашку. Наверное, ни один мужчина не стал бы отказываться от такого развития событий, даже такой идиот, как Александр. Я трахнула его, он и опомниться не успел. Он пролепетал что-то вроде: «Я на тебе женюсь», а мне только это и было нужно. Я кивнула, как бы соглашаясь на его предложение, попутно надевая платье. Разумеется, я понимала, что не проживу с ним всю жизнь, он начал бы меня раздражать уже в первые месяцы брака. Я чувствовала, что это просто не мой человек. Но я была совсем не в той ситуации, чтобы рассуждать об этом. По крайней мере, тогда мне так казалось.
Я старалась думать о плюсах: этот брак, да и ребёнок в нём вызвали бы гораздо меньший скандал моих родителей, чем то, что случилось на самом деле. Поэтому из двух зол я выбрала меньшее. По возвращению в город я сразу же объявила родителям, что влюбилась и съезжаю к парню, чем вызвала их негодование. Но морально я была готова уже к любой их реакции. Когда мы с ним сняли квартиру, я почувствовала огромное облегчение. Пусть я буду жить с этим странным типом, но это лучше, чем под гнётом своих родителей. Они до последнего пытались меня отговорить от этого «опрометчивого шага», ведь совместная жизнь с парнем так осложнит мою учёбу в университете, но я ответила, что если им так будет спокойнее, то я обещаю им, что университет я окончу в любом случае, и даже апокалипсис меня не остановит. Диплом филолога будет лежать у меня на столе чего бы мне это ни стоило. Тогда они немного успокоились. А я сдержала своё обещание. Понятия не имею зачем. Но на десерт я им преподнесла новость о беременности. Они сначала даже не поверили мне: как же так, их малышка просто не могла заниматься сексом! Это невозможно! Ведь если ты учишься на пятёрки, твоя вагина сама по себе закрывается на замок, видимо, думали они. Но когда они поняли, что это не шутка, то заявили, что «виновник», за которого, я, разумеется, выдала Александра, должен на мне жениться. Собственно, он и не возражал. Он был счастлив.
Не хочу выглядеть высокомерной сукой, но Александр не мог понять, как ему вообще могла достаться такая девушка как я. Да, я была красива и могла претендовать на кого-то гораздо более успешного, удачливого и мужественного, чем мой первый супруг. Он, конечно, тоже понимал всё это, но тогда ему казалось, что любовь всесильна. Уже не кажется, – Николь цинично улыбнулась и продолжила, – мы поженились поспешно, без какого-либо праздника, которого мне совершенно не хотелось. Я сказала, что у меня очень много учёбы, а деньги нам понадобятся на ребёнка. Кстати, Александр бросил учёбу, чтобы содержать нас. Это было бы очень любезно с его стороны, но меня из-за этого жутко грызло чувство вины. Однако у меня не было времени долго предаваться чувствам: меня то тошнило, то мне нужно было к врачу, и разумеется, даже под предлогом ядерной войны, я не должна была пропускать лекции, потому что диплом филолога был дороже всего на свете.
Моя беззаботная жизнь, которая была у меня ещё несколько месяцев назад, казалась мне просто параллельной вселенной. Мне даже не верилось, что она существовала на самом деле. У меня было стойкое ощущение, что моя настоящая жизнь началась в тот злополучный вечер. Да, кстати, когда мы с Александром уезжали тогда с озера на его «девятке» после нашего первого секса, я увидела в окно Эрика: он шёл, обняв какую-то девушку за талию, а она громко смеялась. Интересно, как сложилась её судьба в дальнейшем? Мне стало так противно, что стошнило прямо в машине Александра. Потом я объяснила ему это, что забеременела именно в этот момент. Конечно, я явно перегибала с ложью и вскоре поплатилась за это.
Когда я рассчитывала, что выдам ребёнка за семимесячного, и никто не заметит моей лжи, то я даже не думала о том, что он действительно может родиться семимесячным! Так, я была на седьмом месяце беременности, и после лекций готовила дома обед, пока мой муж был работе. Я параллельно смотрела какую-то передачу по телевизору и вдруг почувствовала резкую боль в животе. Я пыталась успокоить себя тем, что с утра в университете съела какой-то несвежий бутерброд и это скоро должно пройти. Но через пару минут боль усилилась. Я всё ещё продолжала готовить обед, несмотря на это, потому что не могла остановиться и допустить мысль о том, что я могу сейчас родить. Как тогда с беременностью. У меня тогда даже духа не хватало, чтобы купить тест. Однако остановиться пришлось. Потому что у меня отошли воды. Я спокойно позвонила в скорую помощь (сейчас я сама удивляюсь собственному спокойствию!), и пока ждала врачей, собрала с собой вещи в роддом. Все мысли были только о том, как я объясню всем вокруг, что ребёнок родился так рано. А самое главное – Александру. Поэтому я даже не боялась самого процесса родов, потому что все мои мысли были только об этом. На секунду, даже на долю секунды в моей голове промелькнула мысль о том, что ребёнок может родиться мёртвым, но я тут же отогнала её вместе с пугающим меня чувством облегчения, которое эту мысль сопровождало. Сейчас я понимаю, что эта ужаснейшая мысль возникла в моей голове только из-за страха перед родителями. Если бы с самого начала я не подвергалась такому гнёту, и мне бы позволили быть просто самой собой, а не «самой лучшей девочкой в школе», если бы я не жила в постоянном страхе не соответствовать этому завышенному практически невыполнимому требованию, я бы не вышла замуж за первого попавшегося парня, не развелась бы с ним так скоро, и просто любила бы своего ребёнка. Но из-за всех этих страхов у меня в голове тогда возникла эта ужасающая мысль, вспоминать которую мне до сих пор безумно неприятно.
В общем, роды прошли легко (вот что значит молодость!) и ребёнок был на удивление здоровым. Даже слишком здоровым для семимесячного, как мне сказали врачи. Ох уж эти гены Эрика или Яниса! Если честно, мне всегда казалось, что это их общий ребёнок, я без труда могу найти в нём черты внешности и характера и того и другого. Нос с горбинкой – от Яниса, торчащие уши – от Эрика, острый разрез глаз – от Яниса, худощавость – от Эрика. Иногда мне кажется, что это только их ребёнок, а я просто суррогатная мать, которая его выносила. Может быть, это из-за того, что тот секс был только их желанием, а я просто лежала там как неживая. Господи, какую чушь я несу! Ну, конечно, я его настоящая мать! В общем, беда была в том, для всех моих родственников всё выглядело так, что он родился пятимесячным!
Когда после родов ко мне зашёл Александр, то осторожно спросил:
– Он жив? – ведь такие маленькие дети практически не имеют шанса выжить.
– Ну, конечно! – ответила я, и он обнял меня.
– Через что же тебе пришлось пройти! – сказал он, и на его глаза навернулись слёзы.
– О дорогой, ты даже представить себе не можешь! – ответила я, и чуть ли не впервые это была истинная правда.
Вдруг у Николь зазвонил телефон.
– Извини, – сказала она мне и взяла трубку.
Я разлила нам вино, оставшееся в бутылке, и приготовилась продолжить слушать историю Николь. Но моим планам не было суждено сбыться. По крайней мере, сейчас.
– Ты не возражаешь, если к нам присоединиться моя подруга? – спросила она после телефонного разговора, – она сейчас как раз недалеко отсюда.
– Конечно, – ответила я не просто из вежливости, мне действительно хотелось завести здесь как можно больше знакомств.
Глава 7. Париж
Подругой Николь оказалась хорошенькая девушка среднего роста, сочащаяся жизненной энергией. Это почувствовалось сразу же, как только она подсела к нам за столик. Она широко улыбнулась мне, как будто мы с ней были давно знакомы, и поцеловала в щёку. Пока мы её ждали, Николь немного рассказала мне о ней. Саша переехала сюда из Астрахани, когда ей было восемнадцать лет, то есть семь лет назад. Сейчас ей двадцать пять, как и мне. Ещё Николь сообщила, что она работает в сфере моды, и, заметив, как я воодушевилась при этом, поспешила пояснить:
– Ну, не знаю, можно ли это так назвать… в общем, она занимается индивидуальным шопинг-сопровождением. То ли это называется персональный шоппер, хотя, по-моему, шоппер – это сумка без замка, с которой можно ходить в магазин, а кто-то называет эту профессию стилистом, тут смотря с какой стороны посмотреть. В общем, тебе лучше спросить у неё об этом самой. Если честно, мы это редко обсуждаем.
Помимо бурлящей через край энергии, в Саше сразу бросались в глаза объёмные волосы естественного выгоревшего оттенка, которые лёгкими и немного пересушенными волнами лежали копной на её голове. Выглядело это очаровательно и по-парижски небрежно. Когда мы познакомились поближе, она призналась мне, что этот выгоревший оттенок, который я приняла за следствие отпуска на море, её мастер выводил очень долго и тщательно. «Вообще, в этом все парижанки», – сказала она тогда, – «смотришь на них, и кажется, что они надели первое, что под руку подвернулось, и к тому же не расчёсывали волосы три дня, но потом оказывается, что этот образ они подбирали со стилистом и на него потрачена куча времени. И знаешь, сейчас мне это жутко нравится!».
Сейчас на Саше были джинсы тёмно-синего оттенка, чёрная кожаная куртка, которая встречалась, кажется, на каждой местной жительнице и белые кеды. Она что-то сказала официанту по-французски, рассмеялась и посмотрела на нас.
– Я как раз пытаюсь объяснить Ольге, чем ты занимаешься, – пояснила Николь, – и как это называется…
– А, – в ответ Саша махнула рукой, – называется это везде по-разному. В России, на мой взгляд, хотя я там давно не живу, а бываю лишь наездами, понятия «стилист», «персональный шоппер», «имиджмейкер» смешались, да и здесь тоже, но немного по-другому. Я заметила, что каждый, в зависимости, от сферы своей работы и места проживания, называет эти профессии по-разному: персональный стилист, персональный шоппер, имидж-консультант, стилист-имиджмейкер. Вариаций много, но по факту имеет значение то, что ты делаешь на практике. Так, например, персональный шоппер, как несложно догадаться – это человек, который ходит с тобой по магазинам. Вот приехала обеспеченная (или не очень) дама на денёк в Париж: времени мало, а продуктивного шопинга хочется, поэтому можно обратиться к персональному шопперу, озвучить, что ты хочешь приобрести, а он покажет тебе все лучшие места, где это можно купить в ценовой категории клиента. Я занимаюсь этим. Но, на мой взгляд, просто показывать магазины слишком скучно, и я углубилась в стилистику, хотя начинала только с персонального шопинг-сопровождения. Как правило, женщины не просто хотят купить себе что-то определённое, они желают приобрести то, что подходит именно им, подчёрчивает их достоинства и соответствует их образу жизни. Поэтому я проходила несколько обучений, связанных именно со стилистикой. И я давно уже не просто персональный шоппер, я – персональный стилист вместе с персональным шоппером в одном флаконе.
– Звучит интересно, – искренне отозвалась я.
– Да, но это сложно. Точнее, сама профессия не сложная, если ты это любишь, но тут ещё нужно любить людей. Очень любить людей. Потому что если этого нет, то все эти дамы в процессе шопинга быстро начнут раздражать, – и Саша рассмеялась.
– Тогда это точно не для меня!
– Тут важно ещё быть и психологом, хотя, это, наверное, важно в любой профессии, связанной с общением с людьми. Нужно сказать, что никакого целлюлита у девушки нет, а просто свет в примерочной поставлен неправильно, – она снова рассмеялась, – вообще я могу много говорить о работе, меня нужно просто вовремя остановить!
– А я могу много слушать о твоей работе, – ответила я.
– Тебя интересует эта сфера?
– Как тебе сказать… Я вообще не знаю, что меня интересует, если честно. Но хорошие вещи всегда интересовали меня. Я люблю углубляться в историю бренда и изучать его изнанку, но… общение с людьми – это точно не для меня! Я имею в виду, в контексте их утешения касательно целлюлита и прочее, – при этих словах я передёрнула плечами, – хотя я как никто другой представляю насколько невыносима может быть женщина в процессе шопинга!
– А кем ты работаешь? – спросила Саша.
Я как-то заранее не подготовилась, что буду отвечать на подобные вопросы, и сейчас поняла, что зря.
– Ну… Я в поиске себя. Хотя, я всегда ненавидела, как это звучит. Как-то инфантильно…
– Звучит отлично! – возразила она.
Я улыбнулась и продолжила:
– Вообще я достаточно долго работала в сфере юриспруденции. Достаточно долго для своих лет, я имею в виду. Сначала помощником юриста, пока училась в университете, а потом юристом. Но вовремя остановилась и поняла, что это не моё. Сейчас я приехала сюда для перезагрузки и учусь в кулинарной школе у Николь.
– Только при разговоре об одежде твои глаза горели сильнее, чем при виде кухонных плит на занятиях! – отозвалась хозяйка курсов.
– Возможно, – ответила я, – в любом случае, я не питала надежд, что кулинария будет моим призванием. Я всегда считала это безумно скучным занятием, и, наверное, просто хотела доказать себе, что это занятие может быть тоже интересным, если его правильно преподать…
– Согласна, надеюсь, ты укрепишься в этом мнении после окончания курсов, – сказала Николь, – кажется, ты упоминала, что была замужем… не расскажешь, что случилось?
– Ну… Я действительно была замужем. Целых три с половиной года. Но к браку я испытала примерно то же самое, что и к юриспруденции. Я выходила замуж, потому что надо и потому что этого от меня все ждали. Но как выяснилось, что это не лучшая мотивация, чтобы принимать такие важные жизненные решения… Муж у меня был отличный, но я его не любила. Между нами не было искры. Точнее, была во время курортного романа. Но такой роман не зря называется курортным, нельзя из него было пытаться вытащить полноценные отношения или, тем более, брак. Это всё равно, что из куска хлеба пытаться приготовить торт. О! Кажется, я уже начинаю использовать кулинарную терминологию, – сказала я, и мы рассмеялись.
– Хорошее сравнение и хорошая мысль касательно курортного романа, полностью поддерживаю! У меня тоже есть такой опыт! – сказала Николь, и я снова поймала себя на мысли, как мне хочется продолжить слушать её рассказ, но Саша меня перебила:
– Вы с бывшим в хороших отношениях?
– С бывшим мужем – да, – пояснила я, – знаешь, наверное, просто сохранить хорошие отношения с человеком, которого ты никогда не любила, который для тебя всегда был просто другом… Но у меня есть и другой бывший, точнее, их много, но есть один, с которым мне бы очень хотелось сохранить хоть какие-нибудь отношения, но боюсь, что это невозможно…
Девчонки вопросительно на меня смотрели. Я сглотнула ком, подступивший к горлу, и продолжила:
– Дело в том, что я вышла замуж за Марка, хотя, это вышло случайно. Знаю, звучит по-дурацки, но именно так всё и было. Я собиралась замуж за Дениса, я действительно его любила, и он один из самых прекрасных мужчин, которых я встречала в жизни, но… у нас не сложилось. Я бросила его, сбежала прямо в ночь перед свадьбой[2 - Действия происходят в романе «Записки невесты».]. С тех пор мы не общались. Мне даже духу не хватает, чтобы позвонить или написать ему, спросить как у него дела. Хотя прошло много времени. Четыре года. Поверить не могу, что мне до сих пор стыдно!
– Ого! – сказала Саша, – вот это да, сочувствую тебе… Я прекрасно знаю, что такое чувство стыда, – она взяла меня за руку и нежно посмотрела в глаза.
Мы с минуту посидели молча.
– А давайте пойдём сегодня в «Фауст»! – с неожиданным энтузиазмом предложила Саша, видимо, чтобы как-то разрядить грустную обстановку, которая воцарилась за нашим столиком.
– Что это? – поинтересовалась я.
– Ночной клуб, – пояснила Николь, и мне показалась, что она недовольна этим предложением, – одно из любимых мест Саши. Ты же знаешь, я не могу так часто оставлять сына с Клодом. И он, скорее всего, будет против…
После этих слов я поймала себя на мысли, которая в моей голове ужасно не хотела соединяться с возвышенным образом Николь. Мне показалось, что этими словами она как бы хвасталась тем, что имеет человека (не просто человека – мужчину!), который ей что-то запрещал. У меня появилось ощущение, что пока она их произносила, то подавила в себе еле уловимую улыбку – свидетельство наслаждения от того, что у неё есть подтверждение его чувств к ней. Словно именно в этом микронасилии она видела его любовь.
С университетских лекций я помнила, что объектом преступления изнасилования является не физическое проникновение мужчины в женщину, а отсутствие выбора у женщины на вступление в половой контакт, то есть подавление её воли. Именно подавление её воли является преступлением. И действительно, ведь не сам факт секса так унижает, а то, что тебя не спросили.
Я задумалась: а чем отличается подавление воли женщины при сексе от того, чтобы запретить ей пойти в клуб или надеть определённое платье? Такое я тоже зачастую слышала от своих знакомых и подруг: «Он не разрешит мне в этом пойти!». На что мне всегда хотелось ответить: «Прости, дорогая, а тебе сколько лет, чтобы тебе кто-то запрещал или разрешал надевать определённую одежду?», но я молчала.
И главное было даже не в самом запрете. В мире всегда будут люди, которые хотят нас обворовать, оскорбить или подавить нашу волю. Это аксиома. Нам просто нужно учиться противостоять этому. Самое главное, что меня в этой теме беспокоило, было другое – то, как женщины об этом говорили. В подаче этой информации, их тоне и голосе слышались нотки не стыда, как можно было бы себе вообразить, а хвастовства. Они словно гордились тем, что в их жизни есть человек, который им что-то запрещает, и на их языке это значило – любит. И так ли далеко общество ушло от старой (и, думаю, многие согласятся совершенно ужасной) поговорки: «бьёт, значит, любит»?
Меня часто не покидало неприятное ощущение, когда кто-то из моих знакомых рассказывал о своих новых отношениях с мужчиной. Это ощущение заключалось в том, что девушка словно всеми силами хотела перестать думать собственным разумом, перестать испытывать собственные желания и начать уничтожать собственное мнение, чтобы вместо него встало мнение мужчины. Конечно, никто не признавался в этом напрямую, но поступки и поведение во все времена говорили больше слов.
Разумеется, Николь не была обязана соответствовать моим ожиданиям о ней. И всё-таки бывает неприятно, когда это происходит. С первой нашей встречи я видела её исключительно сильной женщиной, и это понятие я никак не вкладывала наслаждение тем, что ей кто-то что-то запрещает. Что ж, возможно, я просто ошибаюсь. Очень хотелось бы на это надеяться.
– Но мы так давно никуда не ходили! – настаивала Саша, и локоны на её голове ритмично двигались, словно поддразнивая нас.
Николь в ответ лишь пожала плечами. Отсутствие дальнейших пояснений должно было только подчеркнуть значимость произнесённых ею ранее слов.
– Я составлю тебе компанию, – отозвалась я.
– Правда?! – недоумённо посмотрела на меня новая знакомая.
– Угу.
– Будь осторожна, – решила предостеречь меня Николь.
Я вопросительно на неё посмотрела, но она ничего не сказала.
Глава 8. Фауст
Вечером мы с Сашей встречались у моста Александра III, чтобы отправиться в клуб, который находился прямо под этим мостом. Звучало интригующе. Я надела своё короткое чёрное платье, в котором сейчас было слишком холодно, чёрные остроносые балетки, сделала лёгкие кудри, чтобы они выглядели максимально естественно. Саша уже ждала меня на мосту. Она была одета так же, как и днём, за исключением того, что под её курткой был блестящий топ. Она смотрела в свой телефон, и заметила меня, только когда я подошла вплотную и поздоровалась. Тогда Саша улыбнулась и убрала телефон в карман. Её улыбка показалась мне какой-то официальной, она как будто была чем-то огорчена, но я не стала лезть к ней в душу. В конце концов, мы едва знакомы. Я часто замечала, что люди, который на первый взгляд кажутся безумно позитивными и весёлыми, на самом деле прячут под этим что-то печальное и тяжёлое. Хотя, возможно, я ошибалась. Но мне было интересно узнать Сашу. Она была необычной. Это я могла сказать про неё наверняка. Она была одной из тех людей, к которым тянуло по каким-то необъяснимым причинам.
Едва мы зашли внутрь, как Саша сразу же увидела своих знакомых, с которыми начала целоваться и общаться. Я снова почувствовала себя, как в школе, когда ты находиться вне модной тусовки, куда входили только классные девчонки. Однако сейчас я не чувствовала этого «школьного смущения» и желания провалиться сквозь землю. То ли общая атмосфера была более дружелюбной, то ли просто я повзрослела. Обменявшись любезностями, Саша практически сразу же вспомнила о моём присутствии и начала представлять меня окружающим. Мне было приятно такое внимание. Однако процесс этого знакомства был достаточно бесполезным, потому что я практически ничего не могла разобрать из-за шума и языкового барьера одновременно, а гости были уже достаточно пьяными и думаю, что тоже не расслышали моего имени.
Мы прошли к кому-то за столик и заказали по коктейлю. Саша представила мне всех, сидящих за этим столом, но я никого не запомнила. Я стала разглядывать присутствующих. Девушки были, в основном, очень стройными и высокими, с прямыми волосами, но естественно-прямыми, а не вытянутыми специальным прибором. На них было минимум макияжа, никаких теней для век, чаще всего, просто тушь для ресниц, и какая-нибудь яркая помада. Парни были более… разными. Я никак не могла составить портрет «среднестатистического» парня, который здесь обитал. На ком-то были цветные брюки, на ком-то шорты; были низкие, очень высокие парни, были крашеные блондины, были рыжие и брюнеты. Тогда я поймала себя на мысли, что мне гораздо больше нравится разглядывать девушек. Нет, никаких сексуальных наклонностей по отношению к своему полу у меня не было. Но мне почему-то нравилось смотреть на этих девушек и фантазировать какая у них жизнь: зачем они пришли сюда и чем занимались до этого; в котором часу они уйдут и с кем; во сколько завтра им нужно будет проснуться и идти по делам; и более глобальные вещи: влюблены ли они в кого-нибудь, взаимно ли это, привязаны ли они к кому-то или свободны. Мне чертовски хотелось расспросить их об этом, но, разумеется, я не стала этого делать. Зачем мне всё это было нужно? Наверное, таким образом, я хотела разобраться в женской психологии в принципе, и в своей, в частности. Внутренний мир мужчин меня интересовал меньше, потому что я меньше его понимала. Женские проблемы мне были ближе, ведь я сама женщина.
В зале играла музыка в стиле девяностых годов, и я сразу поняла, что мне здесь нравится. Если бы из колонок звучало что-то «суперновое», возможно, я могла бы почувствовать себя не в своей тарелке. Я никогда не могла уследить за последними трендами в музыке, кино и так далее. Я просто интуитивно выбирала то, что мне нравится. В более раннем возрасте я подвергалась из-за этого критике своих ровесников, потому что продолжала носить джинсы-клёш, которые уже вышли из моды, слушать музыку, которую никто не слушал, и не ходила на «тот самый фильм», от которого все были без ума. Во-первых, я сделала для себя вывод, что всё то, что было чересчур модным, ну или почти всё, в моей душе, как правило, не находило отклика, а, во-вторых, давление подростков только усиливало моё нежелание «следовать тренду», ну, а в-третьих, джинсы-клёш бесподобно сидели на мне, и я не видела смысла выбрасывать их из своего гардероба, только потому что все одноклассницы уже проделали то же самое.
