– Они это уже сделали.
– Но как? – Я мысленно взмолился, поскольку разговаривал сейчас со священником и на своем опыте убедился, чего стоила благотворительность в Фор Форкс.
– Вы не поверите мне на слово, – ответил он. – Поэтому лучше я покажу вам.
Он резко встал и жестом предложил подняться мне.
– Выйдем, – сказал он. За его оживлением проглядывало сильное беспокойство, и на мгновение мне подумалось, что я ему неприятен так же, как и он мне, с его клубами табачного дыма и глазами навыкат.
Я покинул комнату и по пути к выходу из дома прошел гостиную с накрытым на одного человека столом: вкусно пахло жареной стряпней, и на столе стояла открытая бутылка пива – так что, скорее всего, причиной антипатии доктора Грюбера была всего лишь задержка обеда.
Он захлопнул за нами дверь и направился к церкви. Все это было весьма загадочно. Когда доктор Грюбер перешел через дорогу, он окликнул меня, не поворачивая головы:
– Вы знаете, что Грегори был чернорабочим в школе?
– Одна из девочек что-то такое говорила об этом, – ответил я, наблюдая, как он огибает церковь. Что же дальше, гадал я, прогулка в поля? И что же мне покажут такое, во что я не должен поверить?
За церковью лежало небольшое кладбище, и я, следуя за идущим вразвалочку доктором Грюбером, мимоходом рассматривал надписи на массивных надгробиях девятнадцатого века: Джошуа Фут, Сара Фут – весь клан, основавший когда-то эту деревню, и другие имена, ничего для меня не значившие. Доктор Грюбер остановился, всем своим видом показывая нетерпение, у небольшой калитки в задней части кладбища.
– Смотрите, – сказал он.
Ну хорошо, подумал я, если тебе так лень ее открыть… и наклонился, чтобы отодвинуть засов.
– Не здесь, – резко сказал он. – Взгляните вниз. Посмотрите на крест.
Я взглянул туда, куда он указывал. Грубый деревянный крест, окрашенный вручную, лежал на том месте, где полагалось быть надгробию, в изголовье могилы. На его горизонтальной перекладине чьей-то рукой было выведено имя Грегори Бэйта. Я обернулся на доктора Грюбера, и сомнений у меня не осталось: он смотрел на меня с неприязнью.
– Это невозможно, – промолвил я. – Абсурд. Я же видел его.
– Поверьте мне, учитель, именно здесь похоронен ваш соперник, – сказал он, и я вновь обратил внимание на то, как своеобразно он выбирает слова. – Во всяком случае, его телесная оболочка.
Ошеломленный, я прошептал:
– Это невозможно.
Он проигнорировал мои слова.
– Однажды ночью, год назад, Грегори Бэйт что-то чинил на школьном дворе. Во время работы он взглянул наверх и заметил – я думаю, именно так все и произошло, – что водосточный желоб прохудился и требует ремонта. Он принес с заднего двора лестницу и полез наверх. Фэнни и Констанс увидели в этом шанс избавиться от тирании и выбили из-под него лестницу. Он упал, ударился головой об угол здания и умер.
– А что они там делали ночью?
Доктор Грюбер пожал плечами:
– Он их повсюду таскал за собой. Они сидели на игровой площадке.
– Я не верю, что они убили его намеренно.
– Ховард Хюммель, почтальон, видел, как они убегали. Он и обнаружил тело Грегори.
– То есть никто не видел, как это произошло.
– Этого и не требовалось, мистер Джеймс. Всем все было ясно.
– Мне не ясно, – сказал я, и он снова пожал плечами. – И что они потом сделали?
– Сбежали. Они поняли, что добились своего. У Грегори весь затылок был раздроблен. Фэнни и его сестра исчезли на три недели – прятались в лесу. К тому времени, когда они поняли, что им некуда деваться, и вернулись домой, мы уже похоронили Грегори. Ховард Хюммель рассказал, что видел, и люди приняли это как должное. Отсюда, как видите, и «порочность» Фэнни…
– Но теперь… – произнес я, глядя на грубо подписанный крест. Я понял, что именно дети и подписали его, и это вдруг показалось мне самой отвратительной деталью всей истории.
– Вот-вот, теперь. Теперь Грегори хочет их вернуть себе. Из того, что вы мне рассказали, следует, что он уже вернул их. Но мне кажется, что он теперь хочет вызволить Фэнни из-под вашего влияния. – Он произнес последнее слово с немецкой тщательностью.
Я похолодел:
– Отобрать его.
– Отобрать его.
– Могу я спасти мальчика? – спросил я почти с мольбой.
– Я подозреваю, что кроме вас – никто, – ответил доктор Грюбер, глядя на меня словно издалека.
– Ради бога, помогите мне!
– Нет – даже ради него. Судя по вашим словам, все зашло слишком далеко. Мы, в нашей церкви, не верим в изгнание нечистой силы.
– Вы верите только в… – Я был взбешен.
– В грех – да. В это мы верим.
Я отвернулся и зашагал прочь. Наверное, он вообразил, что я все же вернусь и буду умолять его о помощи, однако я не остановился, и он крикнул мне вслед:
– Берегите себя, учитель!
Я шел домой как во сне: я с трудом мог поверить или допустить то, что казалось бесспорным в тот момент, когда я говорил со священником. Тем не менее он показал мне могилу; и я собственными глазами видел перемены в Фэнни, я видел Грегори. Мало того, я не только видел, я все это остро чувствовал.
Потом, не доходя примерно мили до Фор Форкс, я вдруг остановился, пораженный доказательством того, что Грегори Бэйт уже знает о том, что мне сегодня стало известно, и знает в точности, что я намереваюсь предпринять. В том месте одно из фермерских полей широко поднималось по голому холму, хорошо просматривавшемуся с дороги, – на его вершине стоял Грегори и глядел оттуда на меня. Когда я заметил его, он не шелохнулся, но напряженность, исходящая от него, так всколыхнулась, что я подпрыгнул, должно быть, на целый фут. Он смотрел на меня так, словно читал каждую мою мысль. Высоко в небе над ним монотонно кружил ястреб. Все сомнения покинули меня. Теперь я знал: все, что рассказал мне Грюбер, было правдой.
Единственное, что я мог предпринять, – это постараться не бежать. Но как бы я ни трусил в тот момент, я не выдал своего страха. Наверняка Грегори ждал, что я побегу: он стоял, опустив руки, и бледное лицо виднелось мутным пятном – он весь был нацелен в меня. Я приказал себе спокойно продолжать путь домой.
Я с трудом заставил себя проглотить ужин и съел совсем чуть-чуть. Матер заметил:
– Если вы собираетесь морить себя голодом – мне все равно: нам больше останется.
Я посмотрел ему прямо в глаза:
– А у Фэнни Бэйта помимо сестры был брат?
Он взглянул на меня с таким удивлением, на которое был только способен, и промолчал.
– Так был?
– Был.
– Как звали его брата?
– Его звали Грегори, но я буду благодарен, если вы воздержитесь от разговоров о нем.
– Вы его боялись? – спросил я, заметив страх на лицах Матера и его жены.
– Прошу вас, мистер Джеймс, – сказала Софрония Матер. – Это добром не кончится.
– Никто не говорит об этом Грегори Бэйте, – добавил ее муж.
– Что с ним случилось? – спросил я.
Он перестал жевать и положил вилку.
– Я не знаю, что вы там слышали и от кого, но вот что я вам скажу. Если и был на свете самый проклятый человек, так это Грегори Бэйт, и что бы там с ним ни случилось, он того заслужил. На этом прекратим разговор о Грегори Бэйте. – Затем он набил полный рот едой, и дискуссия закончилась. Миссис Матер молчала, упорно глядя в свою тарелку.
Я очень беспокоился: вот уже два дня ни один из Бэйтов не появлялся в школе, и все произошедшее казалось всего лишь дурным сном. Я с головой ушел в работу, однако все мои мысли были заняты Бэйтами, особенно несчастным Фэнни, и опасностью, грозившей детям.
Страх не покидал меня – тем более что однажды в городе я вновь видел Грегори.
Была суббота, и в Фор Форкс приехало много фермеров с женами – за покупками. Каждую субботу городок напоминал ярмарочную площадь, по крайней мере по сравнению с буднями. На тротуарах было тесно, и в лавках кипела торговля. Десятки лошадей заполнили улицу, из окошек повозок широко раскрытыми глазами глядели взбудораженные дети: поездка в город была для них событием. Во многих из них я узнавал своих учеников и приветственно махал им рукой.
Какой-то крупный крестьянин хлопнул меня по плечу и сказал, что знает, что я учитель его сына, и хочет пожать мне руку. Я поблагодарил его и задержался, чтобы побеседовать, как вдруг заметил Грегори через его плечо. Он стоял у почты, совершенно равнодушный к происходящему вокруг, и смотрел на меня – так же сосредоточенно, как смотрел вчера с вершины холма. Лицо его оставалось почти бесстрастным. У меня вдруг пересохло во рту, и, очевидно, что-то отразилось на моем лице, поскольку отец моего ученика замолчал и спросил, хорошо ли я себя чувствую.
– Ах, да, – ответил я, но это, очевидно, прозвучало довольно невежливо, так как я продолжал смотреть за его плечо. Никто, кроме меня, не замечал Грегори: все проходили мимо, глядя прямо перед собой. Они не видели его.
То, что в Грегори мне прежде казалось безудержной свободой, обернулось гнусной разнузданностью.
Я извинился перед фермером – головная боль, воспалившийся зуб – и развернулся к Грегори, но тот исчез за те несколько секунд, что я прощался с собеседником.
Теперь я твердо уверился, что развязка близка и что время и место Грегори выберет сам.
Когда Фэнни с Констанс пришли в школу, я решил, что буду защищать их. Они оба были бледны и тихи, и такая аура загадочности окружала их, что остальные дети к ним в тот день не приставали. Это случилось спустя четыре дня после того, как я видел их брата у почты. Я не представлял себе, что с ними происходило со дня последней нашей встречи, но выглядели они словно после тяжелой болезни, потерянными и обессиленными, эти несчастные оборванные робкие детишки. Меня же переполняла решимость отстоять их.
После уроков, когда все устремились по домам, я оставил брата с сестрой в классе. Покорно и молча они сели за парты.
– Почему он отпустил вас в школу? – спросил я.
Фэнни тупо взглянул на меня и сказал:
– Кто?
Я поразился:
– Грегори, разумеется.
Фэнни помотал головой, словно разгоняя туман:
– Грегори? Мы его уже давно не видели. Нет, вообще-то не очень давно.
Я был шокирован – они тосковали по нему: их вымотало его отсутствие!
– Тогда чем же вы занимаетесь одни?
– Мы переходим.
– Переходите?
Констанс кивнула, соглашаясь с Фэнни:
– Мы переходим.
– Переходите куда? Что переходите?
Теперь они оба смотрели на меня, раскрыв от удивления рты, словно пораженные моей тупостью.
– Переходите, чтобы встретиться с Грегори? – Я был в ужасе, но ни о чем больше думать не мог.
Фэнни покачал головой:
– Мы никогда не видим Грегори.
– Нет, – добавила Констанс, и я с ужасом услышал сожаление в ее голосе. – Мы просто переходим.
Фэнни, казалось, вдруг оживился на мгновение и проговорил:
– Но однажды я его слышал. Он сказал, что ничего такого, что вы мне тут говорили, нет. Ну, эти карты. Нет там ничего.
– Ну хорошо, а что тогда есть? – спросил я.
– Ну… то, что мы видим, – ответил Фэнни.
– Видим?
– Когда мы уходим, – сказал он.
– А что вы видите? – спросил я.
– Это так чудесно, – мечтательно произнесла Констанс и положила голову на парту. – Правда, чудесно.
Я не имел ни малейшего понятия, о чем они говорили, но мне все это не очень понравилось, и я решил поговорить с ними об этом позже.
– Ну что ж, сегодня вечером никто никуда не идет, – объявил я. – Я хочу, чтобы вы оба сегодня остались здесь, со мной. Я буду вас охранять.
Фэнни равнодушно кивнул, будто ему все равно, где ночевать, а когда я взглянул на Констанс, то увидел, что она заснула.
