– О, это ты.
– Мне стало любопытно, не произошло ли сегодня что-нибудь странное?
– Например?
– Ну, какие-нибудь странные события. События… странные.
Я подозрительно взглянула на Варнера.
– Кроме тебя на моем пороге?
Он улыбнулся. Первоначально я думала, что он выглядит довольно обыденно, но теперь поймала себя на том, что разглядываю его темно-голубые глаза и ухмылку, которая показалась мне необычайно сексуальной. В противном случае я бы, наверное, закрыла дверь.
– Я заслужил.
– Наверное, я пожалею об этом, – заметила я, отходя в сторону, – но проходи.
Что-то в нем меня цепляло. Знаете, на что это похоже? Например, ты смотришь на человека и не понимаешь, почему его взгляд настолько тебя привлекает. Но вдруг, совершенно внезапно, ты осознаешь, что его глаза в точности схожи с глазами мужчины, который в молодости жил с тобой по соседству. Вот тогда-то до тебя и доходит, что подобный типаж оставил неизгладимый след в твоих вкусах.
– У меня есть вино. – Я направилась в кухню, минуя коридор.
Люк последовал за мной.
– Буду рад.
– Оно не французское, – предупредила я, наливая полный бокал каберне и отправляя по столешнице в его сторону. – Меня никто больше не спрашивает, как прошел мой день. Что ж, обычное явление для разведенок. – Я налила себе такой же полный бокал. – День прошел неплохо, и я, пожалуй, начну с самого начала. С цветов.
– С цветов?
– Да, именно. Сегодня цвета мне кажутся странными. В особенности зеленые, синие и желтые.
– Насколько странными?
– Как будто они покрыты свежим слоем краски и одновременно с тем окружены тусклыми цветами, к которым я привыкла. Мне кажется, что я под действием кислоты нахожусь.
– Тебе снилась Франция? – Люк заглянул в свой бокал. – Раз уж мне дозволено переступить порог твоего дома, смею полагать, что тебе приснились интересные сны. Напомню, что прошлым вечером ты считала меня сумасшедшим.
Как только он произнес эти слова, мои колени почти подкосились, и я оперлась на столешницу, чтобы остаться в вертикальном положении.
– Может быть.
Варнер засмеялся.
– В таком случае придется немного поработать. Вместе.
– Знаешь, я никогда не бывала в том регионе Франции, но да, он казался очень французским, и люди говорили… ну… они говорили по-французски.
– Ты знаешь французский? – Люк улыбнулся, уже зная ответ.
– Не совсем.
– Тем не менее ты понимала, о чем они говорили?
Я остановилась на середине глотка. Да, так и есть. Хотя я не осознавала этого раньше, в моем сне все говорили по-французски, и я понимала каждое слово. Моя мама, Марджи Коннор, настояла, чтобы я изучала испанский вместо французского, поэтому во французском языке я – полный ноль.
– Или, быть может, действие разворачивалось в Канаде? – поддразнивал Варнер. – Сегодня сны продолжатся. Трудно сказать, что именно ты увидишь, но обычно все идет в хронологическом порядке.
– Что за ерунда. – Я сделала глубокий вдох. – Это безумие. Мне просто снятся странные сны, вот и все. Недавно на фермерском рынке я купила витамин В. Наверное, он сдобрен каким-то дерьмом. – Отхлебнув слишком много вина, я подержала его во рту, прежде чем глотать. – А еще я сегодня потеряла сознание. На работе.
Люка как будто встревожило мое заявление.
– А носовое кровотечение было?
– Было. – Я слышала, как повысился мой голос. – Откуда ты?..
– Это происходит, когда возвращаются воспоминания – «странные сны», как ты говоришь. Сам процесс неестественный, поэтому он сказывается на тебе физически.
– Хочешь сказать, что обмороки продолжатся? А я-то связала свое состояние с сегодняшним ажиотажем… – Я сделала еще один глоток вина. – Ах да, и сегодня утром прямо на моих глазах один сенатор разрушил свою карьеру. Это ведь не твоих рук дело?
– Нет. Боюсь, на этот раз я здесь ни при чем, – заверил Люк. – Но вот об обмороках мне кое-что известно. – Варнер, взяв бокал за верхнюю часть, отправился в гостиную и уселся на диван. Он держался так, будто находился у себя дома. – Давай проделаем небольшой трюк, как в Викторианскую эпоху. Хочешь, я расскажу, что тебе снится?
– Неужели у тебя в кармане завалялась колода Таро?
– Таро… Я тебя умоляю… – Варнер закатил глаза. – Я способен на большее.
– Не сомневаюсь, – буркнула я. – Ладно, дерзай. Я хотя бы отвлекусь от Эйсы Хиткоута.
Варнер, казалось, не беспокоился о Хиткоуте, пока устраивался на моем диване и переставлял декоративные подушки.
– Бьюсь об заклад, я сумею угадать.
– Я вся внимание.
– Тебе было шестнадцать. – Люк посмотрел в окно, прежде чем продолжить. – Жила ты во французском департаменте Вандея, в городе Шаллан. Это приморский департамент к юго-западу от Парижа. Зелени там хоть отбавляй: леса, деревья повсюду. Город расположен недалеко от океана. Родом ты из фермерской семьи. Родители выращивали кукурузу, подсолнухи и кур.
Я покачивала бокал с вином. Я прекрасно представляла ту сцену, которую рисовал мне Варнер, поскольку видела все воочию.
– Ну вот. Значит, королевских кровей и торговцев вином не будет? – Хотя я знала ответ, мне очень хотелось, чтобы Люк рассказал больше.
– Не очень романтично, да? Смею полагать, что ты и без меня все видела. – Варнер передвинулся на край дивана в ожидании ответа.
Я смолчала, но присоединилась к нему на диване. В дальнем конце.
– Знаешь, в ту эпоху бытовало романтическое представление о деревне. Парижане считали, что загородная жизнь намного проще, поэтому летом все художники стекались туда.
– А как в действительности? Было ли проще?
– Жизнь нигде не бывает простой, Хелен. По крайней мере, по моему опыту. – Он приставил руку к подбородку, и я заметила, что щетина на его лице потихоньку превращается в полноценную бороду. – Летом в том районе жили несколько известных писателей и художников. Это было чудесное место. Деревушка находилась вдалеке от океанского побережья, среди зеленых и желтых полей. Твоя семья не относилась к богачам. Земли у вас было немного, но на жизнь хватало.
Свет позади Люка бросал мрачные тени на его лицо. Он подтянул рукава тонкого черного свитера до локтей и заметно напрягся. Похоже, Люк Варнер не хотел продолжать рассказ. Но я слишком жаждала продолжения.
Наконец он поднял глаза.
– А ты… – Люк вздохнул и откинулся на диван, утонув в подушках. – Что ж, ты сама все видела.
Мне оставалось только промолчать.
Люк улыбнулся своей правоте.
– Вы похожи. В те времена у тебя были темно-рыжие волосы. В наши дни, кажется, такой оттенок называют тициановым. – Протянув руку, Варнер коснулся пряди, которая выпала из моей прически. Этот жест был слишком интимным, но я позволила Люку сделать это, хотя и не знала почему.
– Тициановый[13 - Тициан Вечеллио – итальянский живописец.]. В честь художника, – сказала я.
Он кивнул.
– У тебя были длинные волосы, и чаще всего ты их подвязывала, как будто длина тебя раздражала. Ты много работала: на самой заре уходила в поле, чтобы покормить кур. Ты была очень красивой, но деревенская жизнь в те времена была слишком тяжелой. И… – его голос замер.
Мне казалось, что вот-вот раздастся звонок в мою дверь и на пороге покажутся офицеры. Они объяснят, что пришли за Люком Варнером, чтобы вернуть его в психиатрическое учреждение, после чего извинятся за доставленные им неудобства. Откуда этому мужчине известно о моих снах? Как такое вообще возможно?
– Художнику Огюсту Маршану и его жене принадлежало поместье, граничащее с фермой твоей семьи. Они приезжали туда летом, чтобы сбежать из Парижа.
Хотя Роджер тысячи раз произносил имя художника, из уст Люка оно звучало так, что по спине пробежал холодок. Как Люк Варнер мог настолько ярко описать мой сон? И почему именно Огюст Маршан? Одержимость Роджера этим художником разрушила наш брак, а теперь даже во сне я не могла от него сбежать. Роджер убил бы за возможность увидеть столь подробные сны о своем кумире.
– Если ты присмотришься, то обнаружишь себя на картинах, которые Маршан рисовал на протяжении многих лет. Просто взгляни на полотна в «Ганновере» или сходи в музей д’Орсе. Ты была его музой.
– «Босоногая девочка»?
– Одна из моих любимых, – сказал Люк. – Я рад, что картина теперь с тобой. Она всегда должна оставаться рядом. Подумай об этом. Ты наверняка прикасалась к ней тысячи раз.
– То, что ты описываешь, – наконец признала я, – я видела все это во сне. Как это возможно? Как это происходит?
– Я объяснял тебе в галерее. – Он пожал плечами. – Ты необыкновенная, Хелен, и с тобой происходят необъяснимые вещи. Должен тебя предупредить, что история не закончилась. Она будет вспоминаться частями. Да, все это кажется странным, непонятным, но… твои прошлые жизни… они хотят вырваться на свободу. И, боюсь, ты ничего не сможешь с этим поделать, Рыжик.
– Мне снился Маршан.
– Кто-нибудь еще? – голос Варнера звучал немного обиженно, будто гость ожидал услышать большее.
– Нет, только Маршан.
– Только он?
– Это не соревнование, Люк. До тебя я еще не добралась, если ты на это намекаешь. Мои сны разворачиваются в последовательности, о которой ты говорил. Значит, мы скоро увидимся, так?
Я чуть не поперхнулась собственными словами. Я не могла поверить, что втянулась в эту историю. Это все вино.
– Отношения Джульетты с Маршаном вот-вот изменятся, запустив определенный процесс. Что касается меня, то я появлюсь позже. – Он снова выглянул в окно.
– Дай-ка угадаю… – Я сделала небольшой глоток вина, вспомнив сцену, завершившую мой сон. – «Босоногая девочка» зашла слишком далеко. Последнее, что я увидела, прежде чем проснуться, – любовь Маршана и Джульетты… прямо на кушетке.
Хотя я шутила, Варнер выглядел серьезным.
– Она дорого за это заплатила. – Мужчина, казалось, рассматривал серый ковер. Он погрузился в свои мысли, как будто взвешивал, чем стоило со мной делиться, а чем – нет. – Я бы сказал, что платишь ты до сих пор.
– Джульетта, похоже, знала об этом. У нее на лице все написано, если на картину взглянуть. Утрата невинности. В те времена ступенька считалась символом потери невинности, символом падшей женщины.
Люк кивнул.
– Ты была обручена с сыном фермера, и по достижении семнадцати лет тебе предстояло выйти за него замуж.
Я вспомнила, как Джульетта и ее мать обсуждали на кухне Мишеля Бюссона. Я чувствовала страх Джульетты перед замужеством, как будто это был мой собственный страх.
– Ты по-прежнему считаешь, что эта девушка – я?
– А ты сомневаешься?
Я пожала плечами.
– Я скорее заинтригована.
– А как еще ты можешь объяснить свои сны?
– Я не делаю поспешных выводов, тем более если они касаются прошлых жизней, мистер Варнер.
– О да, конечно. Все дело в витамине B. Что ж. – Он резко встал. – Думаю, мне пора.
– Как пора? – Я тоже встала. – Ты ведь еще не закончил.
– На сегодня я закончил, Рыжик. Возможно, мы продолжим в другой раз. – Варнер взял куртку и в последний раз отпил из бокала. – Ты пока не готова.
– Не готова?
Я не могла поверить, что этот мужчина появился у двери и начал рассказывать безумную историю о моей прошлой жизни (более ста лет назад!), но когда мы добрались до самого интересного, он вдруг собрался домой. Может, я чем-то его обидела?
– Ты не рассказал, как мы познакомились.
– Я бы предпочел, чтобы ты сама рассказала. – Люк повернулся, чтобы уйти. – Сконцентрируйся перед сном, а остальное приложится. Так всегда бывает.
– Ты можешь избавить меня от лишних хлопот.
– Я пробовал, Рыжик, но ничего хорошего не выходило. – Варнер остановился и о чем-то задумался. – Есть еще кое-что. Еще одна картина. Она находится в частной коллекции, однако существуют фотографии. Картина называется «Джульетта». Именно с нее все и началось.
Название показалось мне знакомым. Я вспомнила, как Роджер безуспешно пытался найти загадочную картину Маршана, хотя он умел находить картины. Я последовала за Люком в коридор. Вино уже ударило в голову, и меня слегка пошатывало.
– О, кстати, Рыжик, – вспомнил он, открывая дверь. – У тебя ведь через несколько недель день рождения?
Я в замешательстве склонила голову.
– В конце месяца. – Двадцать второго июня мне исполнится тридцать четыре года. Варнер снова оказался прав. – Откуда ты знаешь…
