Дни сливались в одно монотонное выживание, но он понял, что наступила осень, это подтвердил ледяной воздух, проникающий в палату во время проветривания. Ему удавалось следить за сменой дня и ночи благодаря тому, что рутинные процедуры соблюдались довольно точно. Поэтому, даже лежа в постели, он знал, что примерно через десять минут погасят свет.
Сидеть несколько часов подряд ему было нелегко. Все тело содрогалось от пульсирующей в такт сердцу боли. Еще несколько дней, чтобы отбросить последние сомнения, и он будет готов. Ему не терпелось рассказать Йоару о том, что случилось, о том, как кто-то умышленно сломал его жизнь, о том, что издевательство продолжается и здесь, в пансионате. Ему не терпелось рассказать о Дьяволе в обличье медсестры, о том, как она ежедневно вливала ему в горло кислоту, с каждой каплей которой утекала его жизнь. Вопрос был не только в том, сколько кислоты выдержит его тело. Но и в том, как долго он сможет терпеть ее последствия: боль от открытых язв в горле, невозможность глубоко вдохнуть.
Сначала казалось, что тело восстанавливается после каждой дозы, но постепенно появились боли в животе, температура, и все чаще он опасался, что захлебнется рвотой. Он уже несколько раз об этом думал, а что, если задержать дыхание, позволить легким еще немного гореть, что если.
От запаха, который не спутать ни с чем, зашевелились волоски на шее. Это была она. Шум вентиляции подтвердил, что дверь распахнулась. Очевидно, она стояла и наслаждалась тем, как его окутывает страх. Она знала, что он боится, хотя ужас не отражался ни в его глазах, ни на изуродованном лице. И все же она заметила, как съежилось тело от предстоящей боли, от боли, которая с каждой каплей становилась все сильнее. Дверь закрылась, запах усилился. Она подошла к постели. Он изо всех сил сжал рот, он всегда так делал, но в этот раз он поклялся себе не поддаться.
Хотя его кожа утратила чувствительность, он все же ощущал покалывание от ее присутствия. Где-то в глубине своего страха он просто хотел, чтобы это закончилось, чтобы она грубо и жестоко разжала ему челюсть и влила очередные капли, которые разъедят ему горло. Но смысл был в другом. Страх играл важнейшую роль в наказании. А это было именно наказание. И он полагал, что знал, за что. Где-то в тумане что-то всплывало. Проказы мальчика-подростка. Он проанализировал всю свою жизнь до тех времен, которые только мог вспомнить, пытаясь отыскать что-то, что могло бы оправдать такую жестокость. Должно быть, это оно. Игра, которая однажды зашла слишком далеко.
Он почувствовал, как она наклонилась над ним, и вздрогнул. Даже сквозь непроглядную тьму он ощутил ее улыбку. Вливай свой проклятый яд, пусть это закончится! Из глубины живота вырвался стон и превратился в едва слышное шипение, он открыл рот. Боль уже была в его голове, волна захлестнула все его тело и превзошла то, что мог поглотить мозг. Но в горло никаких капель не попало, и скоро он заметил, что запах вдруг утратил отчетливость. Он все еще висел в воздухе, но было понятно, что она вышла из комнаты.
Ждать больше нельзя. Он аккуратно вытянул руки из-под одеяла и нащупал давным-давно припрятанный предмет. Коктейльная соломинка. К большой радости Йориль, он согласился выпить немного супа, однако на самом деле хотел только завладеть соломинкой. Пару раз она сидела рядом с ним, но на третий ему повезло. Она положила поднос с обедом ему на колени, и, когда ее срочно вызвали в коридор, ему наконец удалось умыкнуть соломинку. И сейчас он вытащил ее из штанов. Подождал, пока звуки в коридоре утихнут, перекатился на бок. Осторожно упал на пол. Казалось, что на его тело натянута кожа мальчика, но, зная, каковы ставки в этой игре, он заставил себя подняться. Держась за кровать, он досчитал до десяти. Боль приливала волнами, но он не обращал на нее внимания, и она утихла. К счастью, пламя не добралось до стоп, и он хорошо чувствовал, куда наступает. Сетчатка была оплавлена огнем, но изображение комнаты было загружено в его левое полушарие мозга. Ему понадобилось несколько дней, чтобы составить общее представление, а потом он лишь добавлял детали, так что сейчас видел комнату перед собой достаточно точно. Он шел маленькими шажками, чувствовал, как натягивается кожа на бедрах и пояснице. Спина – в меньшей степени поврежденная огнем – была мокрая от пота. Он двинулся к стене и через несколько шагов коснулся двери. Он открыл ее плечом и едва смог удержаться на ногах, шагнув в коридор. Единственным звуком было легкое бурчание, по всей видимости, холодильника. Хотя его шажки были не больше мышиных, он просчитал, что до компьютера идти не дальше трех метров, и двинулся вперед. Поднял правую руку так высоко, как только мог, пусть и всего на середину тела, но этого оказалось достаточно, чтобы дотронуться до стола. Держась одной рукой за спинку стула, он попытался согнуть колени. Обожженная кожа натягивалась и саднила, и ему пришлось плюхнуться на стул.
От боли он забыл о том, где находится и что происходит вокруг, закружилась голова, но он сумел совладать с собой. Он знал, что близок к обмороку, и постарался дышать глубоко и ровно. От напряжения его затошнило, но он не поддался. Вместо этого он выпрямился. Нижняя кнопка справа. Едва слышный писк подтвердил, что экран включился. Загрузка занимала всего несколько секунд, но он прождал достаточно долго, пока не убедился, что клавиатура подключилась. Еще немного подготовки, проследить, чтобы курсор находился в углу экрана. Двинув мышкой, он понадеялся, что нажал кнопку «Старт». Еще немного подвинул мышь, два раза кликнул. Возможно, ему удалось открыть почту, а может быть, и нет. Он старался держать руку так, чтобы курсор находился в нижнем левом углу. Поднес левую руку к краю экрана, чтобы почувствовать его размер, затем двинул правой рукой. Немного правее, к центру, повыше. Он полностью сосредоточился на странице электронной почты, которую представил себе. Что-то подсказало ему, что курсор был слишком низко, он немного сдвинул его, а затем кликнул на то, что, как он надеялся, было адресной строкой. Стрельба вслепую. Промахнись он на полсантиметра, и все пропало. Он отпустил мышку, поднял руки над клавиатурой и приготовился. Возможно, последний пользователь не вышел из почтовой программы, так что ему пришлось бы запустить ее заново, но он должен был воспользоваться шансом. Три ряда вверх, семь клавиш внутрь – клик. Вот и буква H. Так он продолжал до тех пор, пока не добрался до значка «собачка». Коре возмущался, что клавиша «shift» залипает, так что ему пришлось нажать сразу три клавиши. Найти их было легко, но вот синхронизировать действия пальцев, лишенных чувствительности, было совсем непросто. Поэтому он воспользовался соломинкой. Действуя ею, он попытался зажать все три клавиши, но губы превратились в жесткие ремни из обгоревшей кожи, соломинка выпала изо рта. Он наклонился ниже, но тонкая пластмасса закатилась между клавишами. Он попытался снова, но правый указательный палец отказывал, и на него нахлынула волна безнадежности. На что он надеялся? На чудо? С тем же успехом можно было попробовать прогуляться по воде. И все же он должен был попытаться. Без надежды он умрет до того, как первые снежинки коснутся его окна. Он снова попытался нажать на клавиши, но пальцы казались еще бесчувственнее обычного. Шаги приближались, он понял, что медсестра повернет за угол через секунду.
Кнопка выключения, где она, черт возьми?!
– Так-так, Герой!
Он сполз со стула, зацепив рукой шнур от компьютера. Из последних сил он попытался выдернуть его из розетки.
Глава 10
Рино поднялся с пола и отряхнул грязь с брюк. Участок был маленький, но места на полу для его ежедневной порции скручиваний вполне хватало. Хотя, пожалуй, считать эти порции ежедневными было бы преувеличением, пусть он и запланировал избавиться от пивного животика, когда переехал сюда. Он представлял себе регулярные занятия скалолазанием, но для того, чтобы покорять горы, нужны были веревка и оборудование. Так что для начала он занялся скручиваниями. По крайней мере, усевшись за папку с делом об останках, дышал он так же, как после скалолазания. Первую половину дня Рино посвятил тому, чтобы перечитать все отчеты, которые, в принципе, сводились к тому же, что рассказал Фалк. В отчете судмедэксперта отмечалось, что мальчику было примерно тринадцать-четырнадцать лет. Ровесник Иоакима, который после долгих споров между родителями весной все-таки начал принимать риталин[3 - Риталин – стимулирующее лекарственное средство, которое используется для лечения синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), запрещен к использованию в России.]. Именно Рино выступал против применения препарата, не желая признавать, что поведение мальчика объясняется не только подростковыми гормонами. Но в конце концов согласился попробовать лечение на пару месяцев. С тех пор прошло полгода. Иоаким стал другим, более спокойным, но далеко не забитым и безразличным. Как и большинство родителей, они хотели только лучшего для своего ребенка. Хотя бывают и исключения, возможно, мальчик в могиле был жертвой именно такого родителя. Судмедэксперт сделал абсолютно четкое заключение: избиение с особой жестокостью. Рино пообщался с ленсманом в Лекнесе, и тот рассказал, что ни из одного муниципалитета на Лофотенских островах заявлений о пропавших детях не поступало. Объяснить это можно по-разному: с одной стороны, останки могли быть очень старыми, а с другой – реестры могли вестись очень небрежно. Еще один вариант – парень был не из этих мест, тогда раскрытие дела казалось, в общем-то, невозможным. Рино посмотрел на часы. Через пятнадцать минут уходит паром. Вообще-то он хотел, чтобы Фалк поехал с ним, но готовящийся к пенсии полицейский оказался еще более странным и безразличным, чем ему рассказывали, так что инспектор пока не решил, как именно выстраивать с ним взаимоотношения.
По дороге он заехал на бензоколонку и по старой привычке надел свою обворожительную улыбку, когда заметил, что за прилавком стояла женщина.
– Три Б, пожалуйста, – сказал он, встретившись взглядом с продавщицей.
– Что?
– Банан, булочки и бекон обжаренный, – последний пункт заказа Рино придумал только для того, чтобы поддержать шутку.
– Ах так! – румянец залил круглые щечки продавщицы. – Ну и, наверное, бензин, чтобы стало четыре Б?
– Именно! – сказал Рино и сделал из ладони пистолет.
– Только что переехали? – продавщица ловко укладывала покупки в пакет.
– Да, решил на несколько месяцев заделаться лофотенцем. Точнее, до февраля.
Передавая ему пакет, женщина – ей было лет тридцать пять – до ушей залилась краской.
Через несколько минут он ступил на старый причал, где пахло морской солью и водорослями, а еще смоляной пропиткой. Только отполированный морем настил и заржавевшие перила напоминали о славных днях этого места.
Паром оказался совсем не тем древним деревянным суденышком, какое представлял себе Рино, и, к его величайшему удивлению, он был единственным пассажиром.
– Холодает, – шкипер Улав Рист выглядел загорелым, хотя лето в Северной Норвегии не такое уж и длинное, а солнце в последний раз выглядывало много недель назад. Температура теперь будет только падать, – добавил он, отвязывая канат. – Новенький?
Рино кивнул. Вряд ли кто-то из местных не замечал, что Фалк в последнее время слегка не в себе, так что составить выводы было несложно.
– Дело о скелете? – Рист криво усмехнулся, понимая, что Рино вряд ли собирается болтать о находке, в последнее время занимавшей умы жителей всех окрестных деревень.
Рино еще раз кивнул, поднял воротник куртки и сел на палубе. Судно медленно выходило из бухты в форме подковы, Рейне на одной стороне, Марка и Боллхауген – на другой, Рейнехалсен на самом изгибе. Очень скоро они миновали первый из мостов, соединяющих Рейне с материком, повернули налево, и перед ними предстал фьорд. Осенний воздух стал более колючим, как только судно набрало скорость, но после того, как они взяли курс на фьорд, похожий по форме на кеглю, Рино позабыл, что замерз. Платформы, которые когда-то сформировали дикие и прекрасные горы, явно двигались с большим рвением. А после того, как вершины избавились от остатков ледникового периода, в местности вряд ли можно было отыскать более отвесные скалы. На половине дороги Рино решил погреться; поднявшись, он провел рукой по борту гребной лодки, которая лежала на боку, подпертая какой-то палкой.
– Мое изобретение, – Рист высунул голову из окна рубки. – Между прочим, мне тогда было всего двадцать лет. Согласитесь, гениально!
Рино не видел абсолютно ничего гениального.
– Бочки за вами, – Рист кивнул головой, – работают как спасательные шлюпки. Простейшая мысль, но, когда в беду попадешь, легко растеряться и напугаться. Бочки легко отвязать. Вот эта, – снова кивок головой, – может дрейфовать свободно, ничего делать не нужно. Легким нажатием открываем крюк, а дальше дело за силой выталкивания.
Возможно, в этом и было нечто гениальное, и Рино подумал, что в случае крушения он просто вцепился бы в одну из бочек.
Через несколько минут судно направилось в Киркефьорд, который с обеих сторон клином сжимали горы. Очень скоро они миновали пять-шесть домов, у каждого была своя пристань. Рино подумал, что раз уж были созданы такие пристани, то соседи вряд ли плотно общались. В конце фьорда их встречала одинокая фигура.
– Единственный постоянный житель, – Рист вздохнул. Возможно, он сожалел, что его привычный образ жизни постепенно разрушается.
– Но ведь не во всем фьорде?
– Один здесь, один в Вестланде.
Мужчина стоял, заложив руки за спину, и следил за ними. Главное событие дня, – подумал Рино, когда судно преодолело последние метры до причала. Рист вышел на палубу и выдавил из себя несколько вежливых фраз, а затем попрощался, подняв руку. Мужчина, на вид лет семидесяти, стоял неподвижно. Тонкие волосы развевались на ветру, и Рино невольно подумал, что бедняге, одетому лишь в хлопковую рубашку и джинсы на несколько размеров больше, должно быть ужасно холодно.
– Я обязан следовать маршруту, – сказал Рист, выходя из рубки. – Хотя это совершенно бессмысленно.
Горный хребет разделял два фьорда, и скоро судно отправилось в сторону Винстада. Последние метры пути Рино провел на палубе, разглядывал груды земли и камней. Где-то тут в разломе пролежал все это время мальчик. Позабытый всеми до тех пор, пока не вмешались силы природы.
– Что вы хотите найти? Фалк сюда уже трижды наведывался, – Рист достал щепотку табака из кожаного мешочка и скрутил папиросу. Так как туристический сезон был закончен, шкипер предложил подождать своего единственного пассажира.
– Предчувствие.
Спустившись на берег, Рино почувствовал, как переносится на машине времени на пятьдесят лет назад. В лучшие годы здесь проживало около ста человек, но сейчас сложно было поверить, что в Винстаде когда-то действительно кипела жизнь. То там, то сям виднелись домики, но не более того.
Когда он осторожно спускался к месту разлома, ветер дул ему в лицо. Он миновал здание – судя по всему, старую школу – и пошел дальше по грунтовой дороге, которая не заросла полностью только благодаря активным летним туристам. Пустые окна покосившихся от ветра домов смотрели на него, в них отражались горы и небо. А ведь однажды, наверное, в них отразился и тот, кто отправил на тот свет бедного мальчика.
Место, где нашли останки, было обозначено металлическим шестом. Ближайший дом находился неподалеку. Достаточно близко, чтобы расслышать стук лопаты о землю. Он подумал, что нужно спросить Фалка, кто жил в этом доме и были ли у них дети. Это ведь самый простой вариант. Он поднял взгляд на гору за домом, на нагромождение острых грубых камней. Валуны, вызвавшие оползень, по всей видимости, были крупными, очень крупными, и вгрызлись вглубь склона на несколько метров. Теперь они навеки почили где-то на глубине фьорда. Но на своем пути они вытащили на свет божий ужасное преступление, как будто еще при сотворении Земли было предрешено, что все тайное когда-либо станет явным.
Горы тому свидетели.
Через полчаса, когда Рино вернулся, Рист сидел на палубе и курил. По его позе было понятно, что у него бездна свободного времени.
– Вы будете заходить в Киркефьорд на обратном пути?
– Осмунд Микальсен с ума сойдет. Мой маршрут – его часы.
– Было бы неплохо перекинуться с ним парой слов.
– Можно было и раньше с ним поговорить.
– Извините. Мне только что пришло это в голову.
Рист одобрительно улыбнулся.
– Включу это в счет.
Через четверть часа Рино подошел к маленькому, выкрашенному в серый домишке, на который указал Рист. На первый взгляд дом казался заброшенным. Калитка заржавела и покосилась, а садик у дома слился с заросшими окрестностями. Старик склонился над точильным камнем на заднем дворе. Он был все так же одет в хлопковую рубашку, хотя ветер значительно усилился. Заметив Рино, он вздрогнул и озадаченно посмотрел на паром.
– Можно с вами поговорить?
– О чем?
– Скелет из Винстада, – Рино решил сразу же перейти к делу, рассудив, что полицейская форма говорит сама за себя.
– Ничего об этом не знаю, – Микальсен беззвучно сплюнул.
– Останки принадлежат мальчику.
Старик посмотрел ему прямо в глаза.
– Слышал.
– Здесь, во фьорде, деревни маленькие.
– Мне уже много лет. – Микальсен, по рукам и лицу которого ясно было, что всю свою жизнь он проработал в море, почесал заросший щетиной подбородок, – но с головой у меня все в полном порядке.
– Мне кажется странным, что о пропаже мальчика никто не сообщил. Конечно, возможно, он был неместный, но все-таки. Если кто-то здесь, во фьорде, исчезнет, это ведь сразу заметят.
Старик воткнул нож в рамку точильного камня.
– У Винстада свои секреты, но скелет.
– Не похоже на них, да?
Микальсен покачал головой.
– Был там один мальчик, – сказал он, присев на сломанный стул, прислоненный к стене. – Он утонул. Ему было лет четырнадцать или пятнадцать. Это было давно, полжизни назад, ну, конечно, если вы пожили с мое.
Он снова сплюнул.
– Бедный парень не умел плавать. Калека. Ну, он не единственный, кто закончил свою жизнь во фьорде.
– Что случилось?
– Боюсь, мы никогда этого не узнаем.
Глава 11
Он очнулся от приступа рвоты. Сразу же вспомнил, где находится и что случилось. Они занесли его в палату и разместили на кровати. Он заметил, что среди них была Йориль, она плакала. Видимо, оплакивала ту жизнь, которую он вынужден был вести, те возможности, которых он лишен. Например, возможность общаться с внешним миром. Он слышал, как она говорила: «Я бы с радостью ему помогла. Если бы понимала его».
Ему удалось уловить лишь обрывки разговора медсестер, но по их словам он понял, что ему удалось лишь включить компьютер, но не зайти в систему. Слабое утешение в минуту поражения. Он вытащил свой единственный козырь и проиграл.
Прошло, наверное, около получаса, как дверь открылась, и он снова почувствовал этот запах. Дьявол вернулась и смотрела на него. Она, конечно, слышала о его попытке воспользоваться компьютером и уж точно была не такой наивной, как Йориль. Дьявол все поняла. Из коридора донесся чей-то голос. Это была заведующая пансионатом, она встречала его при переводе из больницы. После этого регулярно его навещала, говорила какие-то общие приветственные фразы. Но и она не сочувствовала ему так, как Йориль. Заведующая была женщиной холодной, но в данный момент он очень обрадовался, услышав ее гнусавый голос. Она обратилась к Дьяволу и, явно сдерживаясь изо всех сил, отчитала ее. Одной из медсестер нужна была помощь, заведующая просила Дьявола срочно пройти в ту палату. Затем она поспешила дальше, но Дьявол не двинулась с места. Видимо, пыталась понять, успеет ли влить в него каплю-другую яда.
– Спишь? – прошептала она от двери.
Он изо всех сил притворился, что спит.
– Да ну.
Она видела его насквозь.
– Хотела просто сообщить тебе, что мы немного поменяли график. Я специально попросила, чтобы меня отрядили дежурить у тебя – здорово, правда? Нам действительно нужно получше следить за тобой. То, что произошло сегодня вечером… больше никогда не повторится.
Он сглотнул.
– И зачем тебе нужен был компьютер?
Шаги по линолеуму, а затем хруст – она наступила на коктейльную соломинку.
– Спи, Герой, теперь уж я с тебя глаз не спущу.
Он заснул. И поэтому не смог понять, сколько прошло времени до тех пор, как очередная капля кислоты попала в глотку. Может быть, десять минут. А может быть, несколько часов. От шока он резко проснулся. Такой боли он еще никогда, ни разу в жизни не испытывал.
Глава 12
– Мне тогда было чуть за двадцать, и я на время переехал в Сволвер. Сволвер в то время активно развивался, а я не хотел быть рыбаком, как мой отец. Как же мы иногда ошибаемся.
Осмунд Микальсен мечтательно взглянул на светло-серое небо.
