Занавеска выбилась за приоткрытое окно в кабинете Левона. Джаспер лежал на диване и наблюдал за остальными, когда все слушали первую сторону. Эльф, удобно устроившись в бархатном кресле, изучала тексты. Дин растянулся на ковре. Левон сидел за обеденным столом, уставившись на миску с яблоками. Грифф прислонился к стене, подергивая руками в такт Ринго. Все молчали. Джаспер узнал песню, про которую ему рассказывал Рик Райт в клубе «UFO».
После балаганной, ярмарочной «Being for the Benefit of Mr. Kite!»[40 - «Бенефис мистера Кайта!» (англ.)] Левон перевернул пластинку. Звуки ситара Джорджа Харрисона ниспадали каскадами, метались непоседливой кометой… и преображались в кларнет в «When I’m Sixty Four»[41 - «Когда мне будет шестьдесят четыре» (англ.).]. Джаспер заметил, как два звука производят третий. Последняя композиция, «A Day in the Life»[42 - «День из жизни» (англ.).], была миниатюрной копией всего альбома, как Псалтырь – миниатюрная копия всей Библии. «Надерганные из новостей» фрагменты Леннона контрастировали с обыденными строками Маккартни, но вместе они сияли. В конце безумное оркестровое крещендо вихрем вздымается к финальному аккорду, взятому в десятки рук на многих фортепьяно. Звукорежиссер постепенно увеличивает чувствительность микрофонов, доводя до максимума, и неимоверно растягивает звучание затухающего аккорда. Это напомнило Джасперу миг перед пробуждением, когда в сон вторгается реальный мир. На выбеге звучал закольцованный кусок, на котором все участники группы со смехом пели что-то нечленораздельное.
Игла поднялась с пластинки, звукосниматель щелкнул, укладываясь в гнездо.
В июньских деревьях Квинс-Гарденс ворковали голуби.
– Офигеть, – с долгим извилистым вздохом сказал Дин.
– Вау! – выдохнул Левон. – Это просто какое-то странствие духа.
– Ну, я всегда считал Ринго везунчиком, но это… – сказал Грифф. – Даже не представляю, как ему удалось все это отстучать!
– Вся студия превратилась в некий метаинструмент, – заметила Эльф. – И все словно записано на шестнадцати дорожках. Но шестнадцатидорожечных пультов не бывает!
– А бас звучит так четко, – сказал Дин, – будто его записали последним, а потом наложили поверх остального. Такое вообще возможно?
– Только если все остальные части записывать под ритмическую дорожку у каждого в голове, – ответила Эльф.
– Хорошо, что они больше не гастролируют, – сказал Дин. – Вживую так ни за что не сыграть.
– Отказ от гастролей дал им свободу. Вот они и решили, мол, да пошли все на фиг, запишем, что хотим.
– Ну, это только Битлам можно не гастролировать, – заметил Левон. – А всем остальным обязательно. Даже Стоунзам. В общем, ваш менеджер сказал свое веское слово.
– А обложка какая! – Эльф подняла альбомный конверт. – Цвета, коллаж, разворот с текстами… Потрясающе.
– Вот бы нашему альбому что-нибудь такое же классное, – сказал Дин.
– Для этого надо, чтобы лейбл полюбил вас без памяти, – предупредил Левон.
– Кстати, вот в «Темной комнате» текст рискованный, – сказал Грифф, – но «Lucy in the Sky with Diamonds»[43 - «Люси в небесах с брильянтами» (англ.).] – вообще улет. Это же про ЛСД!
– Ага. И в последней вещи, «A Day in the Life», тоже, – добавил Дин. – Там явно про травку.
– Слушайте, по-моему, The Beatles взорвали психоделию, – сказала Эльф. – Такое не переплюнешь.
– Нет, они пока только запалили фитиль, – возражает Левон. – После «Сержанта Пеппера» «Темная комната» – самое то. В общем, решено. Первым синглом «Утопия-авеню» будет «Темная комната».
На улице фургон мороженщика вызванивал «Апельсинчики как мед…». Дрожащий звон отражался от оштукатуренных фасадов георгианских особняков Квинс-Гарденс. Джаспер услышал свое имя.
Все смотрели на него.
– Что?
– Я спрашиваю, – сказал Дин, – что ты думаешь про альбом?
– Ты ж не станешь наклеивать ярлык на луну… А тут – искусство.
Спустя две недели Джаспер видит знакомое лицо в зеркале над соседним умывальником. Отражение принадлежит отцу Эльф.
– Поздравляю с замужеством дочери, мистер Холлоуэй.
– А, Джаспер. Как тебе свадьба?
Джаспер сдерживается, чтобы не сказать «никак», но ответить «хорошо» – значит соврать, поэтому он говорит:
– Превосходный креветочный коктейль.
По какой-то причине мистер Холлоуэй находит это забавным.
– Все эти мероприятия устраивают женщины, исключительно для самих себя, – заявляет он. – Только, чур, я этого не говорил.
Джаспер отмечает про себя, что с ним поделились секретом и сестра Эльф, и отец Эльф.
– Спасибо, что порекомендовали нам юриста. Он проверил наши контракты.
– Время покажет, как строго мистер Фрэнкленд блюдет финансовую добросовестность, но, если верить юристу, свои души вы никому не заложили.
Джаспер пытается сострить:
– Да, говорят, они нам еще пригодятся.
Отражение мистера Холлоуэя морщит лоб:
– То есть?
«Шутка не удалась».
– Ну, как утверждают легенды и церковники, душа – вещь полезная. Вот и все.
Тарахтит ролик полотенцесушилки.
– А, понятно. – Тембр голоса мистера Холлоуэя меняется. – Эльф упоминала, что ты учился в школе Епископа Илийского. Среди моего начальства в банке тоже есть ее выпускники.
– Я там учился до шестнадцати лет, а потом переехал в Голландию. Видите ли, у меня отец – голландец.
– И как он относится к тому, что ты отверг преимущества, которые дает хорошее образование, и решил податься в поп-группу?
Джаспер смотрит, как отец Эльф вытирает руки, тщательно, палец за пальцем.
– Отец не вмешивается в мою жизнь.
– Вот-вот, мне говорили, что в Голландии вседозволенность – распространенное явление.
– Не столько вседозволенность, сколько равнодушие.
Мистер Холлоуэй вытягивает чистый отрезок полотенца, для следующего посетителя туалета.
– Во всяком случае, я точно знаю, что в мой банк ни за что не примут на работу человека, у которого в резюме значится «играл в группе». Независимо от того, где он учился.
– Значит, вы не одобряете «Утопия-авеню»?
– Я все-таки отец Эльф. Участие в группе вряд ли поможет карьере моей дочери. И потом, это же опасно! А если бы в Брайтоне бутылка попала в голову ей? Шрамы украшают мужчину, а вот женщину они уродуют.
– Поэтому в некоторых клубах исполнители выступают в клетках.
– По-твоему, это должно меня утешить?
– Ну… – «Это вопрос с подвохом?» – Да.
Резкий смех мистера Холлоуэя гулко разносится по туалету.
– А вдобавок в этом вашем «андерграунде» полным-полно наркотиков.
– Вообще-то, наркотики везде. По статистике, пятая часть приглашенных на эту свадьбу принимает диазепам. А ведь есть еще никотин, алкоголь и…
– Ты нарочно дурачком прикидываешься?
– Мистер Холлоуэй, я не знаю, как прикидываться дурачком.
Банковский управляющий недоуменно сводит брови, будто у него не сходятся цифры в графе отчетности:
– Нелегальные наркотики. Которые… на которые «подсаживаются» и из-за которых сигают с крыш и так далее.
– Вы имеете в виду ЛСД?
– В «Таймс» пишут, что это эпидемия.
– Это они в погоне за сенсацией. Люди сами выбирают, принимать им рекреационные наркотики или нет. Наверняка многие ваши сотрудники такими баловались.
Отец Эльф повышает голос:
– Уверяю тебя, этого не может быть!
– Откуда вы знаете? – все так же негромко спрашивает Джаспер.
– Потому что наркоманов среди них нет.
– Вы любите выпить, но вы – не алкоголик. С наркотиками то же самое. Они вредны, если их принимать регулярно, а не эпизодически. Правда, есть одно исключение – героин. Это на самом деле ужасно.
В туалетном бачке капает: кап, кап, кап.
Мистер Холлоуэй хватается за голову.
«Отчаянно или раздраженно?»
– Вот я слышал твою песню «Темная комната». Там слова… Ну, ты вроде как признаешь, что песня написана… – (Джаспер прекрасно знает, что ему не стоит и пытаться завершать чужие предложения), – что песня написана, исходя из твоего личного опыта… приема наркотиков?
– Я написал «Темную комнату», вдохновленный знакомством с одной немецкой девушкой-фотографом. У нее была темная комната. Фотолаборатория. Мне вообще нельзя принимать психотропные препараты, они негативно воздействуют на мою психику. Амфетамины для меня не так опасны, но из-за них я могу забыть слова или смазать аккорды. Так что я не увлекаюсь наркотиками.
Мистер Холлоуэй щурит глаза, оглядывает туалет и смотрит на Джаспера:
– А… Эльф? – На его лбу выступает испарина.
– И Эльф не увлекается.
Мистер Холлоуэй кивает:
– Все-таки ты очень странный молодой человек. Чудак. Но я рад, что мы с тобой поговорили.
– Может, я и чудак, но чудак честный.
Дверь распахивается, в туалет вваливается Грифф, задом. Волосы у него всклокочены, на виске багровеет шрам, а голова обвязана галстуком.
– Король Грифф сейчас вернется! – обещает он двум хохотушкам. – Вот потопит «Бисмарк» – и сразу к вам. – (Дверь захлопывается.) – А, де Зут, ты здесь? А Дин решил, что тебя унес волшебный дракон Пых.
Мистер Холлоуэй таращит глаза на Гриффа.
«Растерянно или возмущенно?»
Мистер Холлоуэй переводит взгляд на Джаспера.
«Сердито?»
Мистер Холлоуэй выходит из туалета.
«Кто его знает».
– Что это с ним? – спрашивает Грифф. – Все-таки свадьба, а не похороны.
«Утопия-авеню» начинает выступление с «Куда ветер дует». Эльф поет и аккомпанирует себе на акустической гитаре; Грифф работает щеточками, только в том месте песни, когда ему в голову швырнули бутылку, он бухает в бас-барабан, лихо подбрасывает палочку, ловит ее и крутит в пальцах, как тамбурмажор. Вторую песню, «Мона Лиза поет блюз», пока еще недоработанную, Эльф исполняет за фортепьяно. Бас-гитара Дина поддерживает басы фортепьяно, а в проигрыше Джаспер вступает с замысловатым лирическим соло. Женщины внимательно вслушиваются в слова (Эльф меняет их на каждой репетиции). После этого Грифф берется за палочки по-серьезному, и Дин запевает «I Put a Spell on You»[44 - «Я тебя заколдовал» (англ.).], а Эльф подыгрывает ему на пианино. Гости помоложе выходят танцевать, поэтому песню растягивают и Джаспер выдает саксофонное соло на «стратокастере». Он смотрит в зал, видит танцующих молодоженов и думает: «Если бы я умел завидовать, то позавидовал бы этим двоим: они нашли друг друга, и у них есть любящие родные и близкие». Беа тоже танцует, с высоким красивым темноволосым студентом, но смотрит на Джаспера. Он мягко передает соло Дину, который исполняет проигрыш слэпом. Клайв и Миранда Холлоуэй сидят за столом. Джаспер не понимает выражения лица мистера Холлоуэя. Отец Эльф накрыл ладонью руку жены. Наверное, успокоился. «Музыка объединяет». Глоссопы сидят скрестив руки на груди, напряженно выпрямив спины. Даже Джасперу ясно, что они недовольно кривятся. «Музыка объединяет, но не всех…»
И тут Джаспер замечает, что Дон Глоссоп отбивает ритм носком туфли, а его жена чуть заметно кивает головой в такт мелодии.
«А может, и всех…»
Стук, который Джаспер слышал на крикетном поле во время игры с командой школы Питерборо, не повторился на следующий день. И на следующий. И на следующий за ним. Джаспер убедил себя, что никакого стука и вовсе не было. Однажды после обеда староста корпуса Свофхем-Хаус отправил Джаспера в собор, отнести ноты регенту хора. Порывы восточного ветра срывали последние цветы с вишен и подталкивали Джаспера в спину, так что он почти бежал по Галерее, одной из средневековых улочек Или. Где-то впереди гулко хлопала дверь, распахиваясь и закрываясь, распахиваясь и закрываясь. Он только поравнялся с аркой, как вдруг деревянная створка старинной калитки сорвалась с петель, пролетела в шаге от головы шестнадцатилетнего Джаспера и, с демонической силой ударившись о противоположную стену, рассыпалась в щепки. От свернутой шеи, сломанных ребер и пробитого черепа Джаспера спасло чудо. Напуганный этим происшествием, Джаспер, однако же, поспешил к главным воротам и вошел в полумрак собора. Трепетало пламя свечей. Звучали аккорды органа. По залу расхаживали редкие туристы, но Джаспер не стал любоваться шедевром средневековой архитектуры. В такой вечер лучше сидеть дома. Он прошел по клуатру в капитул, где находился кабинет регента, приблизился к двери и собрался постучать, но тут…
Тук-тук…
