Савушкин промолчал, не зная, что сказать. Вот это им повезло, так повезло!
Подошедший к разведчикам Ласло? указав на повозку, произнёс, явно волнуясь и запинаясь:
– Nevedel som velkost, tak som priniesol v?etko. Pln? set. A vymalujte si, aby ste svoje vozidlo znova natreli.[4 - Я не знал размеры, поэтому привёз все. Полный комплект. И краску, чтобы перекрасить ваш грузовик (словацк.)]
Савушкин кивнул.
– Добре, подьме на то. Вдяка за помоц! – Его словацкий был, конечно, далёк от совершенства, но вряд ли Ласло знал русский…
Мадьяр улыбнулся.
– Priatelia Jiri s? moji priatelia![5 - Друзья Иржи – мои друзья! (словацк.)]
Савушкин в очередной раз поразился схожести славянских языков. Все же очевидная глупость – специально учить словацкий или польский, достаточно пожить в Словакии или Польше пару-тройку недель… Жаль, но уже завтра благодатные славянские земли останутся далеко позади. Вокруг будут одни венгры – говорящие на такой жуткой абракадабре, что ни в сказке сказать, ни пером описать…
Следующий час у них ушёл на смену обмундирования. Добротная штатская одежда была тщательно упакована в тюки, привезённые бравыми гонведами, а разведчики облачились в форму венгерских вспомогательных частей – табачного цвета мундиры с черными погонами и галифе весьма своеобразной конструкции, такого же цвета двубортные шинели; впрочем, Ласло, критически осмотревший новоявленных венгерских стройбатовцев, решительно замотал головой.
– Nie, nem?zete! Ins?gnie musia byt rovnakе! – И беспомощно посмотрел на словака. Иржи, едва заметно улыбнувшись, обратился к Савушкину:
– Звёзда должен быть однаковы. Бронзовы – на мундире и шинель для унтер-официр. На пилотка эмблем – унтер-официр голубой с серебряный застёжка, официр – зелоны с золотыми. Кокарда – унтер-официр серебряный, официр – золотая. Сапоги – толко официр, унтер-официр – ботинки и краги! – Осмотрев разведчиков, вздохнул и решительно бросил: – Сом тераз все сделам!
Минут сорок ушло у Иржи на приведение разведчиков в божеский – вернее, по-настоящему венгерский – вид, и, наконец, внешнее обличье разведчиков стало соответствовать венгерскому уставу – после чего Ласло, устало вздохнув, признал группу годной к дальнейшему путешествию. Тут же на крыле свежеокрашенного (венгр всё сделал сам, очевидно не доверяя этим сомнительным славянам – под его кистью грузовик обрёл серо-голубой колер и большие белые тактические номера по бортам) «блитца» был выписан пропуск – в котором, по словам Иржи, значилось, что группа из состава триста второго строительного батальона в количестве пяти нижних чинов и одного поручика возвращается в пункт постоянной дислокации в Комароме после выполнения задания командования. Командир двенадцатого инженерно-сапёрного батальона Ласло Надь. Подпись, печать. Савушкин кивнул – подлинный документ, даже такой – всяко лучше никакого! Глядишь, и прокатит…
В три часа ночи они распрощались с Ласло и двинулись на юг – венгр утверждал, что никаких препятствий по пути следования им не встретится, максимум – проверят их пропуск в каком-то населенном пункте, который Ласло назвал Одьалла, а Иржи – Старой Дялой. Впрочем, как понял Савушкин, это было поселение немецких колонистов и называлось Альт-Дяла – на чём одноклассники в конце концов и сошлись.
– До Комарома – семьдесят пять километров. Если ехать с фарами – то это два часа ходу. – Промолвил Котёночкин, когда «блитц» проехал последние домики Левице.
Савушкин кивнул.
– Я Олегу велел не прятаться. Поедем, как настоящие венгры, с фарами. Чего нам у себя дома бояться? – С лёгкой иронией в голосе произнёс капитан. И добавил: – В Комароме куда мы едем?
– К дядьке Иржи. Он во время Чехословакии служил в пограничной страже на Дунае, ещё до всего этого вышел в отставку. Девяностого года рождения. Живёт в ста метрах от пристани, на которой базируются венгерские корабли…
Савушкин вздохнул.
– Базироваться то они базируются, да как на них попасть? Близок локоть, да не укусишь…
На востоке уже начало сереть – когда «блитц» разведчиков добрался до Комарома. На въезде в город располагался контрольно-пропускной пункт – со шлагбаумом, двумя люнетами из мешков с песком, из бойниц которых хищно смотрели на дорогу стволы двух станковых пулемётов, с хибарой для гарнизона – но он был пуст. Ни у шлагбаума, ни у пулемётов не было ни души. Гарнизон, судя по молодецкому храпу, доносящемуся из временной казармы, пребывал в объятьях Морфея и покидать оные решительно не торопился. Часовой, долженствующий, по идее, бдить – судя по всему, тоже дрых, но где – понять было невозможно. Однако, и дисциплина в Гонведшеге, подумал про себя Савушкин…
Подождав у шлагбаума минуты три – капитан велел словаку оный шлагбаум поднять, а старшине – на самом малом ходу въехать в город. Ну не будить же уставших гонведов, в самом деле. Им ещё наступление русских варваров из-за Карпат отражать…
Дом дядьки Иржи и в самом деле стоял почти что на берегу Дуная – среди пышного сада, куда Костенко, руководимый словаком, загнал их «блитц». Пока грузовик приглушённо рычал, поудобнее устраиваясь среди абрикосов и яблонь – в домике в глубине сада зажглась лампа, и когда разведчики направились к входным дверям – те распахнулись и перед ними предстал пожилой дядька в исподнем, в накинутой на плечи старой чешской шинели, и уже в сапогах. Узнав среди венгерских гонведов своего племянника – сначала сильно изумился, а потом непритворно обрадовался. Савушкин его понимал – форма на племяше может быть разной, а вот то, что он живой – по нынешним временам уже серьезный повод для радости…
Стоян обнял старика, что-то сбивчиво начал ему говорить, указывая на разведчиков – но дядька решительно пресёк все разговоры и, обратясь к Савушкину, в котором безошибочно признал командира – произнёс:
– Chodte pros?m do domu. Porozprаvame sa tam. A dаme si ranajky…[6 - Прошу в дом. Там поговорим. И позавтракаем…]
Капитан кивнул и бросил своим:
– Идём в хату, погутарим и позавтракаем. Костенко, захвати мешок с консервами…
Когда все разведчики расселись за столом – на котором мановением руки старого Томека, как звали дядю Иржи, появились многочисленные миски с разной снедью, кружки с горячим «кофе» и бутылка сливовицы, которой, как похвастался старик, было уже двадцать лет – дядя капитана Стояна осторожно спросил:
– Kam plаnujete ?st dalej?[7 - Куда вы планируете ехать дальше?]
Савушкин, отхлебнув дымящегося «кофе» – оказавшегося, понятное дело, напитком из цикория, зато с сахаром и сливками – так же степенно ответил:
– Плануем до Будапешта, але потребуем челн.
Старый Томек кивнул.
– Ak? cln potrebujete?[8 - А какая лодка вам нужна?]
– З мотором. На нас на всех. И полтонны груза. – Савушкин решил не заморачиваться и говорить по-русски. Поймёт, а не поймёт – переспросит… Старик кивнул.
– Понимаем… Ест лодка. З моторем. Два дизел. Два сто конска сила. Обрнены. Два гуфометы. Але… – Тут старик смешался, почесал затылок и добавил, хитро улыбнувшись: – Але в тридесят девяты року му некто одстранил паливове черпадла. Насосы. Мадьяры хцел оправить, але не нашел нахрадне делы… Насосы немам…
Савушкин кивнул.
– Розумем. Але можно поглядать на ту лодку?
Старик кивнул.
– Моцт. Стои ту недалеко, в западакове.
Савушкин переспросил у капитана Стояна:
– В западакове – это где?
Иржи почесал затылок.
– Не вем, як то руштина… Залив? Затока?
Савушкин кивнул, и, повернувшись к старому Томеку, произнёс:
– Тераз можно глянуть?
Томек пожал плечами.
– Пречо не? Подьме!
Через четверть часа они были на берегу Дуная. Затон, в котором стояли полузаброшенные суда, густо порос камышом, пирс, у которого стояли лодки, позеленел от старости – Савушкин с изрядной опаской двинулся по нему вслед за старым Томеком. Они прошли какой-то старый полузатопленный колёсный пароход, пару ветхих парусных лодок – и, наконец, подошли к заброшенной, но уверенно держащейся на плаву лодке – на носу которой Савушкин прочёл название. GIZELLA, значит… Звучит странно для русского уха – но не это главное. Главное другое – куда делись топливные насосы с двух её дизелей?
Глава третья
«Из-за острова на стрежень, на простор речной волны…»
– Днём! – Решительно бросил Савушкин. И уже мягче добавил: – Володя, ты бы видел этот пирс, который больше на деревенские мостки походит… По нему и днём-то с нашими мешками пройти будет трудновато, а ночью мы все винтовки, патроны и шинели перетопим, это как пить дать… Кстати, куда Томек подался?
– Иржи сказал – пошёл жаловаться соседям.
– На кого? – Изумился Савушкин.
– На нас. На венгерских сапёров. Которые в его саду хотят оборудовать позиции для зенитной батареи. Мост Елизаветы от нас в пятистах метрах…
– А жаловаться-то зачем?
Котёночкин улыбнулся.
– Старик мудр. «Блитца» в его саду все соседи увидят – если уже не увидели, газовал Костенко во всю ивановскую… Начнутся всякие домыслы, кто-то может и в комендатуру позвонить – мало ли что… Вот Томек и пошёл по соседям – де, что деется, военные совсем охренели, хотят абрикосы спилить, а с них самая ядрёная палинка получается… В общем, решил наш хозяин опасность упредить.
– Разумно. – Кивнул Савушкин. И добавил: – Нам тут день простоять да ночь продержаться, а на рассвете мы к Дунаю двинем, тут рядом. Грузовик придется бросить… Или спалить?
Котёночкин отрицательно покачал головой.
– Опасно. Лучше мы его просто бросим, сломав что-нибудь напоследок. Типа, мы его оставили из-за поломки.
Савушкин пожал плечами.
– Все равно будут вопросы у мадьярских жандармов… Ладно, дуй спать, вон, бойцы наши храпят уже во всю мощь своих лёгких… Я подежурю, потом кого-то на смену подыму…
Как только лейтенант покинул уютную холостяцкую кухню – скрипнула входная дверь. Савушкин снял с предохранителя свой «парабеллум» – но это оказался хозяин дома. Иронично глянув на капитана, держащего руку под столом – старый Томек, улыбнувшись, произнёс:
– Не надо бояться. Свои!
Савушкин на мгновение остолбенел.
– Так вы говорите по-русски?
Старик пожал плечами.
– У нас тут почти все говорят по-русски. Почти все словаки в Комарно. Мы ведь все легионеры, до Чехословакии тут вообще славян не было. Масарик решил разбавить мадьярский элемент славянской кровью… – И Томек иронично улыбнулся.
– Так вы были чехословацким легионером?
Старик кивнул.
– Был. А до того служив в венгерской королевской армии. Кирай Хонведшег… Служил тёржёрмештер… по-русски это фельдфебель – в семьдесят третьей пехотной бригаде в Пожони, теперь Братислава. С десятого года… Потом война, фронт. Попал в плен в шестнадцатом году, под Луцком. Тогда вся наша армия эрцгерцога Иосифа Фердинанда оказалась у русских в плену. Потом Киев, русский язык, чехословацкий легион… Потом революция, Сибирь, бои с Красной армией…Пять лет в России! – Старик вздохнул: – Теперь понятно, почему я не хотел показывать, что понимаю по-русски?
– А Иржи знает?
Томек пожал плечами.
– А зачем? Он знает, что я был в Сибири, что в двадцать втором году вернулся, служил в пограничной страже… Его мать сюда позвал – мою сёстру… Ей муж загинул под Дубно. Сына не увидел…
Савушкин, едва заметно усмехнувшись, спросил:
– Насосы – это вы?
– Я. Это был мой катер, я на нём пятнадцать лет прослужил, до пенсиона. Когда началось всё это – крах Чехословакии, обмен территориями, венский арбитраж и всё такое – наши корабли стали бесхозяйственными.
– Бесхозными. – Поправил Савушкин.
– Да, бесхозными. Мы поставили «Гизеллу» в затон, сняли с неё радио, я со Штефаном, моим механиком, сняли насосы. Катер наш старый, четырнадцатый год вошел в строй; сначала на нём были моторы бензиновые, «Ганц-Моваг», а в тридцать втором году их сменили на американские дизельные моторы фирмы «Колер». Я знал, что ни мадьяры, ни немцы топливных насосов к этим моторам не найдут.
– А пулемёты? Я видел в боевой рубке…
– Есть пулемёты. Три «максима». Два в броневой рубке на оточных… шкворневых установках, один на корме на вертлюге – как противосамолётный.
– Зенитный.
– Да, зенитный. Но патронов нет – перед уходом из Комарно чешская армия всё забрала с собой. У мадьяр иной калибр, поэтому они их не сняли. Зачем пулемёты без патронов?…
Савушкин усмехнулся.
– Ну, с патронами заминки не будет – у нас с собой двенадцать тысяч винтовочных маузеровских патронов. Даст Бог, не пригодятся…А с топливом что?
Томек вздохнул.
– С топливом плохо. Нет топлива. У мадьяров есть, но… – И старик сделал движение пальцами правой руки, как будто пересчитывал купюры.
– Нужны деньги? – Савушкин улыбнулся.
– Да.
– У нас есть. Марки или фунты стерлингов?
Старик уважительно покачал головой.
– Тогда не вижу препятствий. Канистры у вас, в вашем камьоне, есть?
– Пару штук найдется.
– Маловато. Ладно, я что-то придумаю. Давайте марки… Хотя нет. Лучше фунты.
Савушкин кивнул, достал из верхнего накладного кармана кителя кисет, и выложил из него на стол десять банкнот по пять фунтов стерлингов. Старик кивнул.
– Отлично. Этого должно хватить. – Подумав, добавил: – Через час иду.
