Он был уверен – она его звонку обрадовалась.
Ничего особенного вчера не произошло, только со вчерашнего вечера он знал, что Катя будет ему радоваться.
– Ксения, я ушел! – крикнул он в приоткрытую дверь.
– Пока! – обиженно крикнула Ксения.
Завтра она будет ворчать, что он мало того что постоянно опаздывает, так еще и уходит в разгар рабочего дня.
Ее ворчания ничего не стоили. На самом деле она боялась, что Денис уволится.
Катю он увидел, подъезжая к шлагбауму, у которого утром ее высадил. Денис выскочил из машины и крепко ее обнял. И она обняла его тоже.
– Я по тебе весь день скучал, – прошептал он.
Она отстранилась, заглянула ему в глаза.
Катя смотрела нежно и благодарно. Как щенок, которого маленький Денис подобрал однажды на улице.
Мама не разрешила брать щенка, и Денис отвез его к бабушке. Через полгода щенок превратился в огромного лохматого пса непонятной породы. Как ни странно, пес маму любил и радовался ей больше всех, когда Денис с родителями приезжал к бабушке.
Семья страдала, когда пес помер от старости.
– Сегодня наконец пойдем в ресторан, – бодро сказал Денис, отпуская Катю.
Она улыбнулась и кивнула, словно была готова идти за ним куда угодно.
Это была совсем другая Катя. Не та соседка, которая равнодушно цедила слова, когда он с ней заговаривал.
Новая Катя ужасно ему нравилась, но отчего-то сделалось ее жалко.
Они не пошли в ресторан. Они заказали ужин с доставкой на дом и весь вечер снова просидели у Кати.
– Мужа подруги не стало, и я как будто начала жить заново, – словно удивляясь этому, призналась Катя.
– Зачем ты у них работала, если он так ужасно на тебя действовал? – не понимал Денис.
Катя пожала плечами.
– Ника его любила. Ника – это моя подруга. Она какая-то… наивная очень.
Даже вечером было жарко. За настежь раскрытым окном еле заметно покачивались листья растущих у дома деревьев.
– Ну и отлично! Наивная Ника любила мерзавца. Ты тут при чем?
– Я чувствовала, что все это добром не кончится. – Катя тронула пальцем пустую рюмку. Просто так тронула, но Денис снова наполнил рюмки. – Я не могла Нику бросить.
– Ты и дальше будешь работать у Ники?
– Нет, – она покачала головой. – У нее и денег не будет мне платить, и вообще… Пусть занимается детьми, вместо того чтобы рыдать целыми днями. В школу попробую устроиться. Вроде бы учителям неплохо платят.
– Что преподавать будешь?
– Русский и литературу.
Уходить ему не хотелось, но Денис поднялся. Шел двенадцатый час.
И тогда Катя, не глядя на него, тихо попросила:
– Не уходи.
Он на миг замер. Она давно ему нравилась, и он пытался за ней приударить.
А сейчас показалось, что прямо в эту минуту он принимает какое-то очень важное решение.
Денис медленно к ней шагнул, поднял ее со стула и провел губами по щеке. Кожа под губами была гладкая, нежная, а ее губы, когда он их нашел, оказались теплыми и мягкими.
На верхней губе была еле заметная родинка. Денис немного отстранился, наклонился снова и поцеловал родинку.
Он не сразу понял, что сердце у него бьется глухо и громко. Раньше он никогда не замечал биения собственного сердца.
* * *
Аглая Никитична за прошедшие годы почти не изменилась, только в волосах у нее стало больше седины, а на лице появились заметные морщины. Когда-то его поразило, как сильно Алиса похожа на свою мать. Его и сейчас это поразило.
На самом деле они были и похожи, и нет. Алиса смотрела весело и открыто, как верящий в сказки ребенок, и было невозможно в чем-то ей отказать. Аглае Никитичне невозможно было отказать, потому что она была так твердо убеждена в своей постоянной правоте и справедливости, что эта уверенность передавалась окружающим, как при сеансе гипноза. Сеансов таких Прохор никогда не видел, но предполагал, что гипнотизер из тещи вышел бы отличный.
Собственно, он сбежал не только от Алисы, от ее матери тоже.
Справедливости ради стоило признать, что частыми визитами теща им не досаждала. Она приезжала редко, но всегда неожиданно. Оценивающе обводила взглядом квартиру и тут же приказывала Прохору немедленно что-то переставить, передвинуть. Брала с дивана брошенную им или Алисой книгу и грустно говорила:
– Поставь на место.
На место стоило поставить ее, но Прохор послушно исполнял команды.
Вообще-то, он и женился на Алисе, исполняя волю ее матери. Конечно, это не совсем так, он не женился бы, если бы решительно этого не хотел, но он тогда относился к Алисе нежно и ласково и против женитьбы не возражал.
Когда Алиса повела его знакомить с матерью, Прохор никакого подвоха не ожидал. Он пришел не женихом, просто хорошим Алисиным приятелем. Женихом он вышел. Тому, как Аглае удалось так провернуть разговор, что Прохор за два часа превратился из свободного парня в человека, прочно обремененного семьей, можно было только поражаться.
Прохор до сих пор этому поражался.
Он не любил бывшую тещу. Он ее боялся.
Только Алиса и ее мать умели заставить его делать то, чего ему не хотелось.
Страх был нелепый, детский. Прохор давно не позволял никому на себя давить.
Встречаться с тещей не хотелось до смерти. Он ничего не знал об Алисе и не хотел знать, но теща не станет его слушать. Она его не услышит, даже если он повторит это двести раз.
Заходя в квартиру, которая давно стала Алисиной, он готовил себя к тяжелому испытанию. Такового не случилось. Бывшая теща молча и тихо стояла у двери в комнату, где умерла Алиса, и смотрела почему-то в окно. Просто стояла и смотрела. Сначала говорила что-то полицейскому в форме, который топтался в прихожей, а потом, когда полицейский исчез, молчала.
Прохор тоже потоптался в прихожей, как недавно полицейский, потом сел на пуфик.
Тот был новый, купленный уже без Прохора. Раньше здесь стоял стул.
Он не сразу почувствовал, что тещу ему сильно и искренне жаль. Настолько, что он немедленно кинулся бы передвигать мебель, если бы она об этом попросила.
Прошло не меньше двух часов, когда Прохор решительно поднялся и тронул тещу за плечо.
– Пойдемте отсюда, – тихо сказал он. – Пойдемте, Аглая Никитична.
Он слегка потянул ее к двери, она покорно пошла за ним.
Слава богу, Лады у подъезда уже не было. И машины ее тоже.
Он подвел тещу к своей машине. Она села, не сказав ни слова, и потом всю дорогу молчала. Адрес ее он помнил, не стал спрашивать.
Высадил женщину у подъезда, посмотрел, как она скрывается за дверью, и поехал домой.
Лада, услышав, что он отпирает дверь, выскочила в прихожую.
– Подожди, – не дал ей себя обнять Прохор.
Стянул футболку и джинсы, бросил их тут же, в прихожей, и направился в ванную, под душ. Как будто мог подцепить частички чужого горя и теперь пытался их смыть.
Горе было чужим. Он давно не любил Алису.
Он никогда ее не любил.
– Не слушаешься меня! – буркнул он жене, выйдя из ванной.
Футболки и джинсов на полу уже не было.
Алиса никогда не поднимала его вещи.
– Что за дура торчала с тобой у подъезда? – Прохор направился в кухню, сел за стол.
– Девушка Даша, – невесело улыбнулась Лада, включая газ под сковородой. – Она первой обнаружила труп.
– Да, кажется, я ее видел, когда в понедельник там был. О чем вы беседовали?
– Прохор, ты меня любишь?
Лада, повернувшись к плите спиной, смотрела на него серьезными тревожными глазами.
– Знаешь же, что люблю! – поморщился Прохор. Он не понимал, как можно в этом сомневаться.
Он наклонился, поймал жену за руку и потянул к себе.
– Я тебя очень люблю и не хочу, чтобы ты имела отношение к тому, что случилось с Алисой. Пожалуйста, впредь меня слушайся.
– У тебя своя жизнь, а у меня своя? – тоскливо уточнила Лада.
– Нет, – попытался объяснить Прохор. – Жизнь у нас одна на двоих. Но… Я не хочу, чтобы ты имела отношение к тому, что случилось с Алисой. Не хочу, и все!
Лада вырвала руку, подняла крышку над сковородой.
– Так о чем ты беседовала с девушкой Дашей?
– Алиса была знаменитостью. Она ясновидящая.
– Бред! – поразился Прохор. – Раньше она такой дурью не увлекалась.
– А чем она увлекалась? – Лада поставила перед ним тарелку с ужином.
Ужин был такой, как он любил, – отбивная и жареная картошка.
– Ничем, – вздохнул Прохор. – Ладка, пожалуйста, не говори мне о ней больше! Она была мне совершенно чужим человеком.
Он снова поймал жену за руку, усадил к себе на колени. Хотел сказать, что никогда не вспоминал бы о бывшей жене, если бы Алиса периодически ему не звонила. Еще хотел сказать, что ему нужна только одна женщина на свете – Лада. Но ничего не сказал, молча уткнулся жене в грудь.
Все и так ясно.
9 июля, четверг
Дождь пошел неожиданно. Он был редкий, теплый, и Катя не стала доставать зонт. Капли падали на волосы, на лицо. Она обернулась, но машины Дениса у шлагбаума уже не было, и она медленно пошла дальше.
Она прямо сейчас скажет Нике, что больше приезжать не будет. То есть она, конечно, приедет, если возникнет необходимость посидеть с детьми, но не на работу, не за деньги. Просто так приедет, чтобы помочь, как подруга – подруге.
Дождь усилился, и несколько метров до подъезда Катя пробежала.
Она постаралась не обращать внимания на то, что прямо в подъезде на нее навалилась тоскливая безнадежная усталость, почти не оставив следа от той легкой радости, которая только что переполняла Катю рядом с Денисом. Она все последние годы жила в этой безнадежной усталости.
Войдя в лифт, она достала ключи от Никиной квартиры и сжала их в руке. Но отпирать дверь не стала, позвонила в звонок.
Она больше здесь не работает.
Она просто пришла в гости.
– Я думала, это Виталий, – отперев дверь, сказала Ника.
Подруга больше не плакала, лицо у нее было равнодушным и бледным. Но даже заплаканное лицо было красивым.
– Ника, возьми себя в руки! – с тоской попросила Катя.
