Андрей Воронин "Дальнобойщики"

– Борька, скотина, открывай дверь! Открывай немедленно, не то все узнают, какая ты сволочь! Ну пожалуйста. Я должна тебе что-то сказать. Я беременна. – последние слова она произнесла почти шепотом, но Гарик их расслышал.

Его рука, потянувшаяся к замку, замерла на полпути. На какой-то миг он растерялся. В груди, там, где должно было быть сердце, что-то дрогнуло. Девушка. Молодая. Красивая. И внутри нее ребенок. Две жизни. Совсем невинные. Гарик засомневался. должен ли он? Одно дело, когда освобождаешь мир от вонючих хорьков вроде Гвоздя, а другое – невинное существо. Он никогда раньше не убивал беременных.

– Открывай, иначе я всем расскажу, что ты со мной сделал! – раздался за дверью истеричный крик.

Повинуясь инстинкту самосохранения, рука Гарика повернула ключ в замочной скважине. Затем он потянул дверь на себя и отошел в сторону, прячась за ней.

Не дожидаясь приглашения, девушка уверенно шагнула внутрь. Она собиралась с ходу наброситься на своего парня, но, не встретив его, раздосадованно обернулась. Ее пухленький ротик уже приоткрылся, готовясь выплеснуть наружу всю обиду, все негодование, накопившиеся внутри. Однако произнести она ничего не смогла. От изумления девушка лишилась дара речи. Перед ней стоял чужой незнакомый мужчина с пугающей внешностью.

Воспользовавшись замешательством жертвы, Гарик тут же нанес точный сильный удар правой рукой в подбородок. Удар оказался нокаутирующим. Не проронив ни слова, она свалилась на пол. Сильные руки подхватили ее и отнесли в ванную.

Гарик невольно залюбовался чистыми нежными чертами лица, на которое ниспадали растрепавшиеся белоснежные кудри. Она была словно ребенок, уснувший светлым, беззаботным сном. Однако из-за злосчастного стечения обстоятельств этому ребенку не суждено было проснуться. Никогда.

Явись она на пять минут позже, все сложилось бы иначе.

Держа на руках тело девушки, Гарик на мгновение задумался. В его четко продуманный план не входило двойное убийство. Значит, придется вносить коррективы. Новая версия созрела сама собой. Девушка приходит сообщить своему любовнику, что беременна, но находит того мертвым. Пребывая в крайне возбужденном состоянии, она сводит счеты с жизнью рядом с трупом любимого. Звучит вполне правдоподобно. Сойдет за бытовуху.

Остается вопрос: кто открыл дверь? Соседи слышали шум и подтвердят, что ее сначала не пускали, а потом дверь открылась.

Хотя и это не проблема. Вероятно, дверь была не заперта, а девушка, будучи на взводе, не догадалась сразу дернуть за ручку. Или возможно, она нашла свой ключ. А может. Ну да ладно, остальные версии придумает милиция. Им за это деньги платят. Теперь нужно было торопиться.

Придерживая тело прислоненным к ванне, Гарик извлек из чехла нож и, сунув его под воду, точными надрезами вскрыл вены на обеих руках девушки. Теплая вода притупила боль, так что та даже не очнулась. Как и ее друг, она умерла, не приходя в сознание, не испытывая мучений и страха. Последним, что она увидела на этом свете, было угрюмое лицо с безжалостным взглядом.

По мере того как кровь сочилась из ран, вода в ванне становилась все ярче.

Встав с края ванны, где он терпеливо ждал, когда жертва дойдет окончательно, Гарик достал из воды ее руки и поочередно вложил в каждую рукоять своего ножа, оставляя на ней отпечатки пальцев, после чего положил оружие на пол и отпустил тело. Оно как сноп рухнуло на плиточный пол. Кудрявая головка с хлюпающим глухим звуком ударилась о колено умывальника, проломив висок. Из ран на запястьях продолжала сочиться кровь.

Еще раз проверив напоследок квартиру и убедившись, что не оставил следов своего пребывания, Гарик направился к выходу. Дверь за собой запирать он не стал, а свет оставил включенным: все должно выглядеть правдоподобно.

Быстро спустившись по лестнице, он вышел из дома, свернул за угол и сел в ожидающий его там автомобиль.

– Чего так долго возился? – поинтересовался водитель.

– Теперь все в порядке.

Однако на самом деле это было не так. Матерый убийца и уголовник, без всякой жалости и сострадания перерезавший глотку десяткам людей, убил беременную девушку. И хотя он даже не сомневался, что, окажись еще раз в подобной ситуации, поступил бы точно так же, на душе было неспокойно. Впервые Гарик почувствовал раскаяние за содеянное.

Глава 8

Мерно стучали колеса. За окном вагона в вечерних сумерках проносились станции и полустанки, мелькали темные расплывчатые силуэты деревьев. Скорый поезд с огромной скоростью мчался по рельсам, оставляя позади столицу и приближая полковника Воронина к Кузнецку. По иронии судьбы нити дела, которым ему доводилось заниматься в данный момент, тянулись в такие разные и, казалось, ни чем не связанные части страны, из-за чего массу времени приходилось проводить в салоне автомобиля или в купе поезда. Следы обнаруживались то там, то здесь. И почти всегда случайно. Но сами грабители оставались неуловимыми. Их след резко обрывался, словно они проваливались под землю. Целую неделю никто из знакомых о них ничего не слышал. Казалось, их след потерялся. Но вот он снова появился. И где?! В никому не известном городишке.

Воронин облокотился на стол и обхватил голову руками. Легкое дребезжание и покачивание поезда действовали успокаивающе и располагали к глубокому раздумью. Он решил воспользоваться выдавшейся свободной минуткой и проанализировать имеющуюся в наличии информацию.

Во-первых, следствию было известно имя одного из членов банды грабителей. Он взял в руки карандаш и на листе бумаги начертил круг. Внутри него написал слово «Сурок». Так звали первого члена группы. Сурок или Балабонов Виталий Викторович по паспорту. Семьдесят девятого года рождения, нигде не работающий. Привлекался за воровство и мошенничество. Получил условно два года. Отпечаток большого пальца его руки был обнаружен вместе с пятнами крови на пробке от бутылки пива «Невское», найденной в кустах. К сожалению, пивная пробка оказалась единственной уликой, ее удалось отыскать на месте базовой стоянки грабителей. Следы от автомобильных шин и ботинок уничтожил дождь. Потоки воды почти полностью их стерли.

По непонятной причине сведения о местопребывании Сурка заканчиваются третьим днем после ограбления. Потом о нем больше никто не слышал и никто его не видел. Он словно сквозь землю провалился. Объявленный розыск ни к чему не привел.

Во-вторых, найдена и идентифицирована одна из украденных картин. Полотно репрессированного в тридцатых малоизвестного художника Сомова объявилось на одной из столичных барахолок, когда его пытались продать. Торговавший им наркоман клятвенно заверял, что картину ему оставил на хранение некий Михаил Чеботков по прозвищу Майкл. Но так как минула неделя, а Майкл не появлялся, наркоман решил, что за ней уже не вернутся. К тому же ему срочно понадобились деньги. Кроме того, как показал опрос знакомых, Сурка и Майкла в последнее время часто видели вместе.

Воронин начертил второй круг и вписал туда имя Майкл. Затем справа от каждого круга поставил вопросительный знак. Внизу начертил три квадрата, которыми обозначил пропавшие картины, и один перечеркнул.

И наконец нашлась вторая картина и третий грабитель. Объявились они в городе Кузнецке, за сотни километров от места совершенного преступления. Нашлись они благодаря жутким и трагическим обстоятельствам. Борис Коробков, известный также под прозвищем Гвоздь, был обнаружен матерью мертвым в ванне собственной квартиры. Рядом лежала его девушка – Светлана Овчинникова – с перерезанными венами. Бедная женщина так и не оправилась от потрясения и через три часа умерла в больнице от кровоизлияния в мозг. Согласно данным судмедэкспертизы, смерть Бориса Коробкова наступила в результате попадания воды в альвеолы легких. Попросту говоря, он захлебнулся. Хотя тут имелось одно странное обстоятельство: по заявлению врачей, перед тем как лезть в ванную, он выпил лошадиную дозу снотворного, смертельную для его организма. Оставалось непонятным: зачем тогда было лезть в воду? Что касается его подруги Светланы, то и тут не все гладко. Она перерезала себе вены. Это, конечно, можно объяснить шоком от увиденного, к тому же она была на третьем месяце беременности от Коробкова. Вот и не перенесла удара. Логично. Кроме того, соседи слышали ночью шум и крики. Возможно, они ссорились. Но у экспертов вызвал подозрение странный кровоподтек на нижней челюсти девушки, как раз в месте сосредоточения нервных окончаний. Не исключено, что ее оглушили. Но кто? Зачем? Почему покончил с собой Коробков? И наконец, покончил ли он с собой сам, или ему помогли? На эти вопросы пока не было ответов. Воронин наверняка знал лишь то, что в квартире при обыске обнаружили вторую картину – портрет вождя революции в стиле соцреализма. Работа неизвестного художника.

Полковник зачеркнул второй прямоугольник и нарисовал еще один кружок. Затем вписал в него имя Гвоздь и перечеркнул крест-накрест.

Оставалась еще одна картина – репродукция с портрета шестнадцатого века и два исчезнувших бесследно подозреваемых.

На первый взгляд вроде бы все просто. Личности убийц установлены, пропавшие ценности найдены. Дело за малым – ждать результатов розыска. Рано или поздно преступники объявятся. Деваться им некуда, их фотографии с подробным описанием внешности разосланы по всем городам, по всем отделениям милиции. Только было одно «но». Розыск мог продлиться достаточно долго, а генерал Ткаченко скоро потребует результатов.

Однако внутреннее чутье, интуиция, так сказать, подсказывала, что розыск ничего не даст, что вести поиски дальше бесполезно. Скорее всего преступники мертвы. Так же, как их товарищ Гвоздь. А в том, что его убили, полковник не сомневался. Страшная и загадочная смерть Гвоздя, неожиданное исчезновение Сурка и Майкла служили косвенным подтверждением его догадок.

«Но тогда почему они мертвы? Кто приказал их убрать?» – спрашивал себя Воронин. Пока это оставалось для него загадкой. Он начертил вверху большой круг и поставил внутри него знак вопроса. Теперь схема приобрела более завершенный характер.

Откинувшись назад, полковник устало прикрыл глаза. Необходимо было выспаться. Завтра предстоял тяжелый день. Возможно, он получит ответы хоть на часть интересующих его вопросов.

Сквозь сон Воронин почувствовал, что его кто-то трясет за плечо. Он мгновенно открыл глаза. От избытка адреналина (переход от сна к бодрствованию был слишком резким) закружилась голова, а сердце в груди часто застучало, как у марафонца на финишной прямой.

– Ваша станция. – объявила проводница и исчезла за дверью купе.

Он тяжело вздохнул: вставать жутко не хотелось, но дела звали. Времени на то, чтобы помыться и побриться, не осталось. Снова придется все делать на ходу.

На перроне его встречали. Как только он вышел из поезда, подбежал молодой человек в потертых джинсах и светло-сером пиджаке, надетом на майку. Под левой рукой ткань топорщилась от кобуры.

– Алексей Петрович?

– Да.

– Лейтенант Морозов. Машина ждет за углом, – доложил он. – Разрешите?

Он протянул руку к спортивной сумке Воронина, предлагая свои услуги.

– Не нужно, – чересчур резко ответил полковник, недовольный услужливостью лейтенанта. Подхалимов он не любил. А может, у него просто было паршивое настроение, и парнишка хотел помочь от чистого сердца? Воронину стало неловко.

На служебной «Волге» они добрались до здания управления. Там, приведя себя в порядок, Воронин нанес короткий визит начальнику городского управления внутренних дел. Скорее из приличия, чем по делу. Затем занялся работой.

Следователь, ведший дело, оказался толковым мужиком, хотя с виду производил впечатление полного олуха. Капитан Гобято был пухленьким коротышкой в очках и с огромной лысиной. Он слыл редким в наше время профессионалом, от и до знающим все подноготную своей работы, но из-за нежелания и неумения пресмыкаться почти не продвинулся по служебной лестнице. Ему сужено было оставаться вечным сыщиком. Но он, похоже, не жаловался.

– Яков Карлович, что вы думаете о смертях в квартире Коробковых? Мне, как человеку постороннему, интересно знать ваше мнение, – поинтересовался Воронин.

– Господин полковник. – начал Гобято.

Но Воронин его тут же перебил:

– Только давайте без чинов и званий. Договорились?

– Если позволите. Так вот, Алексей Петрович, если вы спросите меня, убийства это или самоубийства, я вам отвечу: убийства, – заявил Гобято. – Но если вы меня спросите, есть ли доказательства тройного убийства, то я вынужден буду вас разочаровать, ответив, что никаких.

Он ожидал, что сейчас посыплется град возражений, вопросов, потребуют доказательств. Но Воронин понимающе кивнул:

– Я так и думал. Только мне сообщили, что мать Коробкова умерла своей смертью в больнице.

– Это правда. А при чем тут она?

– Вы же сказали, что убийство тройное? Коробков, его девушка. А кто же тогда третий?

– Вам разве не сообщили, что Светлана Овчинникова была беременна? Если подходить с моральной точки зрения, то ребенка тоже убили. Ведь он уже жил. Возможно, я ошибаюсь, но таково мое мнение. И будь моя воля, считал бы это убийством.

Воронин вздохнул.

– Что ж, возможно, вы и правы.

Во взгляде капитана мелькнуло уважение. Столичный полковник, в отличие от его начальника, был не дурак и не сухой формалист. Похоже, он кое в чем разбирался.

– Вы со мной согласны? Вы тоже считаете, что это убийство? Но вы ведь не располагаете всей информацией.

– Подробностей я не знаю. Однако кое-какие факты, имеющиеся у меня, наталкивают на такую мысль.

– Значит, есть еще что-то, что мне не известно? – заинтересовался Гобято.

– Да, есть. Я ознакомлю вас с этими фактами попозже. А теперь мне хотелось бы, чтобы вы посвятили меня в подробности дела.

Из груди капитана вырвался тяжелый вздох. Он извлек из ящика стола толстую бумажную папку и положил перед Ворониным. Затем пододвинул пустую пепельницу.

– Курите?

– Бросаю. И сейчас воздержусь.

– Это хорошо, – снова вздохнул капитан, на этот раз с облегчением. – Не переношу сигаретного дыма, – пояснил он.

– Зачем же тогда пепельницу предлагали?

– Для приличия. Вы – гость.

«Да, – подумал Воронин, – этот человек определенно со странностями, но в сообразительности и уме ему не откажешь. Очень своеобразная личность. Давно не встречал таких.»

– Начну с квартиры, – развязывая завязки папки, произнес Гобято. – Следов взлома не обнаружено. Отпечатков пальцев посторонних и других следов тоже. Я говорю «не обнаружено», но это еще не значит, что их нет. Вы меня понимаете? – Он вопросительно взглянул на полковника.

Воронин кивнул.

– Да, понимаю.

– На трупах следов насильственной смерти не обнаружено. На теле Овчинниковой Светланы Петровны имеется кровоподтек в области подбородка. Образовался он еще при жизни, нанесен твердым тупым предметом. Вот. – капитан протянул фотографии. – Взгляните сами.

– Возможно, ее оглушили, – высказал предположение полковник, рассматривая снимки.

– Не исключено, но доказательств нет. На теле гражданина Коробкова Бориса Сидоровича также обнаружен кровоподтек в области грудной клетки. Как и в случае с его подружкой, получен он перед смертью. Других физических повреждений нет.

Взяв следующую фотографию, протянутую Гобято, Воронин принялся ее изучать.

– Что касается смертей, то обставлены они как самоубийства, – продолжал капитан. – Причины мы не знаем. Предположительно Овчинникова покончила собой в состоянии аффекта, обнаружив труп парня. Орудие самоубийства – короткий обоюдоострый нож из высокопрочной легированной стали. Ручная работа. Оружие она раздобыла в квартире Коробкова.

– Откуда такая уверенность?

– Кожаные ножны были обнаружены в шкафу. На них найдены отпечатки ее пальцев. Тут придраться не к чему. Она, в принципе, могла это сделать. Но у меня возникает вопрос: почему находящаяся на грани нервного срыва девушка лезет в шкаф за этим редким ножом, а не бросается на кухню и не хватает первый подвернувшийся под руку кухонный нож?

– Действительно странно. – вынужден был согласиться Воронин. Он взял в руки целлофановый пакет с оружием.

– Но, с другой стороны, если убийца хотел разыграть самоубийство, то почему сам не воспользовался кухонным ножом?

– Может, он запаниковал, когда позвонила Овчинникова, – предположил капитан.

– Нет, он слишком хитер и опытен, чтобы пугаться таких пустяков. Тут что-то другое. Возможно, он хочет нас сбить со следа.

– А может, и то и другое?

Полковник извлек из пакета нож. Рифленая рукоять удобно легла в ладонь. Оружие обладало прекрасным балансом – его можно было метать. Лезвие отточено как бритвенное.

– Отличное оружие, – восхищенно похвалил Воронин.

– Кустарная работа. Сделано, вероятно, на заказ и уж конечно в единственном экземпляре. Чувствуется рука мастера.

– Мастера. – задумчиво повторил полковник.

Ему в голову пришла мысль: нужно поднять архивы ФСБ, подключить специалистов, провести более скрупулезное изучение ножа. Если его сделал мастер, спецы должны определить его почерк, стиль, должны что-нибудь да найти.

– Нож я заберу с собой, – заявил он.

– Это улика, – с сомнением покачал головой Гобято.

– Я все улажу. К тому же я его верну.

– Тогда я не против.

После короткой паузы капитан продолжил:

– Что касается смерти Бориса Коробкова, то тут и вовсе гордиев узел. Умер он от попадания воды в легочные пути, но до этого отравился снотворным. Спрашивается: зачем топиться, когда и так отравился? Непонятно.

– Да уж.

– Я вижу одно разумное объяснение.

– Какое?

– Самоубийства подстроены. Но помните: это лишь предположение. Для утверждения пока мало фактов.