– Не кури, – попросил я, – по-людски прошу. Тут опилки везде.
– Вот именно, – ответил Щепа и попытался щёлкнуть зажигалкой. – В голове у тебя опилки. Как у Винни-Пуха из того мультфильма…
Но я успел раньше: выхватил из его пальцев зажигалку и сигарету из зубов, швырнул в угол; Щепа вскочил; мы сцепились.
Я был сильнее его, работал на фабрике и каждый день таскал тяжести, а он – нигде не работал.
А главное – духа не было у него, совсем, одни очертания остались.
Я хотел сломать ему руку или хотя бы палец – однако Читарь встрял и разнял нас; Щепу решительно оттолкнул к дальней стене.
– Ну спасибо, братишки, – ядовито проскрежетал Щепа, держась за мизинец, который я ему всё-таки повредил. – Встретили хлебом-солью!
– Просто не кури здесь, – сказал я. – Ещё раз попробуешь – я топор возьму и голову тебе расколю.
– Я нервничаю, – объявил Щепа. – Менты у меня были. Вчера. Тебя искали.
– Меня? – спросил я. – Зачем?
– Не знаю, – сказал Щепа с ненавистью. – Тебе виднее. Но менты серьёзные. Взрослые мужики с пистолетами.
– А почему к тебе пришли?
– Потому что ты у меня был прописан.
– Так я выписался давно.
Щепа задрожал.
– Но отметка осталась! – крикнул он. – Ты у меня двенадцать лет был прописан! Теперь они приходят и про тебя спрашивают. Имя твоё знают, и фамилию.
– Что за менты? – спросил я. – Павловские?
– Нет. Вроде московские. – Щепа гневно подкинулся. – Какая разница? Они мне весь день испортили! У меня – семинар на дому, йони-массаж, клиентка голая сидит, и сам я – тоже… Разгар работы… Выхожу в халате, а тут – двое с удостоверениями! А кто ты такой, а чем занимаешься, а паспорт покажи, а где твой друг Ильин Антип Иосифович? Я говорю: он мне не друг, дальний родственник, был прописан, потом уехал, куда – не знаю, давно его не видел, и видеть не хочу. Сидим на кухне. А клиентка моя из спальни мне сообщение на телефон пишет – ну где ты, я готова уже… Потом один из ментов пошёл в ванную, руки помыть, – а в ванной у меня лежит шлифовальная машина, моя собственная, недавно купил. Японская. Хорошая вещь. Мент выходит, машину выносит и мне подмигивает. Деревом, говорит, увлекаешься? Я тоже, говорит, увлекался в детстве, шкатулки резные делал, маме дарил на 8 Марта… А сам оглядывается, осматривается, не верит мне…
– Погоди, – сказал я. – Ты их фамилии записал?
– Нет.
– Они же показали удостоверения. Мог бы записать.
Щепа снова затрясся весь, лицо прыгнуло.
– Жить меня учишь? Сам подставил, а теперь ещё у тебя претензии?
– Я тебя не подставил.
– Добро! – весело сказал Щепа. – Значит, в следующий раз, когда они придут, – я молчать не буду.
Спор наш прервал Читарь; всё это время он стоял у окна и смотрел на белый джип.
– Дай ключи, – сказал он Щепе.
– Что?
– Ключи от машины дай. Прокатиться хочу. Триста лошадей! Такую мощь никогда не пробовал.
Щепа посмотрел на него с тоской.
– Господи, – сказал он, – вы оба сумасшедшие. Вообще, полностью. Психи клинические. – Он протянул Читарю ключи. – Не улети в овраг.
Читарь ухватил ключи и вышел, блестя глазами.
Возможно, он не расслышал ни одного слова из нашего нервного разговора, пропустил мимо ушей всех ментов с пистолетами, – или расслышал, но не придал никакого значения.
Заревел за окном двигатель белого джипа.
Мы с Щепой остались вдвоём.
Я подумал – и рассказал ему всё: как вломился к Ворошилову, как забрал голову, как он умер, и что я намерен делать дальше. И даже предложил ему спуститься в подвал.
– Ни в коем случае, – ответил Щепа. – Я не хочу ничего видеть, не хочу ничего знать. Вас всё равно поймают. И я тоже попаду под замес. – Он горестно махнул ладонью. – Столько сил потрачено, чтоб от вас сбежать, – а хрен там, не сбежишь. Раньше я вас просто ненавидел – а сейчас даже и ненавидеть устал. Нет такого слова, чтоб объяснить моё к вам отношение.
16
Я не дурак, я действовал очень осторожно.
Я провёл много месяцев в блужданиях по интернету.
Нашёл на острове Цейлон несколько коммерческих предприятий, продающих древесину ценных пород.
У них было всё: эбеновое, сандаловое дерево, заготовки любых размеров.
Килограмм стоил от пяти до тридцати тысяч долларов, цена сильно варьировалась в зависимости от размера заготовки.
Мне было нужно много материала, и необработанного: в идеале – очищенное от коры целое бревно с диаметром ствола не менее сорока сантиметров.
У меня был очень дорогой, редкий, эксклюзивный заказ огромной стоимости.
И я, желая снизить цену, пошёл дальше: изучил карту острова Цейлон и сумел, опять же посредством поиска в Сети, перепрыгнуть через головы торговцев и найти самих лесопильщиков, крестьян, древоделов – тех, кто живёт в цейлонских лесах всю жизнь и знает, где и какое дерево можно срубить и продать.
Ведь если в России всегда были и есть древоделы – то такие же были и есть на Цейлоне.
Теоретически почти все леса острова считались заповедниками и национальными парками. Для вырубки драгоценных деревьев требовалось разрешение властей и контроль с их стороны. Но практически – если в моём лесу, где жили мои деды и отцы, и где я сам живу, выросло дерево, которое можно срубить и дорого продать, – однажды я срублю его и продам, не спрашивая разрешения государства.
И вот со мной на связь вышел некий господин Саванди, подтвердивший, что он готов поставлять дерево ценных пород по цене значительно ниже, чем у перекупщиков.
Я никогда не видел живьём господина Саванди: но мы переписывались и несколько раз общались по телефону.
Да, мне пришлось выучить английский язык. Без английского я никогда бы не провернул всю эту затею. Или пришлось бы нанимать переводчика, чужого человека, и неизбежно посвятить его во все тонкости, раскрыть постороннему секреты.
Господин Саванди выглядел смуглым, носатым парнем без возраста, то ли двадцать лет, то ли сорок, по-английски говорил так же плохо, как и я, поэтому мы отлично поняли друг друга.
Дух господина Саванди я плохо различил; радиоволны сильно искажают картину мира, но дух живого существа можно почувствовать даже на огромном расстоянии.
Дух мужчины с острова Цейлон, просочившийся за тысячи километров, показался мне достаточно сильным, но ко мне совсем равнодушным – как будто я для него был не живым человеком, а придорожным камнем или дождевой каплей.
Сначала я сделал небольшой заказ, заготовку весом в два килограмма, и заплатил за неё три тысячи долларов авансом, и спустя четыре месяца получил посылку: меня не обманули.
Второй заказ я сделал на сумму вдвое большую.
И снова всё прошло гладко, только перед отправкой уже готовой посылки господин Саванди попросил меня доплатить ещё три сотни долларов, в связи с непредвиденными осложнениями.
Я доплатил, конечно. Про себя усмехнулся. Такова была в их народе манера ведения бизнеса. Так у них принято: словчить по мелочи.
Через пять лет я стал лучшим, любимым, постоянным клиентом господина Саванди. Покупал раз в полгода заготовку: в пять килограммов, в десять, в пятнадцать.
Господин Саванди получал от меня огромные суммы. Если у него были дети – наверное, на мои деньги он выучил их в лучших учебных заведениях Шри-Ланки.
За эти годы я приобрёл у господина Саванди полтора десятка заготовок из массива эбенового и сандалового дерева. Оно оказалось гораздо крепче дуба. Самое правильное использование такого редкого, тяжёлого и прочного материала – изготовление мебели. Заготовки я распилил на тонкие досочки и сделал из них сундук со встроенным замком; следует признать без лишней скромности – совершенно замечательный сундук, он украсил бы любой музей в разделе “прикладное народное творчество”. Сундук я потом подарил Пахану на день рождения. Пахан растрогался: подарок его восхитил, и домой он сундук не повёз, а поставил в “аквариуме” на видном месте, вроде образца продукции своего предприятия.
Историки утверждают, что раньше всех поняли ценность твёрдого дерева древние китайцы. В домах китайских императоров вся мебель была изготовлена из сандала. Китайцы научились распиливать драгоценное дерево на тонкие рейки и собирать из них этажерки и ширмы. Сейчас рынок древесины ценных пород не такой большой, сандаловые и эбеновые рощи давно сведены, новые деревья не успевают подняться; столы и шкафы из сандала могут позволить себе только миллионеры.
На седьмой год господин Саванди исчез, передав свой бизнес другому человеку, господину Мадуранге.
Эти двое написали мне множество писем, уверяя, что я могу доверять Мадуранге точно так же, как и его предшественнику.
Ах, как хотел я слетать на остров Цейлон! Увидеть там всё своими глазами, и пожать руку господину Саванди. Но проблемы с паспортом не позволяют мне выезжать за пределы страны: ещё одно неудобство, подаренное при появлении на свет.
С господином Мадурангой мы сделали всего одно дело – и последнее.
Решившись и помолясь, я перевёл на счёт, указанный Мадурангой, весьма значительную сумму, и спустя время получил, наконец, первую из двух действительно нужных мне заготовок: брус длиной сто тридцать сантиметров, толщиной втрое меньше.
Брус весил около ста килограммов, в Москве его задержала таможня. Мне пришлось ехать и вызволять драгоценную собственность. Я дал таможеннику в карман тысячу долларов и забрал свой контейнер.
Из того драгоценного бруса я сделал первую, малую фигуру.
Итак, у меня ушло семь лет, чтоб создать надёжную связь с продавцами цейлонской древесины.
Если бы Саванди и Мадуранга были мошенниками, они бы давно скрылись вместе с моими долларами: никакой мошенник не обладает таким терпением, чтоб ждать семь лет.
Но теперь, когда малая фигура была готова, и пора было приступить к большой – обнажилась вся рискованность моей затеи.
Я собирался купить кусок ствола сандалового дерева, бревно весом едва не в четверть тонны; я должен был отдать целое состояние людям, которых никогда не видел вживую; людям с другого конца света, другой расы и другой веры; людям, которых я знал только по именам, поскольку Саванди и Мадуранга – это мужские имена народа сингалов.
И я передумал в последний момент. Так бывает.
Уже занёс было руку, чтоб достать из потайного места ключ от банковской ячейки. Но Бог остановил меня. Это было глупо: посылать в никуда громадный капитал, накопленный десятилетиями.
Главную заготовку нужно было покупать в другом месте.
Тогда я привёл себя в идеальный порядок, надел костюм и галстук, сел на поезд – и поехал в Москву.
Там я пришёл в офис импортной торговой организации и заключил множество официальных контрактов.
Я нанял их как агентов, они взялись купить для меня, частного лица, кусок ствола сандалового дерева, и доставить покупку на указанный мной адрес.
Опытные юристы обязались проследить за тем, чтобы покупка была сделана на законных основаниях. Сам товар застраховали на крупную сумму. Специальный логист должен был проследить весь путь груза от Дели, Индия, до Москвы. Специальный таможенный брокер – проконтролировать прохождение границы и уплату пошлин.
Это было гораздо, гораздо дороже, чем брать такую же заготовку у деревенских парней Саванди и Мадуранги.
Но толстые контракты с подписями и печатями, уважительные взгляды, серьёзный подход давали мне иллюзию надёжности; мне казалось, что я застраховался от неудачи.
Только одну ошибку я совершил тогда, подмахивая авторучкой в графе “Получатель” и отхлёбывая кофе.
С языка сорвалось, что дело моё – не срочное, спешки никакой нет, главное – чтобы товар был куплен и доехал в целости. Плюс-минус месяц ничего не решают.
А не надо было так говорить.
Они сразу это уловили и потом никуда не торопились. Заготовка ехала три месяца, ещё месяц лежала на таможне.
Всё это время я изнывал от нетерпения.
Общую сумму валюты, потраченной на приобретение заготовки, посчитать трудно: доллары покупались в разные годы по разному курсу. У меня ушли все сбережения примерно за десять лет. Около трети всей суммы внёс Читарь, без его помощи я бы не провернул дело. Кое-что пришлось занять у московского брата Щепы. В общей сложности – около тринадцати миллионов рублей, или чуть больше, для обычного человека, для среднего жителя Павлово – настоящее богатство, за всю жизнь не потратить.
17
Щепа прошёлся по дому; походка – от бедра, стопы чуть вывернуты наружу, как у балетного танцора; огляделся, пнул ножку стула (вся мебель у меня дубовая), снисходительно прокатил палец по клавиатуре старенького компьютера; поглядел в окно (снаружи – сплошной зелёный массив, сосновый лес), долго изучал себя в зеркале, парадно выпятив грудь и подбородок.
– Хорошая хибара, – сказал он. – Только маленькая. Но вообще, брат, скажу тебе откровенно: ты всё не так делаешь. Прячешься в отдалённой избушке – а это бесполезно. Захотят – тебя найдут за полчаса. Просто отследят по телефонному сигналу, это называется “биллинг”. И даже если ты выключишь телефон – у аппарата есть полицейский режим, неотключаемый. Аппарат всё равно будет посылать сигнал, а ты не будешь про это знать. Ты отстал от жизни, – Щепа ухмыльнулся, его дух сгустился и стал зол. – Тебе не нужна нелегальная мастерская в подвале, тебе не надо сидеть в глухомани. Езжай в Москву, в Питер, в любой большой город, оформи свидетельство индивидуального предпринимателя, возьми в аренду помещение, подпиши все бумажки, – и делай, что хочешь, никто тебе слова не скажет, лишь бы налоги платил. В Москве таких как ты – миллион, всем насрать, какие ты фигуры вырезаешь, из какого дерева. Это выйдет гораздо дешевле, чем копать тайный подвал. Перебирайся в город, открой официальную мастерскую по реставрации и наслаждайся преимуществами.
Он сделал короткое движение, как будто хотел потрепать меня по щеке, но на полпути опустил ладонь.
– Во-первых, не учи меня жить, – сказал я. – Во-вторых, не учи меня наслаждаться. В-третьих, в Москве, если я туда перееду, я буду – никто, один из миллиона, как ты сам сказал. А тут, в Павлово, я всех знаю. У мэра есть дом, а в этом доме все двери делал – я. У городского судьи тоже есть дом, судья спит на кровати из лиственницы, кровать сделал – я. В Москве на меня может наехать любой пожарный инспектор, в Москве я буду платить за охрану помещения, в Москве я бу- ду по полдня в день стоять в пробках. А здесь я со всех сторон защищён, у меня друг работает в полиции, я про всех всё знаю, у меня нет врагов, я лучший работник своей фабрики, через меня идут самые сложные заказы, я хорошо зарабатываю. Так что не лезь ко мне с советами. Нравится тебе в Москве – живи в Москве, только не учи меня, что мне делать.
Щепа не ответил. Мы были одного роста, я смог прямо и близко посмотреть в его глаза, увидел замешательство, неуверенность, потерю баланса.
Спустя полчаса Читарь вернулся: белоснежный внедорожник влетел во двор, ревя двигателем и сверкая разно- образными фарами; весь, до крыши, изгвазданный жирной коричневой грязью, лобовое стекло сплошь заляпано, на колёсные диски намотались мокрые, измочаленные стебли.
Читарь открыл дверь, выпрыгнул, сияя.
– Мне понравилось, – сообщил он. – Триста лошадей – это сила. – И махнул рукой Щепе. – Грязищу я отмою, не беспокойся.
– Не надо, – сказал Щепа. – Не отмывай. В Москве считается круто гонять на грязном джипе. Чтобы ты ехал по Кутузовскому, а с тебя отваливались куски глины. Обгоняешь девочек на “Лексусах” – и они видят: вот, человек побывал в реальном мире.
