– Он на этом языке разговаривал, или просто несколько слов сказал?
– Именно разговаривал. Начал по-русски, здоров, мол, друг, а потом на латынский перешёл, и пока не разъединился на нём и шпарил.
– А по-русски он как говорил, чисто?
– Да как мы с вами. Правда говорок у него какой-то не здешний… Хохлацкий, что ли…
– Вот оно как, – Кунцевич задумался, – интересно, весьма интересно.
Криминальная обстановка в центре отличалась от обстановки на окраинах. Во-первых, преступлений в центре города было меньше. Здесь и улицы лучше освещались, и сесть постов городовых была гуще, да и публика жила поинтеллигентнее. Во-вторых, характер преступлений был другим. В центре было меньше уличных разбоев и грабежей, меньше убийств по пьяной лавочке, но больше крупных краж и мошенничеств, убийств с заранее обдуманным намерением. А уж такие преступления, как банковские аферы, кражи из жилищ титулованных особ и членов императорской фамилии априори не могли произойти на Выборгской стороне или в районе Нарвской заставы. Несмотря на меньшее, по сравнению с другими районами города, количество преступлений, работать в центре было сложнее. Высокопоставленные потерпевшие рвали и метали, требовали найти похищенное и преступников немедленно и любой ценой, грозили всевозможными карами, и часто эти угрозы воплощали в жизнь. Приходилось быть не только сыщиком, но и дипломатом. Все это Кунцевич понимал прекрасно. Но служба в центре всё-таки имела больше плюсов, чем минусов. Курировавший центральный район сыскной чиновник очень скоро обрастал нужными знакомствами и связями, а при удачном исходе дознаний получал от своих титулованных потерпевших благодарности. Благодарности эти, правда, были в основном не материальными, хотя иногда кое-что перепадало и деньгами. Однако, замолвленное в нужном месте и в нужное время словечко иной раз перевешивало пачку ассигнаций. Да и работавшие в центре коммерсанты старались не забывать курировавшего их чиновника сыскной полиции, а возможности хорошо поздравить с Новым годом и Пасхой у этих коммерсантов были гораздо большие, чем у василеостровских.
Одним словом, предложение начальника было очень заманчивым. Да и безнаказанным убийство Кноцинга оставлять было ни в коем случае нельзя – эдак мазурики всех сыскных переубивают.
Когда они вышли из меблированных комнат, ветер на улице почти стих, а из-за свинцовых туч показалось солнце.
– Вы в сыскную, ваше высокоблагородие? – спросил Игнатьев.
– В сыскную. А у вас другие планы?
– Алексеев узнал, что мы сюда собираемся и попросил в здешний участок сходить, расспросить про убиенного околоточного.
– А сам он что же не поехал?
Игнатьев замялся.
– Пьян? – усмехнулся Мечислав Николаевич.
– Выпивши… А со здешним приставом у него нелады, тот вмиг донесёт.
– Понятно. Ну ступайте, помогите товарищу. И вот, что. Когда закончите, дуйте в контору и напишите подробнейший отчёт. А я на службу ехать оттдумал, на Ваську прокачусь, мне там кое с кем повстречаться надо.
Глава 3
Гайдук
«Со времён основателя современной романской филологии Дица, принимают семь отдельных романских языков: итальянский и румынский (дако-румынский, валашский) на востоке, испанский и португальский – на юго-западе, французский и провансальский, с каталанским – на западе и северо-западе».
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.
– Ход моих рассуждений был таков. Латинский, как известно, язык мёртвый, на нём никто не говорит. Раз так, то и наш Григорий Вем разговаривал не на латыне. Получается, что он говорил на каком-то другом языке, похожем. Вопрос, на каком?
Прежде чем ответить, фон Лазен разлил коньяк по бокалам и сделал из своего несколько глотков:
– На каком-то из романской группы. Слушай, Мешко, где ты берёшь такой коньяк?
– Из Эриванской губернии привозят, по знакомству. Что за романская группа?
– Не коньяк, а нектар. Попроси своего поставщика, чтобы он и мне привозил, а? А то ты коньяк приносишь только тогда, когда тебе чего-нибудь нужно. Хотя бы раз зашёл, сказал бы, «Гуго, дружище, здравствуй, вот тебе полдюжины коньяку, пей на здоровье»… Нет. То карты, то кролики[12 - См. произведения И. Погонина «Бриллианты шталмейстера» и «Белое золото».], то древние языки.
– Гхм. Не могу. Там на всех не хватит. Помещик один у себя в имении, только для своих нужд делает, одну – две бочки в год, мне самая малость перепадает. Но я же всегда делюсь! Ведь недавно пили – на Рождество! Что за романские языки?
– Когда оно было, Рождество?! Два месяца с лишним прошло с Рождества-то. Весна через три дня.
Фон Лазен потянулся за коньяком, но Кунцевич его опередил – схватил бутылку и спрятал за спину:
– Пока про языки не расскажешь, коньяку не получишь. Ну?
– Вот вы как, милостивый государь! Ну что ж, вынужден повиноваться грубой силе. Извольте. Романские языки произошли от латинского. После того, как римляне завоевали Европу туда вслед за легионами пришёл латинский плебс – торговцы, ремесленники, крестьяне. Они принесли с собой свой язык, так называемую деревенскую латынь, lingua latina rustica. Через некоторое время на этой латыни заговорило и туземное население – галлы, кельты, даки, ну и всякие другие. Естественно, население каждой завоёванной провинции вносило в эту вульгарную латынь различные местные особенности, звуковые, формальные и лексические. На протяжении столетий язык менялся, причём в каждой местности менялся по-своему, в результате чего мы сейчас имеем несколько языков, прародительницей которых является латынь. Такие языки и называют романскими. Понятно?
– Понятно. Что это за языки?
– Французский, испанский, португальский, валашский, какие-то ещё, я уж не помню. Я же химик в конце концов, не филолог!
– Француз, испанец, португалец, валах. Кто такой валах?
– Валах это румын.
– Румын… – Кунцевич поставил бутылку на стол, обнял её за горлышко обеими руками и опустил на руки подбородок. – Интересно…
«Коль коридорный в гимназии обучался, то французский с латинским не перепутал бы. Да и итальянский на слух определить образованному человеку несложно. Испанец? Португалец? Может быть, конечно, но скорее всего – румын».
– Гуго, а в Кишинёве есть сыскное отделение? – спросил коллежский секретарь у приятеля.
– Откуда мне знать? – удивился тот.
– Да, да, конечно… Чего же мы сидим? Давай выпьем!
Сыскного отделения в столице Бессарабской губернии не было, но местная полиция отреагировала на запрос столичных коллег удивительно быстро. Через три дня после того, как в Кишинёв была направлена срочная телеграмма, в Петербург из столицы южной губернии прибыл помощник пристава 3-го участка тамошнего полицейского управления губернский секретарь Зильберт, который сообщил, что указанные в запросе приметы убийцы Кноцинга целиком и полностью подходят мещанину города Балты Подольской губернии Григорию Котову, по кличке «Гайдук», которого усиленного разыскивают бессарабские правоохранители.
– «Рост два арщина девять вершков, плотного телосложения, несколько сутуловат, походка «боязливая», во время ходьбы покачивается». Господин Зильберт, что это значит, «боязливая» походка? – спросил Филиппов.
Войдя в кабинет начальника сыскной, провинциал вытянулся перед надворным советником во фрунт, будучи приглашённым присесть, примостился на самый краешек стула, а услышав вопрос, вновь вскочил и опустил руки по швам:
– Эдакая, стало быть, крадущаяся, – ответил он неуверенно.
– Хм. – Начальник сыскной продолжил чтение. – «Голова круглая, с залысинами, редкие русые волосы, глаза карие, усы маленькие, бороду бреет. Левша, но одинаково хорошо владеет оружием обеими руками. Прекрасно говорит по-русски, по-румынски, по-еврейски, а равно может объясниться на немецком и чуть ли не на французском языках. Производит впечатление вполне интеллигентного человека, умного и энергичного. В обращении старается быть со всеми изящен, чем легко привлекает на свою сторону симпатии всех, имеющих с ним дело» Да… Интересный тип. Тут столько про него написано, – надворный советник потряс стопкой листков, – вы для экономии времени, расскажите вкратце, чем знаменит сей юноша.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – рявкнул Зильберт.
Филиппов поморщился.
– Зачем же так кричать, голубчик. Вы поспокойнее, поспокойнее. Вас как звать?
– Август Христианович, ваше высокоблагородие.
– Вы присядьте, Август Христианыч, присядьте. Сигарку?
– Никак нет-с.
– Берите, берите, не огорчайте меня отказом, – Филиппов открыл стоявший на рабочем столе ящик красного дерева.
Губернский секретарь нерешительно взял сигару:
– Премного благодарен.
– Ну, рассказываете.
– Слушаюсь. Четыре года назад Котов закончил сельскохозяйственное училище, и поступил управляющим в имение одного из наших помещиков, некоего Якунина. Но прослужил недолго – через месяц поехал в город продавать хозяйских свиней, продал, а вырученные 77 рублей прокутил. Помещик заявил в полицию. Котов в это время нашёл место у другого помещика – Семиградова. Поскольку без рекомендаций на службу поступить невозможно, Котов ничего лучше не придумал, как состряпать поддельное рекомендательное письмо от имени своего прежнего хозяина. К несчастью для Гайдука, Семиградов прекрасно был знаком с Якуниным и справился у приятеля, действительно ли так хорош его бывший управляющий. Тот надлежащим образом отрекомендовал. Котова арестовали и приговорили к четырём месяцам тюрьмы. Он отбыл наказание, долго маялся без места, перебиваясь случайными заработками, дошёл, как говорится, до ручки. Когда положение у Гайдука стало совсем невыносимым, он встретился со своими бывшими сокамерниками, они сколотили шайку и начали грабить купцов и помещиков, а через несколько месяцев переместились в губернский город. За плечами у шайки шесть налётов на усадьбы, четыре разбоя на большой дороге, два ломбарда, разбойное нападение на публику в ресторане, пять вооружённых грабежей в домах обывателей, в том числе нападение на квартиру губернского предводителя, у которого они отобрал подарки эмира Бухарского – персидский ковёр и трость с золотыми инкрустациями.
– Отчаянный молодой человек. А почему его прозывают Гайдук?
– Гайдуками в наших краях в старину называли эдаких робин гудов, борцов за народное счастье. А Котов весьма популярен у обывателей – нападая на помещиков, он отдавал часть похищенного, обычно то, что тяжело было унести, народу, а один раз освободил 20 крестьян, арестованных за порубку помещичьего леса.
– И правда, в Робин Гуда играет. Умный, каналья, небось из-за этого робингудства и поддержку у населения имеет?
– Ещё какую! Причём не только у народа, его и интеллигентная публика обожает, особенно дамы-с. Из-за этого мы так долго и не могли его поймать – охотников укрыть Гайдука – хоть отбавляй, а доносить на него никто и не думает. В общем, два года мы за ним гонялись, и наконец, прошлым летом вашему покорному слуге удалось его арестовать.
– Так почему же он в Петербурге, а не на каторге?
– Бежал-с. И месяца в тюрьме не провёл, скрылся.
– Понятно. Есть у вас какие-либо соображения, где его искать?
Губернский секретарь посмотрел на Филиппова несколько ошарашенным взглядом:
– Никаких, абсолютно никаких. Признаться честно, я на столичную полицию рассчитывал. Гайдук из нашей губернии и не выезжал никогда, поэтому о его здешних связях мне ничего не известно. Я могу рассказать о его подельниках и пособниках в Бессарабии, но более ничего… Ну и на любое моё содействие в розысках вы можете конечно рассчитывать.
– Замечательно. Вы надолго к нам?
– Полицмейстер велел мне без Котова, живого или мёртвого, домой не возвращаться.
– Отлично. Ну что ж, Мечислав Николаевич, – приказал Филиппов Кунцевичу, – забирайте Августа Христиановича, знакомьте с дознанием, и Бог вам в помощь.
Кунцевич вышел из сыскной далеко за полночь – долго расспрашивал бессарабского гостя о Гайдуке, потом читал привезённые из Кишинёва материалы. Когда приехал домой, горничная протянула ему визитную карточку. На ней значилось: «Николай Михайлович Хаджи-Македони, титулярный советник, пристав 3-го стана Хотинского уезда Бессарабской губернии».
– Вот те раз! Ещё одного румына нелёгкая принесла. Давно был?
– Первый раз в два часа приходили, потом в шесть вечера, а последний раз – в восемь.
– Однако, не терпится ему меня увидеть.
Кунцевич перевернул визитку и прочёл просьбу титулярного советника телефонировать ему в меблированные комнаты «Пале-Рояль» «в любое удобное господину коллежскому секретарю время». Мечислав Николаевич телефонировал. Он знал, что в «Пале-Рояле» около двухсот номеров, ждать, пока пристава найдут и пригласят к телефону не намеревался, хотел сказать портье, что бы тот попросил гостя перезвонить поутру, но гостиничный служитель, услышав фамилию постояльца промолвил: «Секундучку-с» и коллежский секретарь тут же услышал в трубке другой голос:
– Господин Кунцевич? Здесь Хаджи-Македони. Прошу прощения, что приходится общаться такой поздно, но дело не терпит отлагательств. Мы сможем увидеться?
– Прямо сейчас? – недовольно спросил Мечислав Николаевич.
– Если это возможно.
– Может быть утром?
– Я знаю, как отыскать Котова.
– Это меняет дело. Где вы хотите встретится?
– Где вам будет удобнее.
Чиновник для поручений помедлил, а потом сказал в трубку:
– Ну хорошо, приезжайте ко мне.
– Большое спасибо, – обрадовался бессарабец, – буду через двадцать минут!
Коллежский секретарь положил трубку на рычаг аппарата, поднял глаза и увидел стоявшую в дверях спальни сожительницу:
– У нас будут гости? Так вот, я к ним не выйду.
– Да, да, конечно, Лизонька, не выходи, это по службе, мы в кабинете поговорим. Настасья, – обратился Кунцевич к горничной, – прикажи Матрёне поставить самовар.
Увидев станового, Мечислав Николаевич обрадовался в душе, что Лиза спит. Саженного роста, атлетически сложенный тридцатилетний брюнет, красивое лицо которого украшали лихо закрученные роскошные усы, относился к тому типу представителей сильного пола, при встрече с которым у любой, даже самой добродетельной женщины захватывает сердце и в голове начинают бродить шальные мысли. Коллежский секретарь в сожительнице конечно был уверен, но… Одним словом, бережёного Бог бережёт.
Становой был одет в партикулярное – безупречно скроенный из дорогой ткани костюм лишний раз подчёркивал все достоинства его фигуры. Мечислав Николаевич, несколько раз извинившись, посетовав на всю щепетильность дела, потребовал у молдавского полицейского удостоверить самоличность[13 - В ту пору у большинства российских полицейских специальных удостоверений не было. Признаком принадлежности к полиции служило форменное обмундирование. Исключение составляли сотрудники сыскной полиции, которые по долгу службы ходили в штатском платье. Позднее удостоверения появились и у чинов наружной полиции.].
– Извольте – пристав протянул сыщику лист бумаги.
Это было командировочное удостоверение, подписанное бессарабским губернатором Раабеном. Изучив документ, чиновник сделал приглашающий жест по направлению к сервированному чайным прибором столику в гостиной:
– Прошу вас.
Пристав сел, и Мечислав Николаевич тут же налил ему чаю.
– Итак, слушаю вас внимательно. Начать попрошу с того, почему вы не обратились напрямую к моему начальству, а захотели встретиться со мной приватно. И вообще, как вам стало известно, что именно я занимаюсь делом Котова?
– Видите ли, я бы не хотел афишировать факт своего нахождения в столице. По каким причинам, вам станет понятно из моего дальнейшего рассказа. А что касается вашего участия в деле, то об этом я узнал из газет. Там пишут, что дознание поручено вам.
