– Сами понимаете, мы несколько отстаем по части культурного разнообразия.
У нее был легкий акцент, свойственный уроженцам Мэна, этакая знакомая его уху сухая неправильность.
– Зак не чудовище, просто в жизни парню не повезло… У вас есть дети?
– Нет.
«Она лесбиянка, – произнес голос Джима у Боба в голове. – Женщина-священник».
– У меня тоже. – Боб потушил сигарету. – Хотя мне хотелось.
– Мне тоже. Всегда. Я верила, что однажды они у меня будут.
«Ах, как неловко!» – саркастично заметил голос Джима.
А Маргарет продолжила более энергичным голосом:
– Я не хочу, чтобы Сьюзан подумала, будто эта демонстрация направлена против нее и Зака. Меня немного беспокоит, что кое-кто из местного духовенства пытается привнести этот вот настрой «против». Против насилия, против нетерпимости к религиозным различиям. В целом они правы. Однако пусть осуждением и вынесением приговора занимается закон. Духовенство должно воодушевлять. Разумеется, высказывать свою позицию, но в первую очередь воодушевлять. Вы, наверное, считаете, что это очень плоско…
«Плоско… Слова-то какие…»
– Я вовсе не считаю, что это плоско, – заверил ее Боб.
Маргарет Эставер встала. Боб смотрел на ее встрепанную шевелюру и широкое пальто, и на ум ему пришло словосочетание «через край». Он тоже встал. Он был выше, несмотря на ее высокий рост. Когда она опустила голову, что-то ища в кармане, Боб заметил седые корни ее волос. Она протянула ему визитку:
– Можете звонить в любое время. Я серьезно.
Боб еще долго стоял на заднем крыльце. Потом вошел в дом и сел в холодной гостиной. Он думал о том, как Зак плачет у себя в комнате. О том, как Сьюзан кричит. О том, что ему лучше остаться. Но внутри у него бурлила тьма. Ты ни на что не годный гребаный идиот.
Когда оператор назвал ему сумму, в которую обойдется такси из Ширли-Фоллз в аэропорт Портленда, Боб сказал, что ему плевать.
– Подайте машину как можно скорее, пожалуйста. К заднему крыльцу. Я буду ждать там.
Книга вторая
1
Центральный парк утопал в спокойных осенних красках: приглушенная зелень травы, бронзовые дубы, нежно-желтые кроны лип, рыжие листья кленов – вот один плывет по воде, другой кружится в воздухе. Но небо было ярко-голубым, а воздух теплым, и окна ресторана «Лодочный домик» у озера в этот вечерний час оставались открытыми; над водой простирались полосатые навесы. Пэм Карлсон сидела у барной стойки и наблюдала за тем, как взмахивают веслами люди в немногочисленных лодках. Все вокруг напоминало ей замедленную съемку, даже бармены, которые работали с неспешной уверенностью – мыли бокалы, смешивали мартини, вытирали руки о черные фартуки.
А потом вдруг раз – и в баре стало многолюдно. В двери хлынула целая толпа: бизнесмены, на ходу снимающие пиджаки, женщины, встряхивающие волосами, слегка ошарашенные туристы – мужчины несли рюкзаки с бутылками воды в сетчатых боковых кармашках, как будто весь день лазали по горам, а за ними шли растерянные жены с картами и фотокамерами.
– Нет, тут сидит мой муж, – сказала Пэм, когда немецкая пара попыталась забрать высокий стул, стоящий рядом с ней. Положив на стул сумочку, она добавила: – Извините.
Годы жизни в Нью-Йорке многому ее научили. Например, искусству параллельной парковки или тому, как заставить таксиста, у которого закончилась смена, отвези тебя куда надо, или тому, как вернуть в магазин товар, который возврату не подлежит, или тому, как твердо и решительно произнести: «Тут очередь!» – когда кто-то пытается бесцеремонно прорваться к окошку на почте. На самом деле жизнь в Нью-Йорке, думала Пэм, копаясь в сумочке в поисках телефона, чтобы узнать, который час, это блестящая иллюстрация древней мудрости, известной величайшим генералам в истории, – побеждает тот, кому больше всех надо.
– «Джек Дэниэлс» со льдом и лимоном, – сказала она бармену, постучав по стойке рядом со своим бокалом вина, к которому не успела притронуться. – Для моего мужа. Спасибо.
Боб, как всегда, опаздывал.
Ее настоящий муж должен был вернуться домой лишь через несколько часов, сыновья ушли на футбольную тренировку, и никого из них не волновало, что она встречается с Бобом. Дети называли его «дядя Боб».
Пэм пришла в бар сразу из больницы, где по две смены в неделю работала администратором в приемном покое. Ей бы хотелось пойти вымыть руки, но она понимала, что если встанет, место тут же займут немцы. Ее подруга Дженис Бернстайн – которая когда-то училась в медицинском институте, но бросила – говорила Пэм, что после работы нужно первым делом мыть руки, ведь больницы – это буквально чашки Петри для всяких бактерий, и Пэм была с ней полностью согласна. Несмотря на частое использование обеззараживающего лосьона (от которого сохла кожа), мысль о притаившихся микробах заставляла Пэм нервничать. Дженис говорила, что Пэм вообще слишком много нервничает, надо как-то себя контролировать – не только ради собственного комфорта, но и чтобы не выглядеть навязчивой, это не круто. Пэм отмахивалась – мол, в ее возрасте уже не принято волноваться о том, что круто, а что нет; впрочем, положа руку на сердце, это ее волновало. В том числе и поэтому она всегда с удовольствием общалась с Бобби, уж он-то был насколько не
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=64586901&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Орентал Джеймс Симпсон – знаменитый игрок в американский футбол, которого в 1994 г. обвинили в убийстве жены и ее любовника. В итоге Симпсона оправдали – согласно распространенному мнению, лишь благодаря мастерству его адвокатов из т. н. «команды мечты». – Здесь и далее примеч. перев.
2
Стербридж-Виллидж – музей под открытым небом, посвященный быту Новой Англии на рубеже XVIII–XIX вв.
3
«Мокси» – безалкогольный газированный напиток, символ штата Мэн.
4
Последнюю смертную казнь в Техасе до введения моратория провели с ошибкой, в результате чего казнимый оставался в сознании около двадцати минут вместо обычных трех-пяти, и смертельная инъекция была сделана ему повторно. От первого укола до смерти прошло тридцать четыре минуты.
