– Девать некуда, хоть на паперти раздавай. Нахапались, як дурень мыла… Эм-гэ сорок второй[2 - MG-42, немецкий единый пулемёт, принятый на вооружение вермахта в 1942 году на замену единого пулемета MG-34. Имел боевой вес 11.2 кг на сошках, длиной 1.220 мм, скорострельность 800 выстрелов в минуту. Использовался маузеровский 7.92-мм винтовочный патрон в стальных лентах. Лучший единый пулемёт Второй мировой войны.] – Костенко притащил, сказал, что без пулемёта нам никак, а когда я спросил, кто будет пулемётчиком – промолчал, чёртов хохол… Понятное дело, дура весом в пуд, кто её будет таскать? Ещё три карабина маузеровских, моя «света» – Николаев отжалел, ну, вы в курсе – пять «шмайсеров»… Ну, пистолеты я не считаю, они у каждого, это баловство… ещё ножи десантные – ну там колбасу порезать, или немцу горло… Гранат немецких «колотушек» четыре ящика, наших «лимонок» полсотни. Патронов десять цинков винтовочных и столько же пистолетных, плюс ещё на «свету» мою полный цинк… Можно было миномёт пятидесятимиллиметровый прихватить с сотней мин, кладовщик на промилуй бог упрашивал взять – еле отбоярился… В общем, железа полно. Можем месяц воевать. Или с боем в Будапешт пробиваться… Не приведи Господи, конечно…
Савушкин кивнул.
– Мешки есть запасные? Андрей, глянь там, у борта.
Радист, повернувшись и порывшись в куче всякого имущества, сваленного у переднего борта, ответил:
– Есть. Штук десять точно. И шинели новенькие, кожухи, чемоданы какие-то… У старшины вашего всего назапасено, хоть зимуй…
– Он у нас такой. Хохол, одно слово… Дай Вите шесть вещмешков. Некрасов, разложи цинки по вещмешкам, по два в каждый. Один с винтовочными, другой со шмайсеровскими. Ну и свой, само собой. Пусть под рукой будут. Мало ли…
Сержант – приказ о повышении ефрейтора Некрасова в воинском звании пришел аккурат накануне, о чём Савушкин торжественно объявил перед строем – молча кивнул и принялся упаковывать вещмешки боеприпасами. Лейтенант Котёночкин, на мгновение отвернувшись от наблюдения за внешним миром – спросил:
– Товарищ капитан, словак наш говорит, что по Дунаю мы до Будапешта можем на лодке проплыть. Вы в это верите?
Савушкин махнул рукой.
– Я вообще пока себе с трудом представляю, как мы до Комарома этого доберемся, не говоря уж – до Будапешта… Посуху точно шансов нет, по реке – может быть… Поиск вообще никак не подготовлен, ни документов, ни боевой задачи – ни черта нет… Добраться нам до венгерских пределов вряд ли получиться без проблем. Ну а ежели случится чудо, и мы до Дуная доедем живыми-здоровыми и без потерь – тогда и посмотрим, что там за лодка… Нам пока надо до Фатры добраться и в горах схорониться на ночь – вот это куда важнее… А потом за день пересечь с севера на юг Кременецкое нагорье, спуститься в долину Грона, выбраться на Штявницки врхи и доехать до Банской Штявницы. Ежели мы это сделаем – тогда и будем думать о дальнейшем…
Котёночкин кивнул.
– Я карту наизусть выучил. От Малахова до Трех крестов дорога обозначена, как сезонная. А уже осень на исходе…Могут быть проблемы.
Капитан вздохнул.
– Если бы только это… Нам сейчас важно под раздачу не попасть, немцы и их холуи сейчас яро за словаков возьмутся. С безоружными они крепки воевать… Одна надежда на этого Стояна – он местный, може, и проведет нас к Дунаю… Хотя что нам делать в Будапеште – убей меня бог, ума не приложу…
Котёночкин осторожно произнёс:
– Немцы давеча хвалились, что у Дебрецена три наших корпуса окружили и за Тису отбросили…
Савушкин махнул рукой.
– Пустое. Те тридцать пять танков, которые они якобы захватили – мелочь. Один день активных боёв иногда больше потерь даёт…
Котёночкин, помолчав минуту, осторожно произнёс:
– Оружие у нас нетабельное. Для венгерской армии…
– В смысле? – Удивился Савушкин.
Лейтенант развёл руками.
– В прямом. У венгров на вооружении винтовки Манлихера, а не Маузера. Пулемёты свои, вроде Шварцлозе… Автоматы другие… В общем, будут вопросы, если патруль остановит.
Савушкин грустно улыбнулся.
– Володя, какой патруль? Едем нагишом под пулемёты… Кто там будет смотреть, какие у нас винтовки? У нас документов никаких нет, какая уж там разница, что у нас за плечами и в кобурах… – Немного помолчав, капитан добавил: – Да и ситуация сейчас на фронтах, как я понимаю, для венгров с немцами критическая, тут не до соблюдения табельности оружия. Форма номер восемь – шо украли, то и носим, як той Костенко говорил в Белыничах…
Лейтенант кивнул.
– Это да. Раз нет документов – остальное вообще такие мелочи, что и поминать не стоит. Это я так, для порядка…
– Понимаю. – Повернувшись к радисту, спросил вполголоса: – Андрей, ты сводку за сегодня слушал? Пока я в штаб с утра ходил? Я не приказывал – не до того было – но, може, проявил инициативу?
Сержант Чепрага, подобравшись, принялся докладывать, чуть волнуясь:
– Так точно, товарищ капитан, проявил. Наши в Восточной Пруссии шуруют, Четвертый Украинский взял Ужгород и Берегово, и ещё кучу всяких деревень… В Венгрии наши тоже прут и населённые пункты занимают – но я названий повторить не могу, там чёрт язык сломит… А, да, Нередхаза какая-то была.
– Ньиредьхаза. – Поправил Котёночкин.
Радист кивнул.
– Да, точно. Под ней немцы нас атакуют. В Югославии наши уже северо-западнее Белграда. Взяли Новый Сад. Наши бомбят Будапешт – пожары за двести вёрст видны… – Радист почесал затылок: – Как бы нам там под свои бомбы не попасть!
Савушкин махнул рукой.
– Это вряд ли. Один шанс из тысячи… Ладно, Володя, открой форточку, побалакаю с Костенко и словаком. А вы продолжайте наблюдение, если что – докладывайте! – И, привалившись к переднему борту, капитан громко произнёс:
– Олег, как дорога?
Из кабины раздался недовольный голос старшины:
– Вся в подсумках и касках… Два раза чуть на штык не наехал, еле вывернул… Хочь бы гранаты эти черти не повыбрасывали! Бо подорвемось, як пить дать…
– Капитан, до темноты доберемся до перевала? – Спросил Савушкин, уже обращаясь к Стояну.
Словак ответил подавленно:
– Не вем. Але должны…
Безжизненность в голосе словацкого капитана не понравилась Савушкину. Ещё стреляться удумает, эк его отчаянье разбирает, зрелище разгрома крепко его ударило… И Савушкин произнёс преувеличенно бодро:
– Стоян, тебя как зовут?
– Иржи.
– Это Юра по-русски?
– Не вем. В грештине Георгий… Так, Юрий.
– Ну и отлично, буду тебя Юрой называть, был у меня дружок Юрка, вместе в Осоавиахиме парашютным спортом до войны занимались… Знаешь, как он говорил?
– Як?
– Не раскрылся парашют – это ещё не конец. Пока летишь – есть шанс. Шансов нет, когда тебя по земле размажет. А пока этого не случилось – есть надежда выжить. – Помолчав, Савушкин добавил: – Вы не победили. Это так. Но и не проиграли – это куда важней! Немцы в Словакии будут до самого своего конца жить, как на пороховой бочке, ждать смерти из-за каждого угла, с каждой лесной опушки, из любой горной чащи… Недолго, поверь мне на слово! Рано или поздно, но Красная армия будет здесь. И её встретят те, кто устоял и не сдался! А таких будет много! – Вздохнув, добавил: – Война – это не всегда победы. Иногда это и поражения. Слабых они ломают, сильных – закаляют. Кто в конце концов окажется сильней – тот и победит, независимо от того, сколько поражений он пережил. А мы победим, в этом ты даже не сомневайся, Иржи… Ты меня понимаешь? – Спохватившись, спросил Савушкин.
– Так, розумем. – Голос Стояна был по-прежнему подавленным, но Савушкин про себя решил, что за эти два дня, что им предстоит провести вместе, ему стоит постараться вдохнуть в словацкого капитана уверенность в будущей победе. Потому что жить без веры в торжество своего дела – уж больно тяжко… Без такой веры пуля в висок не кажется таким уж немыслимым делом.
– Товарищ капитан, выехали с городу. Прямо? – Голос Костенко вернул Савушкина к текущей ситуации.
– Ща лейтенант карту глянет. – И повернулся к своему заместителю, собираясь что-то спросить – но Котёночкин уже подобрался к форточке, глянул в лобовое стекло и кивнул.
– Всё верно, пока прямо. Сейчас проедем развилку, дальше будет справа элеватор, за ним начнется роща, после неё – серпантин вверх, там надо будет осторожней, указано, что дорога сезонная. – Почесал затылок: – Чёрт его знает, что это означает…
– Понял. – Помолчав пару секунд, старшина спросил: – Как стемнеет – отаборимось?
Савушкин хмыкнул.
– Хорошо бы, но лучше ехать, пока будет к тому возможность. Чем дальше в горы – тем выше шанс избежать встречи с немцами. Они сейчас с юга по долине Грона прут на Банску… Так что ехай до упора!
– Есть до упора! – немного помолчав, старшина спросил: – Шо-то я пушек не слышу. Вы как, товарищ капитан?
Савушкин прислушался – канонада, гремевшая на юге с утра, смолкла. Скверный знак…
– Похоже, всё. Олег, прибавь газу, сейчас лес и горы – наш единственный шанс… – Повернувшись к снайперу, скомандовал вполголоса: – Витя, оборотись назад. Шо бачишь?
Некрасов, оглядев в бинокль оставшиеся позади предместья Банска-Бистрицы – буркнул:
– Нет никого. Словаки разбежались, немцев пока нет. Вдоль реки машины горят, дым несет на город. Ни черта не видно…
Савушкин кивнул.
– Следи за дорогой. Пока есть к тому возможность…
Снайпер молча кивнул, стащил к заднему борту клубок шинелей, удобно на них устроился и, положив руку с биноклем на борт – доложил:
– НП оборудовал.
Савушкин едва заметно улыбнулся, и, обращаясь к лейтенанту и радисту – произнёс:
– Андрей, твой правый борт, товарищ лейтенант – ваш левый. Бдим!
Натужно гудя, «блитц» вывернул на начавшийся за околицей Малахова серпантин, ведущий в горы. Вокруг дороги стеной стоял густой ельник – что изрядно успокаивало капитана: в лесу, да ещё в горах, их вряд ли кто-то обнаружит, к тому же скверная погода конца октября прибавляла разведчикам шансов. Сумерки нынче наступают рано…
Через несколько минут раздался голос Некрасова:
– На шоссе немцы!
Савушкин посмотрел назад. И точно, далеко внизу, километрах в пяти ниже их местонахождения, по шоссе Зволен – Банска-Бистрица роем чёрных ос на север прострекотало десятка полтора мотоциклов с колясками – в которых, нахохлившись и прикипев к своим пулемётам, сидели немцы в серых кожаных плащах, в своих касках похожие на чудовищно разросшиеся грибы. Вслед за ними, хищно ощерившись стволами пулемётов и автоматических пушек, проползла дюжина пятнистых, зелёно-коричневых, «ганомагов» – за которыми показались грузовые «маны» в таком же грязном камуфляже.
И никто по ним больше не стрелял. Словацкое восстание закончилось…
Глава вторая
«По морям, по волнам, нынче здесь, завтра – там…»
– Хлопцы, а теперь скажите мне, как моряки моряку – из вас хоть кто-нибудь корабль вблизи видел? Не говоря уж о том, чтобы им управлять?
Сидящий напротив Савушкина старшина, подкинув в едва тлеющий огонь костра небольшую вязанку хвороста, которую пламя тотчас взялось радостно пожирать – ответил:
– Я бачив. Пьять дней в море болтались… Та не дай бог ще раз такого…
Савушкин кивнул.
– Я помню твою историю. Вы там на вёслах сидели. А капитан, – Савушкин кивнул в сторону словака, донельзя вымотавшегося и уже клевавшего носом, – говорит, что есть шанс погрузится в какую-то моторную лодку. Отсюда и мой интерес… – Помолчав, командир группы вздохнул: – Но судя по дружному молчанию, мотористов среди нас нет… Ладно, отбой. Сегодня и так, слава Богу, до перевала без происшествий добрались, надо сил набраться на завтра. Всем спать! Я дежурю первым, потом подыму Некрасова.
– Есть! – буркнул снайпер.
Котёночкин, глянув на словака – произнёс вполголоса:
– Лёша, надо бы втроём погутарить…
Савушкин усмехнулся.
– Военный совет хочешь устроить? Как Кутузов в Филях? – Помолчав, кивнул: – Хорошо, пусть бойцы укладываются в кузов – палатку ставить уже не будем, шинелей там и всяких кожухов хватает – ну а мы посидим у костра с четверть часика, обкашляем ситуацию… Главное – чтобы Сусанин наш не заснул. – И капитан кивнул в сторону словака, дремлющего напротив. Затем, повернувшись к бойцам, иронично промолвил: – Время отбоя наступило три минуты назад. Витя, тебе осталось пятьдесят семь минут на сон.
– Уже сплю. – Буркнул снайпер и полез в кузов – вслед за ним через задний борт в «блитц» забрались Костенко и радист. Савушкин произнёс вдогонку:
– Две плацкарты подготовьте для комсостава! – И, повернувшись к словаку, добавил: – Иржи, давай сюда, поближе. – Когда капитан Стоян пересел, Савушкин продолжил: – Итак, военный совет считаю открытым. Как и положено, сначала говорит самый младший по званию. Давай, Володя, излагай свои мысли.
Котёночкин пожал плечами.
– Мыслей негусто, а толковых вообще нет. Скажу одно – к этому поиску мы вообще не готовились. Ничего не знаем – ни о театре, ни о противнике. То есть вообще ничего. Я немного знаю по-венгерски, и то – факультативно. Бойцы – по дюжине ходовых фраз. Вы, товарищ капитан – аналогично. Поэтому считаю необходимым, прежде, чем перейти границу – пару дней потратить на подготовку, послушать эфир, порасспрашивать местных… Иржи, вы хорошо знаете венгерский?
Словак сначала не понял, что Котёночкин обращается к нему, затем, спохватившись, ответил:
– Так, добре… Сом з Комарно. То ест Комаром. Моя класа бил… бил венгерский. Словаков било три. – И смущённо улыбнулся, давая понять, что знание венгерского в такой ситуации – просто жизненная необходимость.
Лейтенант кивнул.
– Уже хорошо. Вы с нами до Левице? Или до Комарома?
Стоян, мгновенно посерьезнев, ответил, глядя Котёночкину в глаза:
– До Будапешта. Или до конца…
Савушкин хмыкнул.
– Извини, Володя, что тебя перебиваю, но надо прояснить ситуацию нашему словацкому союзнику. Иржи, – промолвил капитан, обращаясь к Стояну: – Мы – разведывательная группа Красной армии. Сейчас ты нам помогаешь добровольно – но так дальше быть не может. Завтра в семь тридцать утра я буду докладывать в Москву о готовности и составе группы. И если я тебя в неё включу – ты становишься её членом. И обязан будешь выполнять мои приказы и те служебные обязанности, которые я тебе определю. Беспрекословно, точно и в срок. Себе ты уже принадлежать не будешь – решать твою судьбу буду я, как командир группы. Так что ты за ночь подумай, хочешь ты этого или нет, время у тебя есть. Пока ты человек свободный и помогаешь нам по своему желанию. Завтра ты или им остаёшься – или становишься военнослужащим Красной армии. Подумай…
Словак кивнул.
– Розумем. Але я всё решил. Юж давно. В Белоруссия… – Помолчав, капитан продолжил: – Служив охранна дивизия. Сторожили железный дорога. Пят месяцы. Тераз путаю словы, но руштину знав добре. Вспомню. Бил в Борисов. Сторожили мост над Березина, потом немцы стали сами сторожить. Не помогло, – едва заметно улыбнулся словак, – Партизанты взорвали тей мост. Едны дроговы майстар носил выбушнины, тол… Як то на руштина?
