В общем, я ожидал получить повестку дня и указания, где именно пройдет встреча, а не приглашение в бар от какой-то загадочной Рамоны. Роюсь в памяти: может, я кого-то знаю с таким именем? Или это было в какой-то песне?.. Нет, это Джоуи Рамон. Я складываю конверт пополам и кладу в задний карман. Не имя, а какой-то псевдоним порноспамера.
Я вырываюсь из неторопливой очереди за кофе как раз вовремя, чтобы отвлечь от работы усатого бариста. Где тут вообще бар «Лагуна»? В атриуме перед стойкой администратора обнаруживается несколько темных, разделенных стеклянными перегородками зон. Обычные отельные кафешки, безмерно дорогие рестораны и круглосуточные лавочки, где можно купить все, что ты забыл положить в чемодан вчера в четыре утра. Я брожу там, пока не замечаю слово «Лагуна», выписанное золотым готическим шрифтом над одним из темных дверных проходов – наверняка это все для того, чтобы запутать гостей.
Я заглядываю внутрь. Это бар с дорогим оформлением в духе ретро семидесятых: куча итальянского мрамора и баухаусной хромированной мебели. Сейчас там почти нет посетителей (хотя, может, не во времени дело, а в том, что они дерут по шесть евро за пиво). Смотрю на телефон: 18:15. Черт. Подхожу к стойке и оглядываюсь в надежде, что назначившая мне встречу особа не забыла прихватить картонку с надписью «Я РАМОНА. ИДИ КО МНЕ».
Вот такая шпионская секретность.
– Ein Weissbier, bitte,[1 - Пшеничное пиво, пожалуйста (нем.) – прим. пер.] – говорю я бармену, использовав примерно 60 % своего немецкого словарного запаса.
– Запросто, приятель, – отвечает он и поворачивается за бутылкой.
– Я Рамона, – тихо шепчет мне в левое ухо женский голос с легким акцентом американского Восточного побережья. – Не оборачивайся.
Что-то твердое упирается мне в ребра.
– Это у тебя антенна мобильника или ты настолько не рада меня видеть?
Это наверняка мобильник, но я исполняю приказ: в такой ситуации рисковать не стоит.
– Заткнись, умник.
Тонкая рука незаметно протискивается мне под мышку и ощупывает грудь. Бармен как-то слишком долго ищет нужную бутылку.
– А это что за хрень?
– Наплечную кобуру нашла? Осторожно, там лежит мой приемник GPS. А в этом кармане шумоизолирующие наушники для айпода – осторожно, они дорогие! – и запасные аккумуляторы для наладонника, а еще…
Рамона оставляет в покое мою разгрузку, и через секунду твердый предмет, который упирался мне в спину, исчезает. Бармен радостно разворачивается с диковинным стаканом в одной руке и бутылкой с культурно-стереотипной наклейкой в другой.
– Приятель, это сойдет? Это отличный «Weizenbock»…
– Боб! – чирикает Рамона, обходя меня так, что я наконец ее вижу. – Мне джин-тоник, со льдом, но без лимона, – добавляет она бармену с улыбкой, похожей на рассвет в швейцарских Альпах.
Я кошусь на нее и теряю дар речи.
Добро пожаловать в мир супермоделей – или, может, она дублер Умы Турман? Рамона почти на пять сантиметров выше меня, блондинка с такими скулами, за которые Мо задушила бы кого угодно.
И во всем остальном тоже хороша. У нее такая фигура, о какой мечтают фотомодели, – если, конечно, она сама не подрабатывает моделью, когда не тыкает пистолетами в спину госслужащим, – а шелковое вечернее платье наверняка стоит больше, чем я зарабатываю за год, и это без учета сверкающих украшений. Настоящее физическое совершенство – не то, что часто удается лично увидеть парню вроде меня: едва успеваешь восхититься – и бежишь со всех ног, прежде чем красота загипнотизирует тебя, как змея, которая смотрит в глаза какой-нибудь зверушке – мелкой, пушистой и съедобной.
Красивая, но смертельно опасная: сейчас ее тонкая рука скрывается в черной сумочке, и, судя по легкому напряжению в уголках ее глаз, я готов поставить на то, что она сжимает маленький автоматический пистолет с перламутровой рукояткой. Одно из защитных заклятий покусывает меня за запястье, и я понимаю, что вижу перед собой – чары. Я вдруг чувствую что-то вроде тоски по Мо, которая, по крайней мере, родом с моей родной планеты, хоть и имеет привычку играть на скрипке в самое непредсказуемое время.
– Какая неожиданная, но приятная встреча, дорогой! – с некоторым запозданием добавляет Рамона.
– Совершенно неожиданная, – соглашаюсь я и отступаю в сторону, чтобы взять стакан и бутылку.
Сраженный ее улыбкой бармен уже тянется за стаканом для джин-тоника. Я ухмыляюсь в порядке эксперимента. Рамона мне напоминает одну бывшую (ладно, если честно, напоминает Мэйри, признаю и стараюсь не поморщиться), только доведенную до совершенства и в режиме хищницы. Как только я привыкаю к влиянию ее чар, у меня возникает странное чувство, что я ее уже где-то видел.
– Это твоя красная «ауди» стоит на парковке?
Она обрушивает на меня всю мощь своей улыбки:
– А если и так?
Буль-буль… дзинь. Кубики льда падают в стакан.
– Шестнадцать евро, приятель.
– Запишите на мой счет, – механически говорю я и протягиваю ему ключ-карту от номера. – Если твоя, то ты меня чуть в кювет не сшибла на трассе A45.
– Чуть не… – Она смотрит сначала озадаченно, затем огорошенно. – Это что, ты ехал в этом хрустике?!
– Если бы контора заплатила за «ауди», я бы тоже гнал с ветерком. – Видя ее замешательство, я чувствую легкое злорадство. – За кого ты меня принимаешь? И кто ты такая? Что тебе нужно?
Бармен уплывает на другой конец стойки, продолжая блаженно улыбаться. Я моргаю, чтобы отогнать тревожные проблески искажений, которые возникают в поле зрения, когда я смотрю на нее.
Чары как минимум третьего уровня, говорю я себе и невольно ежусь. Моим магическим контрмерам не хватает силы, чтобы пробиться через них и показать мне, как она выглядит на самом деле, но, по крайней мере, я знаю, что мне морочат голову.
– Я Рамона Рандом. Можешь звать меня Рамоной.
Она пригубливает джин-тоник, а потом обеспокоенно смотрит на меня сверху вниз: так аристократ-элой разглядывал бы неуклюжего полуслепого морлока, который каким-то образом выбрался на поверхность. Я на пробу отхлебываю пива и жду продолжения.
– Хочешь меня трахнуть?
Пиво идет через нос.
– Шутишь?! – Это все же вежливей, чем «я скорее займусь любовью с королевской коброй», и не так жалко, как «моя девушка меня закопает», но стоит мне это сказать – и я тут же понимаю, что это правильная, интуитивная реакция. – Что там под чарами? Наверняка ничего такого, что стоит тащить в постель.
– Это хорошо, – говорит Рамона и кивает, локон светлых волос на миг закрывает лицо. К моему вящему облегчению тема закрыта. – Все парни, с которыми я спала, умирали меньше чем за двадцать четыре часа. – Кажется, я изменился в лице, потому что она оправдывается: – Это совпадение! Я их не убивала. Ну, по большей части.
Я понимаю, что пытаюсь спрятаться за стаканом с пивом, и заставляю себя выпрямиться.
– Приятно слышать, – ответ выходит несколько поспешным.
– Я просто спросила, потому что нам предстоит работать вместе. И было бы очень печально, если бы ты со мной переспал и умер, потому что это нам не годится.
– Правда? Как интересно. И чем, по-твоему, я занимаюсь?
Рамона ставит стакан на стойку и вынимает руку из сумочки. И опять дежавю: вместо пистолета она держит трехлетний «Palm Pilot». Техника старая, и я даже немного задираю нос, узнав, что хотя бы в одном важном плане у меня перед ней преимущество. Она откидывает щиток и смотрит на экран.
– Я думаю, ты работаешь на Столичную прачечную, – спокойно заявляет она. – Номинально ты старший офицер в отделе внутренней логистики. Тебе поручено представлять свой отдел на разных совместных комитетах и заниматься закупками в сфере IT. Но на самом деле ты работаешь на Энглтона, верно? Значит, они в тебе увидели что-то, чего я… – она скептичным взглядом окидывает мою потертую футболку, джинсы и разгрузку с гиковскими приблудами, – …не вижу.
Я надеюсь, что сдулся не слишком заметно. В общем, ясно: она в игре. Так даже легче – хотя это еще вопрос спорный. Я глотаю пива (на этот раз успешно).
– Может, скажешь тогда, кто ты такая?
– Уже сказала. Я Рамона, и я не собираюсь с тобой спать.
– Хорошо, Рамона-и-я-не-собираюсь-с-тобой-спать. Кто ты? Ты вообще человек? Я ничего не вижу за твоими чарами, и это меня нервирует.
Меня сверлят сапфировые глаза.
– Гадай дальше, обезьяныш.
Господи боже…
– Ладно, на кого ты работаешь?
– На Черную комнату. И я всегда работаю в этих чарах. У нас дресс-код, знаешь ли.
На Черную комнату? В животе у меня холодеет: я один раз пересекался с этими ребятами на заре своей карьеры, и все, что я узнал о них в дальнейшем, подсказывает, что мне очень повезло остаться в живых.
– Кого ты собираешься тут убить?
Она корчит недовольную гримасу:
– Я должна с тобой работать. Никого убивать здесь мне не поручали.
Мы снова ходим кругами.
– Ладно. Ты собираешься со мной работать, но не будешь со мной спать, чтобы я не умер от проклятья мумии и так далее. Ты приоделась так, чтобы захомутать какого-то бедолагу, но не меня, и тебе известно, кто я такой. Может, пора перестать морочить мне голову и объяснить наконец, что ты здесь делаешь, почему нервничаешь и что происходит?
– Ты что, правда не знаешь? – слегка ошалело спрашивает она. – Мне сказали, что ты получил инструктаж.
– Инструктаж? – теперь ошалел уже я. – Ты шутишь? Я приехал на собрание комитета, а не на ролевую игру.
– Так! – На миг она кажется озадаченной. – Ты приехал на очередное заседание совместного комитета по космологическим вторжениям, правильно?
Я едва заметно киваю. Ревизоры обычно не спрашивают, чего ты не говорил, их интересует, что именно ты сказал и кому.[2 - Особенно нежелательно выбалтывать государственные тайны сногсшибательным иностранным шпионкам, особенно если до конца неизвестно, люди ли они.]
– О тебе мне ничего не говорили.
– Ясно, – задумчиво кивает Рамона и слегка расслабляется. – Похоже на обычную служебную лажу. Как я уже говорила, мне сказали, что мы будем работать вместе – совместная операция, начиная с этой встречи. Кстати, об этом заседании: у меня аккредитация.
– То есть… – Прикусываю язык, пытаясь вообразить ее в комнате для совещаний над шестидесятистраничной повесткой дня. – В каком качестве?
– В качестве наблюдателя. Завтра покажу свою печать, – добавляет она. (И на этом точка. Печати выдаются тем из нас, кого назначают в совместный комитет.) – А ты мне покажешь свою. Наверняка тебя проинструктируют за это время – потом нам будет о чем поговорить.
– А что за… – сглатываю, – …что за работа нас ждет?
Она улыбается:
– Баккара.
Она допивает джин-тоник и, прошелестев платьем, встает.
– До встречи, Роберт. До вечера…
Я беру еще одно пиво, чтобы успокоить нервы, и устраиваюсь на плотоядном кожаном диване в дальнем углу бара. Когда бармен отворачивается, я вытаскиваю свой «Трео», запускаю специальную программу и набираю номер в Лондоне. Четыре гудка, затем отвечает мужской голос:
– Босс? У меня тут головняк. Явилась какая-то Рамона, работает на Черную комнату. Утверждает, что мы должны работать вместе. Что вообще происходит? Мне нужно знать.
Я кладу трубку, не дожидаясь реакции. Энглтон придет примерно в шесть часов по лондонскому времени, тогда я все и узнаю. Я вздыхаю, чем навлекаю на себя грязные взгляды от парочки разряженных авантюристов за соседним столиком. Думаю, им кажется, что я роняю уровень заведения. Меня охватывает чувство острого одиночества. Что я вообще здесь делаю?
Очевидный ответ: я приехал по делам Прачечной. Кто бы ни позвонил в дверь или по официальному телефону, попадет в Столичную прачечную, хоть мы и не работаем в старой штаб-квартире над китайской прачечной в Сохо с окончания Второй мировой. У Прачечной долгая память. Я работаю здесь, потому что мне предложили выбор: работать на Прачечную или… или вообще нигде не работать. Никогда. И теперь, рассуждая трезво, я не могу их винить. Есть такие люди, которых не стоит оставлять снаружи, а то написают внутрь, а когда мне было двадцать, я был наивный и самоуверенный, и оставлять меня без присмотра было так же безопасно, как полтонны гелигнита. Теперь я обученный компьютерный демонолог, оккультист того рода, что и вправду может вызывать духов из бездонных глубин: ну или, по крайней мере, из тех уголков местного пространства Калаби-Яу, где они воют и шепчут, собранные в бране. Теперь я приношу гораздо меньше проблем – или, во всяком случае, знаю, какие нужны меры предосторожности. Теперь я как бункер, набитый умными бомбами.
Большая часть работы в Прачечной заключается в занудном заполнении формуляров и производстве должностных бумаг. Примерно три года назад мне стало невыносимо скучно, и я попросился на действительную службу. Это была ошибка, о которой я горько жалею до сих пор, потому что это подразумевает всякие неприятности: например, тебя поднимут в четыре утра из постели, чтобы пересчитать бетонных коров в Милтон-Кинс, и это совсем не так весело, как можно подумать – особенно когда дело доходит до того, что в тебя стреляют, а потом приходится заполнять еще более запутанные бланки и отчитываться перед Ревизионной комиссией. (А о ней лучше вообще молчать.) С другой стороны, если бы я не пошел на действительную службу, я бы не познакомился с Мо, с доктором Доминикой О’Брайен, – она, правда, ненавидит, когда ее называют Доминикой, – а я уже и вообразить не могу, какой была бы моя жизнь без нее.
По крайней мере, в принципе без нее. В последнее время она месяцами пропадает на разных учебных курсах – секретных, – о которых не может мне рассказывать. Сейчас она уже пятую неделю сидит в Данвиче, а за две недели до этого мне нужно было уезжать на очередной международный комитет, так что, по правде сказать, я соскучился. Я сказал об этом Пинки в пабе на прошлой неделе, а он фыркнул и заявил, мол, я веду себя так, будто уже женился. Наверное, он прав: я не привык к тому, что в моей жизни есть кто-то чудесный и не сумасшедший, и, кажется, я привязчивый. Может, нужно поговорить об этом с Мо, но это вопрос тонкий, и мне не хочется его поднимать: предыдущий ее брак счастливым не назовешь.
Я как раз добрался до половины стакана и мыслей о Мо (если она не занята, мы могли бы поболтать), когда у меня звонит телефон. Смотрю на экран и холодею – это Энглтон. Я вызываю конус тишины и подношу трубку к уху:
– Боб слушает.
– Боб, – ледяной голос Энглтона похож на шелест бумаги, а сжатие данных и туннель безопасности на линии добавляют ему эхо. – Я получил твое сообщение. Опиши мне эту «Рамону».
– Не могу. Она носит чары, по меньшей мере, третьего уровня – я чуть не окосел. Но она знает, кто я и зачем приехал.
– Понятно. Примерно этого я и ожидал. Теперь ты должен сделать следующее, – говорит Энглтон и делает паузу, а я облизываю внезапно пересохшие губы: – Ты должен допить пиво и подняться в свой номер. Внутрь не входи, пройди дальше по коридору к двери со следующим номером по той же стороне. Там уже должна расположиться твоя группа поддержки. Они продолжат инструктаж, когда ты окажешься в безопасном помещении. Пока что в свой номер не входи. Это понятно?
– Вроде да, – киваю. – Ко мне подкралось внезапное задание, так?
– Да, – говорит Энглтон и без экивоков вешает трубку.
Я отставляю пиво, а потом встаю и смотрю по сторонам. Я-то думал, что приехал на самое обычное заседание совместного комитета, но вдруг оказался среди зыбучих песков, возможно, на вражеской территории. Пожилые свингеры смотрят на меня без особого интереса, но мои заклятья не дрожат: я вижу их такими, какие они есть. Хорошо. Сразу ложись в постель, не ужинай, не забирай… качаю головой и ухожу.
Чтобы добраться до лифта из бара, нужно пересечь укрытую огромным ковром площадку, на которую открывается отличный вид с балконов двух этажей: в обычной ситуации я бы этого даже не заметил, но после сюрприза от Энглтона у меня по коже бегут мурашки, так что, переходя открытое пространство, я судорожно сжимаю наладонник и браслет с оберегом. Народу в холле немного, если не считать очереди усталых туристов у стойки администратора, и я оказываюсь у лифта, не почувствовав запаха фиалок или того щекочущего ощущения, которое обычно предшествует смертоносному заклятью. Нажимаю кнопку «вверх», и дверь лифта тут же открывается.
Есть такая теория, что все отельные сети участвуют в заговоре, призванном убедить путешественника в том, что на планете существует всего один отель, точно такой же, как в твоем родном городе. Я лично в это не верю: куда правдоподобней считать, что я никуда не ездил, а меня похитили инопланетяне, накачали наркотиками, внушили ложные воспоминания об унижениях на таможне и дорожной скуке, а потом упаковали на отдых в очень дорогую комнату с мягкими стенами. Заодно это объясняет и то чувство дезориентации и головокружения, которое я испытываю в этих дворцах; к тому же легче поверить в злокозненных инопланетян, чем в то, что живые люди готовы так жить.
И лифты – фундаментальная часть сценария инопланетного похищения. Я считаю, что пол под мрамор и зеркальный потолок специально так устроены, чтобы внушить гипнотическое чувство безопасности похищенному, поэтому я щипаю себя, чтобы оставаться начеку. Лифт едва начинает ускоряться при подъеме, как мой телефон начинает вибрировать. Я смотрю на экран, читаю сообщение и падаю на пол.
Лифт скрипит и поднимается на шестой этаж. Узел у меня в животе слабеет: подъем замедляется! Детектор энтропии, встроенный в антенну моего мобильника, выбросил на экран кроваво-красную иконку тревоги. Наверху творится что-то очень серьезное, и чем ближе я поднимаюсь к своему этажу, тем сильнее эффект. «Черт-черт-черт», – шепчу я, вызывая базовый защитный экран. Я безоружен: я же вроде бы приехал на дружественную территорию, а то, что творится на одном из верхних этажей отеля «Рамада»… Я невольно вспоминаю другой отель, в Амстердаме, и вой ветра, летящего в пустоту через портал на месте стены… Дзынь. Двери открываются, и в этот миг я понимаю, что нужно было броситься к панели управления и нажать кнопку аварийной остановки. «Вот дерьмо», – добавляю я (впрочем, ничего нового), как вдруг мигающая красным стрелка на экране телефона бежит против часовой стрелки и замирает на зеленом поле: безопасной зелени, нормальной зелени, зеленому знаку того, что чертовщина закончилась.
– Zum Teufel![3 - Вот черт! (Нем.) – Прим. пер.]
Я, как дурак, смотрю на пару ног, закованных в кожаные треккинговые ботинки (кажется, пуленепробиваемые), потом выше – на пару вельветовых брюк и бежевый пиджак пожилого немецкого туриста.
– Пытаюсь покрытие поймать, – бормочу я, выползая на четвереньках из лифта и чувствуя себя неимоверно глупо.
Я на цыпочках крадусь по коридору к своему номеру, ломая голову в поисках правдоподобного объяснения произошедшему: ситуация воняет, как лежалая треска. Что происходит? Рамона, кем бы она ни была… бьюсь об заклад, она в этом замешана. А скачок энтропии был огромный. Но сейчас все вернулось в норму. Кому-то открыли врата? Или это проксимальное заклятье?
Застыв у двери, несколько секунд держу руку над ручкой.
