Одно время они с Рыжиком покупали анашу у Абона, санитара вендиспансера на улице Камо, где через забор ражие девки-сифилитички, запертые внутри, от нечего делать кричат всякие непристойности. На просьбу взять для них план Абон косился на деньги, говорил, что не знает, осталось ли ещё, брал бабки заскорузлой рукой и через какое-то время выносил газетный свёрток:
– Вот, для вас, самый лучший! Свою мать убью, если вру! Клянусь!
Мать Абона, видно, была крепкого десятка, потому что он обманывал через раз: раз принесёт нормальный пакет, другой – труху.
А потом и сам Рыжик угодил в этот зловещий диспансер – летом в Гаграх завалил в кустах после танцев дородную сисястую эстонку и через три недели обнаружил у себя на члене язву. Кока пошёл вместе с ним в вендиспансер на Пушкинской улице. Районный венеролог оказался весёлым дядькой в мятом халате. Отложил на тарелку хачапури, опустил очки со лба на нос, взглянул издали на Рыжикин вялый съёженный членик с гноеточащей язвочкой, карандашом пошевелил его туда и сюда, со смехом сказал:
– Залетел, генацвале! Ничего, бывает!
– Что это? Триппер? Гонорея? – с надеждой прошептал Рыжик.
– Нет, дорогой, это самый настоящий классический люэс. Французская болезнь. Сифон. Сифак. Сиф.
Рыжик чуть в обморок не упал.
– Сифон? – обалдел и Кока – ведь это слово равно смерти!
– Посмотрите внимательно! Может, это не то, что вы думаете? – прошептал Рыжик, чем вызвал ироническую улыбку.
– Надевай трусы! Нет, это то самое! Шанкр! Чего на него смотреть? Ты женат? Нет? Это хорошо. С кем-нибудь спал после этой шалавы? Нет? Тоже хорошо. Только свой бициллин надо принести, у евреев на Мейдане есть, а то наш, диспансерский, никуда не годится. – Принявшись за хачапури, успокоил: – Ничего, это первая стадия, она лечится. Будут тебя один месяц три раза в день в задницу колоть – и всё нормально! Я так думаю, а как я думаю – так думает Бог! – пошутил он, пряча полтинник за визит и выписывая направление в городской стационар на улице Камо. – Позовите там следующего мандастрадальца!
Напоследок дядька посмотрел на них весёлыми глазами и подал с ухмылкой брошюрку, в которой что-то подчеркнул на первой странице:
– Почитайте на досуге! Может, что-нибудь пригодится! Наука! С ней не поспоришь!
…Они угрюмо, без сил опустились на скамейку возле диспансера. Мимо шли люди, смеялись, болтали, ехали машины, шаркала метлой дворничиха, а они пришибленно молчали. О чём думал Рыжик – понять нетрудно, но и Коке было не по себе: они с Рыжиком всю дорогу вместе курят дурь, передают друг другу косяки, – а не перекидывается ли сифон таким макаром?.. Но он вида не подавал и, как мог, успокаивал Рыжика:
– Ладно, с ума не сходи! Не рак, не СПИД! Руки-ноги на месте! Доктор же сказал – первая стадия, хорошо лечится!
– А дома что говорить? Вай мэ, пропал я! Сифон! Сиф! Смерть! – лепетал синими губами Рыжик.
– Дома скажешь, Боткина подхватил, в инфекционной палате лежу, навещать нельзя… Или ещё что-нибудь соврёшь… Может, тут есть что-нибудь подходящее?.. – И Кока без особой надежды полистал брошюру “Искусство быть здоровым”, но уже первые абзацы повергли его в ошарашенное удивление, да и было от чего. – Слушай, что пишут: “Большинство людей с брезгливостью относятся к выделениям организма, особенно к моче и калу. И совершенно напрасно. Наряду с уринотерапией, с помощью которой лечат геморрой, язву желудка, бесплодие, облысение, ожоги и змеиные укусы, калотерапия уходит корнями в глубокую древность. Древнеиндийская «Махабхарата» включает в себя трактат «Шримад-Харбаматам», в котором подробно описывается лечение собственными экскрементами. Человеческие фекалии и в самом деле обладают целебными свойствами. Калотерапия помогает при холецистите, панкреатите, запорах, диарее, особенно при язве желудка и начальной стадии сифилиса (подчёркнуто весёлым доктором), а также при различных экземах, трофических язвах, прыщах, угревой сыпи, перхоти, так как в человеческих экскрементах много калия, натрия, кальция и азота…” Понял, больной, что тебе поможет? Кал и калий!..
Рыжик горестно качал головой:
– Клянусь, это всё про меня! Это я дерьмо похавал, когда с той эстонкой в кусты полез! Калоедина я проклятая, гадина, мудак, козёл, дебил! Вот и расплата! – ругал он себя со слезами на глазах, а Кока отвлекал его от горя:
– Видишь, люди фекалии свои едят, чтобы выздороветь, а тебе только уколы назначили! Что лучше? То-то же! А этот хермайстер – большой весельчак и балагур! Как он нас подъебнул, а?.. “Может быть, вам что-нибудь подойдёт…” – передразнил он весёлого членоведа. – Не поленился, сволочь, ещё и подчеркнуть! Вот сука! Он, наверное, так развлекается, всем дарит эту книжонку. Где издано это? – Он повертел брошюрку. – Харьков, издательство “Основа”. Молодцы, так держать!
Но брошюра спасла их от первого шока. Они украдкой курнули косяк и долго ещё сидели на скамейке, то и дело заглядывая в весёлую книжечку, цитируя отрывки и пряча за смехом и шутками мысли о мрачном будущем. Ведь Рыжика никто не заставляет есть дерьмо и запивать мочой?! А уколы – ерунда! Через месяц можно следующую эстонку в кусты волочить!
В итоге Рыжика уложили на месяц в городской диспансер. Кока иногда навещал его. Сидел в палате, слушал разговоры, обкуривался. Первая мастырка, переданная ему сифилитиком, далась с трудом, но Рыжик тихо объяснил, что все эти больные – на первой стадии – через курение не заразны.
Нравы в диспансере оказались как и в любом месте, где собрано много мужиков. Народ разный, в основном простой. Были и такие, которые весь день молча лежали в кроватях, вылезая только на уколы. По вечерам в палатах (человек на десять – двенадцать) в ход шли разные истории, например, про циркача-гимнаста, у которого на бритой голове выскочил шанкр из-за того, что его напарница-гимнастка подхватила где-то сифон, во время выступлений сидела свой язвой у него на голове, а спирохета может проникнуть в тело через любую ссадину, вот брил гимнаст голову, порез – и пожалуйста, шанкр! Или пятеро поставили на хор в лесу шлюху, трое заболели, а двое – нет! Или какой-нибудь незадачливый доцент, поймавший сифон в отпуске, “толкал ро?маны” вплоть до “Графа Монте-Кристо” и “Трёх мушкетёров”. Темы бывали разные, но с одним табу – разговоры о женщинах, из-за них, проклятых, все тут валяемся!
Но главным лицом в диспансере был санитар Абон. Пока врачи играли в нарды или ели хинкали (а что им делать, укололи всех – и свободны), Абон заводил и выводил, уносил и приносил, встречал и провожал, открывал и закрывал, знал всех больных в лицо и по именам. Имел ключи от всех комнат, куда ночами за червонец пускал для случки самых бесшабашных и безбашенных мужиков и баб. Снабжал полдиспансера дурью, так что вечерами в палатах царило спокойствие, вился сладкий дымок, играла музыка и какой-нибудь просвещённый сифилитик повествовал о гладиаторах Рима или пересказывал сериал про Штирлица.
…После душа Кока почувствовал себя лучше.
Рыжик всё стоял у окна, пощипывал бородку.
– А я вспомнил сейчас, как ты сифон подхватил, – сообщил Кока, добивая потухший косяк.
– Вай мэ! Забудь! Забудь! Если жена об этом узнает – разведётся со мной! – всполошился Рыжик.
Кока напомнил:
– А какие типы с тобой лежали, а?.. Два вора с зоны, якобы с шанкрами, которые они сами себе замастырили. Подворовки вокруг них… Даже ментёнок, сучий потрох, попал… У вас весело было, курить всегда находилось.
Рыжик выпал из тревожного анабиоза, оживился:
– Не только курить! Ворам ширево приносили, нам тоже перепадало, хотя врачи запрещали ширяться, а то бициллин не подействует. Но всем было по херу!
И вспомнил, как раз повёл воров в цирк – оказывается, один из них, деревенский жлоб, там ни разу в жизни не был, сел рано, дальше всё по зонам, слышит всюду – “цирк, цирк!”, а что это такое, не знает. Они дали Абону рублёвку, сбежали из диспансера и, в больничных робах и тапочках, только сверху что-то накинуто, припёрлись в цирк, сели на галёрке и всю дорогу свистели и хлопали. Цирк им понравился, особенно клоуны, аферист-фокусник и карликовый бегемотик в ажурной юбочке: шутили, что такая задница была бы весьма уважаема в тюрьме.
Да, Кока помнил этих воров. Один, кутаисец Буджи, похож был на орла в неволе. На плечах вытатуированы звёзды, на руке – морда барса, она скалилась, когда он сжимал кулак. Другой, езид Чорна, племянник большого вора, всё больше спал под снотворным или играл с кем-нибудь в поддавки. У воров – отдельная палата, вход только тем, кто зван, другим шоркаться запрещено. Врачи входили со стуком. Все знали, что воры здоровы, но они хорошо платили, и все закрывали глаза. Бывало, врачи выпивали с ворами в их палате, и тогда Абон посылался в хинкальную, куда ехал на своём раздолбанном красном инвалидном “Запорожце”, привозил кастрюлю хинкали и газетный свёрток с кебабами.
– Я забыл, вы в диспансере запертые были? – спросил Кока.
– Мужики – нет, а бабы – да, заперты.
– Почему?
Рыжик пожал плечами:
– А кто его знает? Не доверяли бабам! Чтобы по городу не шлялись, не пили, мужиков не заражали. Там бабы в основном – приезжие шалавы, могли сбежать, по Союзу сифон дальше повезти. Они даже там, внутри диспансера, трахались!
– Находились же храбрецы! – покачал головой Кока: уж насколько надо быть тупым животным, чтобы, имея сифон, трахаться с сифонной бабой! – А помнишь, какие у вас были турниры? В шахматы, в нарды, в карты, в секу! Помню, пришёл раз тебя навещать, а у вас турнир в “чапаева”, приз – две ампулы медицинского морфина! Тут же лежат, блестят. И шприц, салфеточкой прикрыт. Вот шла за них рубка!
Рыжик, утихая, подтвердил:
– Да, тогда ещё можно было купить. А сейчас – нет.
– Вот именно! Ну, пора нам в город, брать лекарство, – сказал Кока, вставая и ощущая, что подлый холод уже ощутимо копается в животе, запуская ледяные отростки во все уголки тела.
Но Рыжик никуда не хотел идти. Потом неожиданно предложил спуститься в ресторан, выпить кофе.
– Ну, пошли. Оттуда поедем, – согласился Кока, чтобы выйти поскорее из этого гнетущего номера. Выходя, заметил, что Рыжик написал что-то на бумажке и приклеил её жвачкой к двери.
– Это что?
– Если баба придёт… – туманно объяснил Рыжик, что вызвало новое удивление Коки.
– С каких это пор ты бабами так интересуешься? Раньше не был вагинострадальцем!
Рыжик нервно засмеялся:
– Раньше не был, а теперь стал. Не надо меня помоить…
В ресторане малолюдно.
Они выбрали столик. Кока хотел сесть лицом ко входу, но Рыжик плюхнулся в кресло раньше него. Посидели минуты три-четыре.
– Что нам тут? Меня подламывает. Пошли отсюда, – сказал Кока.
– Сейчас, кофе выпьем. Вот и официантка. Ту кофе, плиз!
– Какой кофе? Я тебе говорю – подламывает, а ты – кофе! Давно таким светским стал? Ты же сабурталинец, не вакиец, это они целый день кофе пьют и сигареты курят, – в который раз удивился Кока: такого он раньше за Рыжиком не замечал. Кофе, баба, записки… Какой-то нервный стал…
Между тем Рыжик завёл мутный разговор, из чего можно было понять, что Сатана обыскал его, отнял паспорт, авиабилет и держит взаперти в отеле.
Вот оно что!.. Теперь понятно, почему Рыжик всё время дёргается!..
– А если ты отдашь Сатане эти тридцать тысяч, он тебя отпустит?
– А хрен его знает! – в сердцах сказал Рыжик. – Я-то отдам, куда денусь. Но бог ведает, что этому разбойнику придёт в башку?
– Да, дела… – протянул Кока, принимая у официантки чашку.
Рыжик высыпал в кофе сахар, налил молока, стал размешивать, бормоча что-то вроде “не к добру всё это”, а Коке этот кофе в глотку не лез – ломило уже ощутимо.
Наконец не выдержал, отставил чашку и только хотел сказать Рыжику, что уходит, как тот, открыв рот, уставился ему за спину.
Кока обернулся – по залу деловой походкой шёл Сатана в куртке Security. Лицо багровое, суровое. У входа маячит Нугзар в плаще, руки в карманах.
В голове проскочило: “Вот кому Рыжик звонил! Кого ждал! Ах, я баран! Идиот!”
Не успел испугаться – Сатана мощной лапой схватил Коку за шиворот:
– А, попался, крыса! Синг-синг! – И силой поднял со стула, рявкнув на весь зал: – Где бабки, сука?
– У меня. Спрятаны, – опешил Кока, пытаясь вырваться.
– Спрятаны? А где должны быть? – глумливо уставился Сатана Коке в лоб.
– Не знаю. Рыжик мне дал, вы уехали, я пришёл отдать их Рыжику…
Но Сатана, не слушая Кокиного лепета, больно подтолкнул его в спину:
– Вперёд! Иди, не то голову отрежу! На шматы посеку, дерьмак, и тебя, и этого козла!
Рыжик не вовремя пискнул:
– А мой паспорт? Билет?
Сатана, не отпуская Коку, ткнул Рыжика лицом в чашку – стекло зазвенело, ложечка полетела на пол, блюдце разбилось, в зале наступила тишина.
– Вот тебе паспорт! Сиди жди приказа! Пока твой вшивый папаша не переведёт бабки, будешь сидеть, шен цанцаро, сиабандо[70 - Малоумный, пустомеля ты! (груз.)]! Пошли! – потащил он Коку дальше.
Тот попытался вывернуться:
– Я иду, никуда не убегаю!
– Куда тебе бежать, придурок? Только нам в лапы! – усмехнулся Сатана, но хватку разжал.
Рыжик поднял мокрое лицо, пустил фальцетом им в спину:
– Кока, извини!
Кока не отозвался.
Посетители и официанты беззвучно замерли, не понимая, что происходит, кто эти люди, на каком языке они кричат, что случилось.
– Вот дурачок, сам в ловушку приканал! – сообщил Сатана стоящему в дверях Нугзару. – Лац-луц – орера!
Нугзар равнодушно заметил:
– А я что тебе говорил? Придёт отдавать бабки. Вот и пришёл. Где, кстати, деньги? – словно невзначай поинтересовался он.
– В одном дворе спрятаны.
– Во дворе? Ты что, у себя в Сололаки? – засмеялся Нугзар.
– А где прятать? Я там сплю, в подвале…
Пока шли к машине, Сатана крепко держал Коку под руку, время от времени пихая в бок:
– Быстрее, шен набозваро[71 - Блядина ты! (груз., жарг.)]! Из-за тебя столько времени потеряли. Где был? Почему к нам не приехал?
Кока усмотрел тут лазейку.
– Вы внезапно уехали, а мне что делать? Откуда я знаю, куда ехать? Вы же мне ничего не сказали? Если бы сказали, я бы знал, приехал.
Сатана взъярился:
– Что делать, не знал? Ты меня за кого держишь? С какого хера Рыжик дал тебе деньги? Значит, ты ему проболтался, что мы в машине!
– У меня вырвалось, – признался Кока. – Но я же его привёл!
– Вырвалось? Ну и я вырву у тебя яйца! Или руки по локоть сварю в кипятке – будешь знать! – замахнулся Сатана, но Нугзар бросил, отпирая машину:
– Оставь его! Я же сказал – честный фраер. И дружка предупредил, и деньги назад принёс. А вот Рыжик этот – поганец, иуда! Не успел Сатана ему разок в лоб дать, как всё выложил! Вот какой дружок у тебя!
