Лексикон.
Лидия жила в Лос-Анджелесе уже три года. Если бы она сразу после окончания старшей школы пошла в колледж, то этой весной уже получила бы диплом. И тогда Элис очень бы ею гордилась. Лидия, как казалось Элис, была умнее двух ее старших детей, а оба они поступили в колледж. Один в юридический, второй в медицинский.
Вместо этого Лидия предпочла отправиться в Европу. Элис надеялась, что дочь вернется домой, определившись, чем хочет заниматься и в каком колледже получать знания. Но Лидия не оправдала ее надежд. Вернувшись, она сообщила родителям, что влюбилась, пока жила в Дублине и училась актерскому ремеслу. И сразу же отправилась в Лос-Анджелес.
Элис чуть с ума не сошла. Особенно невыносимо было то, что она внесла свой вклад в то, что произошло. Дело в том, что Лидия была младшей из трех детей, родители которых работали и постоянно были в разъездах. Она всегда хорошо училась, и Элис с Джоном уделяли ей не так уж много внимания и мало в чем ограничивали. Лидия, в отличие от большинства детей ее возраста, могла сама принимать решения, никто не подвергал ее тотальному контролю. Карьера родителей служила блестящим примером того, что можно достичь многого, если ставить перед собой высокие цели и делать все возможное для их достижения. Лидия понимала, что мама права, когда говорит, как важно закончить колледж, но у нее хватило силы воли и смелости отказаться от этой идеи.
К тому же Лидия была не одинока. Самый горячий спор между Элис и Джоном состоялся после того, как он опустил свои два цента в копилку Лидии.
– Я считаю, что ничего плохого в этом нет. К тому же она всегда сможет поступить в колледж, если, конечно, захочет.
Это прозвучало примерно так.
Элис уточнила адрес в своем «блэкберри» и позвонила в квартиру номер семь, подождала, приготовилась еще раз нажать на кнопку звонка, и тут Лидия открыла дверь.
– Мам, я не ждала тебя так рано, – сказала она.
Элис сверилась с часами.
– Я прибыла минута в минуту.
– Ты говорила, самолет прилетает в восемь.
– Я говорила – в пять.
– У меня в ежедневнике записано: восемь.
– Лидия, сейчас пять сорок пять, и я здесь, стою перед тобой.
Лидия заметалась, как белка на шоссе.
– Извини, входи.
Перед тем как обняться, они помедлили, словно разучивали новый танец и еще не были уверены, каким должен быть первый шаг и кто поведет. Или, наоборот, они так давно не исполняли этот танец, что забыли, как это делается.
Элис почувствовала под блузкой Лидии ребра и позвоночник, дочь сильно похудела и весила футов на десять меньше, чем тогда, когда они виделись в последний раз. Элис хотелось верить, что это результат активного образа жизни, а не сознательного недоедания. Блондинка пять футов и шесть дюймов ростом, на три дюйма выше Элис, Лидия выделялась среди невысоких женщин итальянского и азиатского типа, которых в Кембридже было большинство, но на кастингах в Лос-Анджелесе таких, как она, наверняка пруд пруди.
– Я заказала столик на девять. Подожди здесь, я быстро.
Элис вытянула шею и из коридора обследовала кухню и гостиную. Мебель была, по-видимому, куплена на распродажах домашних вещей – оранжевый секционный диван, старинный кофейный столик и кухонный гарнитур в духе «Семейки Брэди»[1 - Популярный сериал 1969–1974 годов о семье Майка и Кэрол Брэди. У них шестеро детей, и у каждого – свои проблемы. Полноправным членом семьи является также экономка Элис. – Здесь и далее примеч. перев.]. Белые стены абсолютно голые, если не считать постер с Марлоном Брандо над диваном. И стойкий запах «Уиндекса», как будто Лидия перед самым приездом Элис делала уборку.
Вообще-то, в квартире было слишком уж прибрано. Ни разбросанных по комнате DVD- или CD-дисков, на кофейном столике ни книг, ни журналов, никаких наклеек на холодильнике, ни одного намека на эстетические пристрастия Лидии. В этой квартире мог жить кто угодно. А потом Элис заметила слева у входной двери груду мужской обуви.
– Расскажи, с кем ты снимаешь квартиру, – попросила она, когда Лидия вернулась из своей комнаты с мобильным телефоном в руке.
– Они на работе.
– А что за работа?
– Один работает за стойкой, второй доставляет еду.
– Я думала, они оба актеры.
– Так и есть.
– Понимаю. Напомни, как их зовут?
– Дуг и Малкольм.
Лидия на секунду вспыхнула, когда произнесла имя Малкольма, но Элис заметила. Лидия это поняла и быстро отвела глаза.
– Что мы стоим? В ресторане сказали, что можно прийти пораньше, – сказала она.
– Отлично, только я сначала зайду в ванную.
Намыливая руки, Элис рассматривала то, что стояло на тумбочке рядом с раковиной: лосьон и увлажняющий крем «Неутрогена», мятная зубная паста «Томс оф мэйн», мужской дезодорант, коробка тампонов «Плейтекс». Она задумалась. Все лето у нее не было менструации. А в мае была? В следующем месяце ей исполнится пятьдесят, так что она не слишком волновалась по этому поводу. Приливов пока не наблюдалось, по ночам не бросало в пот, но ведь не все женщины испытывают подобное во время климакса.
Вытирая руки, она заметила рядом со средствами по уходу за волосами, которые явно принадлежали Лидии, упаковку презервативов «Троян». Она решила побольше узнать об этих соседях дочери по квартире. В особенности о Малкольме.
* * *
Они сели за столик в патио «Айви», модного ресторана в центре Лос-Анджелеса, и заказали «Эспрессо мартини» для Лидии и бокал мерло для Элис.
– Как продвигается папина статья в «Сайнс»? – поинтересовалась Лидия.
Должно быть, она недавно общалась с отцом. Элис в последний раз слышала ее голос по телефону в День матери.
– Закончил и очень гордится своей работой.
– А как Анна и Том?
– Хорошо, очень заняты, много работают. Так как ты познакомилась с Дугом и Малкольмом?
– Как-то вечером они зашли в «Старбакс», была как раз моя смена.
Подошел официант, они заказали обед и напитки. Элис надеялась, что алкоголь снимет напряжение, которое висело в воздухе.
– Так как ты познакомилась с Дугом и Малкольмом? – спросила она.
– Я только что тебе сказала. Почему ты никогда не слушаешь, что я говорю? Они пришли в «Старбакс» и говорили о том, что неплохо бы найти соседа по квартире, а я как раз в это время работала.
– Я думала, ты работаешь официанткой в ресторане.
– Работаю. В «Старбаксе» в будние дни, а в ресторане по субботам.
– Похоже, на актерство у тебя времени почти не остается.
– Я сейчас нигде не занята, но хожу на мастер-классы и собираюсь на прослушивания.
– Что за мастер-классы?
– Там преподают метод Мейснера.
– А прослушивания?
– Телевидение и журналы.
Элис покрутила бокал с вином, сделала последний большой глоток и облизала губы.
– Лидия, а в целом какие у тебя планы?
– Я не планирую останавливаться на достигнутом, если ты об этом спрашиваешь.
Алкоголь возымел свое действие, но не то, на которое рассчитывала Элис, а наоборот: атмосфера начала накаляться, как всегда.
– Ты не можешь прожить так всю жизнь. Ты и в тридцать лет собираешься подавать кофе в «Старбаксе»?
– До тридцати мне еще целых восемь лет! Ты сама знаешь, что будешь делать через восемь лет?
– Да, знаю. В какой-то момент тебе не помешает стать платежеспособной, чтобы позволить себе такие вещи, как, например, медицинская страховка, кредит, пенсия…
– У меня есть медицинская страховка. И я могу начать зарабатывать как актриса. Многие люди так зарабатывают, знаешь, и гораздо больше, чем ты и папа, вместе взятые.
– Дело не только в деньгах.
– Тогда в чем? В том, что я не стала тобой?
– Говори тише.
– Не говори мне, что делать.
– Я не хочу, чтобы ты стала мной, Лидия. Я просто не хочу, чтобы в будущем у тебя не было выбора.
– Ты хочешь сделать выбор за меня.
– Нет.
– Я есть я, и это то, чем я хочу заниматься.
– Чем? Подавать в кофейне латте венти? Твое место в колледже. Эту часть жизни ты должна посвятить тому, чтобы научиться чему-нибудь.
– Но я учусь! Просто не сижу в какой-нибудь гарвардской аудитории и не извожу себя, пытаясь получить «А» по политологии. Я пятнадцать часов в неделю занимаюсь в серьезных классах по актерскому мастерству. Сколько часов в неделю занимаются твои студенты, двенадцать?
– Это не одно и то же.
– А вот папа думает иначе. Он за них платит.
Элис вцепилась в подол юбки и поджала губы. То, что ей захотелось сказать, было предназначено не для Лидиных ушей.
– Ты даже ни разу не видела меня на сцене.
Джон видел. Прошлой зимой он летал в Лос-Анджелес, чтобы посмотреть на нее в какой-то постановке. Элис не смогла выкроить время, у нее была масса неотложных дел. Но сейчас, глядя в полные боли глаза Лидии, она не могла вспомнить, что это были за дела. Элис была совсем не против актерской карьеры, но считала, что стремление дочери стать актрисой и нежелание получить образование в какой-нибудь другой области граничит с безответственностью. Если сейчас она не поступит в колледж и не получит диплом, то чем будет заниматься, если затея с актерством не удастся?
Элис подумала о презервативах, которые видела в ванной комнате. Что, если Лидия забеременеет? Она боялась, что в один прекрасный день Лидия обнаружит, что ее жизнь – цепочка несбывшихся надежд. Она смотрела на дочь и думала о впустую растраченном потенциале и зря потерянном времени.
– Ты не становишься моложе, Лидия. Жизнь проходит слишком быстро.
– Согласна.
Принесли заказанные блюда, но ни Лидия, ни Элис не прикоснулись к приборам. Лидия промокнула глаза льняной салфеткой с ручной вышивкой. Их разговоры всегда заканчивались ссорой, для Элис это было все равно что биться лбом о бетонную стену. Эти стычки не могли быть продуктивными, они умножали потери и, кроме боли, ничего не приносили. Ей хотелось, чтобы Лидия поняла, что она ее любит и желает только хорошего. Хотелось потянуться через стол и обнять дочь, но мешали все эти тарелки, бокалы… и прожитые врозь годы.
Внезапная суета у соседнего столика заставила Элис и Лидию отвлечься друг от друга. Блеснули вспышками фотокамеры, посетители и персонал ресторана смотрели на женщину, которая была чем-то похожа на Лидию.
– Кто это? – спросила Элис.
– Мам! – сказала Лидия с интонацией, которой она владела с тринадцати лет, – смесь смущения и чувства превосходства. – Это Дженнифер Энистон.
Они обедали и говорили на безобидные темы вроде еды и погоды. Элис хотелось что-нибудь узнать об отношениях Лидии и Малкольма, но она боялась затеять очередную ссору. Она заплатила по счету, и они вышли из ресторана, сытые, но неудовлетворенные.
– Мэм, простите!
Официант догнал их уже на тротуаре.
– Вы оставили это.
Элис опешила, не понимая, как у него оказался ее «блэкберри». В ресторане она не проверяла электронную почту и не заглядывала в календарь. Элис порылась в сумочке, «блэкберри» в ней не было. Должно быть, она выложила его, когда доставала бумажник, чтобы расплатиться.
– Спасибо.
Лидия с недоумением посмотрела на мать, словно хотела сказать о чем-то не связанном с погодой или кулинарией, но передумала. В ее квартиру они возвращались в молчании.
– Джон?
Элис остановилась в прихожей и ждала, не выпуская ручку чемодана. Прямо перед ней, на полу, на груде нераспечатанной почты лежал «Гарвард мэгэзин». В гостиной тикали часы, на кухне гудел холодильник. За спиной Элис остался теплый летний день, а в сумрачном, словно опустевшем доме воздух был холодный и спертый.
Она собрала с пола почту и прошла в кухню, а за ней, как преданный щенок или котенок, следовал чемодан на колесиках. Ее рейс задержали, и, даже если верить микроволновке, она вернулась домой позже, чем планировала. У него для работы был целый день. Целая суббота.
Красная лампочка голосовой почты на автоответчике не мигала. Элис проверила холодильник. Ни одной записки на дверце. Ничего.
Так и не отпустив ручку чемодана, она стояла в кухне и смотрела на убегающие вперед часы микроволновки. Огорченный, но великодушный голос в ее мозгу перешел в шепот, а более приземленный становился все громче. Она подумала было позвонить мужу, но второй голос отверг эту идею и не принял никаких оправданий. Она подумала, что, может, и не стоит беспокоиться, но голос нарастал где-то внутри, будто эхом отдаваясь в животе, вибрируя в кончиках пальцев, так что на него трудно было не обращать внимания.
Почему это ее так беспокоит? Он проводит эксперимент и не может бросить все и пойти домой. Она сама бессчетное количество раз была в такой ситуации. Такая у них работа. Они просто такие. Внутренний голос назвал ее идиоткой.
