– Да никогда прежде Стрибог так не поступал! – отрицательно покачал головой Лад. – То Марья сама в огонь шагнула. Ведь все знают, что она Ивана любила, а он за Яролику посватался.
– Конечно, – кивнула Забава, – разве нужна Ивану юродивая, что в русалок верит и с водой беседы ведёт? Марья одинокая была, даже дома не жаловали, вот она и наложила на себя руки.
– Наверное, так Боги на Марью свой взор обратили, – пожал плечами юный Богдан. – Пожалели деву.
– Ну, скажешь ещё, – возмутилась его сестра. – Навью она стала, раз сама себя убила. Богам подобное не по нраву.
Мирослава невольно замедлила шаг: беседа, которую вели юные сварогины, была не по душе ей, овевала льдом и тоской. Но молодые люди так увлеклись, что даже птиц не отпускали и веснянок не пели – они стали спорить о том, как погибла Марья на празднике год назад.
– Не любишь страшные истории? – тихо спросил Мирославу Вель, и она от неожиданности вздрогнула.
– Не люблю, – нахмурилась Мирослава. Слова сестры её особенно печалили, но она не сказала об этом Велю. – Да и зачем подобное в праздник обсуждать? – девушка взглянула на Веля, который мягко посмотрел в ответ.
– Согласен, – кивнул Вель. – Весну надо звать, а не мёртвых поминать.
– Не хотела я и весну звать, – вздохнула Мирослава. – Сестра заставила, – призналась она.
– Неужели такой красе, как ты, гулянья не милы? – удивился Вель.
– Нет, мне гулянья не милы, – покачала головой Мирослава. – Вот сестре гулянья по нраву!
– Знаю, – улыбнулся Вель. – Забава частенько тёплыми ночами с подругами по селу до утра гуляет.
– Она у меня такая, – улыбнулась Мирослава.
– Неужели родители её ни разу не ловили?
– Сама диву даюсь! Может, она волхвованию где научилась? – рассмеялась Мирослава, за ней и Вель.
Забава обернулась на смех и на мгновение замерла. Но тут же взяла себя в руки, замедлила шаг и, взяв у Мирославы из коробка птичку, протянула её Велю.
– Я знаю, юноши не отпускают птичек в небо, – проговорила Забава, вставая между сестрой и Велем, – но, может, угостишься?
– Угощусь. – Вель принял сладость и взглянул на Мирославу, которая догнала Лада с Лучезарой и теперь шла впереди.
– Сама пекла! – похвасталась Забава.
– И почему твою стряпню сестра несёт? – хитро улыбнулся Вель.
– А что в том такого? – растерялась Забава.
– Ничего, – пожал плечами юноша. – Вкусное печенье.
Деревенская площадь была окутана дымом и жаром костров: в самом её центре располагался большой костёр из небесного огня-Сварожича, вокруг которого сложили двенадцать малых золотых. Всполохи золотых и небесных огней играли на окружённых заборами избах, бежали по деревьям и крышам домов. Молодые люди водили хороводы, прыгали через костры, смеялись, пели песни; факиры танцевали с огнём под музыку кугикл и свирелей. Толпа гудела и плясала, закружила вновь пришедших на праздник в хороводе. Мирослава потеряла из виду Забаву и остановилась, стараясь разглядеть сестру, но её чуть не сбили с ног танцующие. Мирослава хотела было отойти, но кто-то сильный взял её за руку и повёл в хоровод. У девушки не получилось освободиться, коробок с печеньем выбили и подхватили под другую руку. Хоровод понёс Мирославу, подобно могучей реке, закружил в безудержном танце огня, песен и смеха. Мирославе сделалось дурно, но река вдруг остановилась и Мирослава оказалась напротив большого пылающего жаром золотого костра.
– Ну, смелее! – раздалось позади, и Мирослава обернулась: молодые люди, и девушки, и юноши, раскрасневшиеся от танцев и хмеля, ждали того, как она прыгнет через костёр. – Не соломенная, не сгоришь!
Мирослава вновь взглянула на костёр: золотое пламя опаляло, его языки взлетали высоко.
– Ты так и будешь там стоять? – возмутилась другая де?вица, и Мирослава вновь обернулась. Позади неё девушка её возраста, подняв все свои юбки до колен, готовилась перепрыгнуть огонь.
– Я не хочу прыгать, – призналась Мирослава и попыталась отойти в сторону, но толпа не пустила её.
– Такая красавица, а трусиха! – выкрикнул кто-то, и люди рассмеялись.
– Да, я трусиха! – с вызовом ответила Мирослава. – Я не буду прыгать! – решительно сказала она и уступила место девушке, которая держала свою юбку.
Толпа ещё пуще рассмеялась, девушка ещё выше подняла свои юбки («Какой позор!» – подумала Мирослава) и прыгнула через горящее пламя. Со звонким смехом опустила юбку и помахала Мирославе рукой.
– Трусиха! Видишь, не растаяла я! – звонко хохотала девчушка.
Мирослава попробовала выйти из круга, но её вновь не пустили. Толпа только плотнее обступила костёр и Мирославу.
– А давайте заставим её прыгнуть? – предложил кто-то. – А то чую, с такими недотрогами Ярила не придёт нас греть! И Яру-весну не позовёт с собой!
– Пожалуйста, не надо! Я не хочу прыгать! – искренне говорила Мирослава. – Вон, есть у нас девушки-веснянки, – она показала рукой на де?вицу, которая ещё раз перепрыгнула высокое пламя, – что хорошими невестами Яриле станут!
– Каждая должна быть хорошей невестой! – громко сказала прыгунья и, взяв Мирославу за руку, потянула её к костру.
Толпа гудела, пламя дышало жаром, когда Мирослава вновь оказалась перед костром.
– Прыгай! – прокричали молодые люди хором.
– Только юбки подбери, – прошептала на ухо прыгунья. – А то в том году Марья вместе с сарафаном своим спалилася, только черевички от неё и остались!
Мирослава с ужасом смотрела в огонь.
– Отпустите меня, – прошептала она, почти плача.
– Прыгай! – требовательно раздалось позади.
– Не буду! – возмутилась Мирослава. – Это праздник Весны, а не казнь! Что с вами со всеми творится? – Она обернулась на толпу.
– Хмель с ними творится, – услышала она громкий знакомый голос. Толпа зашевелилась, пропуская кого-то, и к костру вышел Вель. – Пойдем отсюда. – Он протянул Мирославе руку, и девушка приняла помощь. Под сдавленные смешки и не очень приличные замечания Вель вывел Мирославу из круга.
– Почему ты не пошла с нами? – строго спросил Вель, ведя растерянную Мирославу сквозь гуляющую толпу. – Зачем с ними хороводы водила?
– Они меня сами за руки схватили, – призналась Мирослава. – Я не смогла освободиться. Даже коробок с птичками, которых матушка нам напекла, выбили! Теперь и Весну звать не получится…
– Ничего, у Святославы целый короб пташек, – успокоил Мирославу Вель. – Ты говоришь матушка пекла?
– Да, – согласилась Мирослава. – А что?
– Передай ей, что вкусно очень, – улыбнулся Вель.
Забава, Марфа, Святослава и друзья Веля расположились недалеко от одного из золотых костров: Богдан, брат Лучезары, достал из заплечной сумки дудочку и играл на ней, а молодые люди пели и танцевали. Забава, завидев подходящих к ним Веля и Мирославу, вышла вперёд.
– Отец Сварог! Я уж переживать стала, куда это ты пропала! – Забава решительно взяла младшую сестру под руку и встала между ней и Велем. – Спасибо, Вель! – обратилась она к юноше, который сдержанно кивнул. – Помог нам очень!
Мирослава хмуро посмотрела на сестру и освободилась от её рук.
– Я потеряла матушкиных птиц, – сказала Мирослава грустно. – В хороводе коробок из рук выбили.
Забава испуганно взглянула на Веля, но, заметив, что тот не обратил на слова сестры внимания, прошептала Мирославе:
– Ничего страшного! У Святославы много птичек, всем хватит!
Мирослава кивнула в ответ, к ним подошла Святослава.
– Давайте все вместе весну позовём! – предложила она. – Станцуем солнечный хоровод, споём веснянку!
– Да, а Богдан будет играть нам! – поддержала Лучезара.
– Давайте! – обрадовалась Марфа. – Что петь будем?
– Птички-жаворонки? – предложила Мирослава.
– Отлично! Кто предложил – тот и запевает! – улыбнулась Марфа, взяла у Святославы из короба печенье и положила в рот.
– Хватит кушать птичек! – возмутилась Забава. – Нам ещё зарю встречать надо, а наш короб Мирослава потеряла.
– Тут на всех хватит, – мягко улыбнулась Святослава и, поставив коробок на землю, обратилась к Мирославе: – Ну, де?вица, предложила – запевай! А мы в хороводе подхватим!
– Давай, сестра, говорили же, хороводницей выберем! – Забава отвела Мирославу в середину круга и, взяв одной рукой Святославу, а другой – Веля, повела хоровод. Богдан встал рядом со смутившейся Мирославой, а Лучезара с Ладом замкнули хоровод.
Богдан заиграл на дудочке, но Мирослава некоторое время молчала: улыбки друзей светились радостью (хотя Забава, как заметила Мирослава, теперь смотрела на неё как-то иначе), но Мирославе стало не по себе. Ей часто делалось неловко от внимания других людей, нынче же чувство казалось холоднее и глубже. И песнь Богдановой дудочки будто зиму, а не весну, закликала. Да и весенний ветер, что раздувал пламя костра, был больно студёным. Мирослава покачала головой, отгоняя наваждение, шумно вздохнула, посмотрела на высокое темнеющее небо и запела:
Птички-жаворонки!
Несите к нам на крыльях лето,
Заберите зиму паводками,
Много песен Весне спето!
Птички, летите,
Зовите нам лето,
Студеную зиму унесите,
А то зерна у нас нету!
Вот тепло придёт,
Зима на саночках уйдёт,
Солнышко согреет,
Землю обогреет!
Птички-жаворонки, смотрите!
Тут песни вам поют,
Тут – блины пекут!
Птички-жаворонки, летите
Да Весну зовите!
Птички-жаворонки, летите
Да Весну зовите!
С каждым спетым Словом Мирославе чудилось, будто бы мелодия дудочки сливается воедино с её песней. Каждое спетое Слово придавало сил и наполняло теплом. Музыка Богдановой дудочки не отпускала хороводницу, Мирослава пела, и ей виделось, что мелодия течёт сквозь тело – едва слышимая, но явная Песнь. И эта Песнь была Словом, и была она повсюду: в земле и в воде, в тонких ветвях берёз и первых сочных листочках и набухших почках; Песнь струилась по стволам деревьев, она давала жизнь полям и лесам; Песнь искрилась радостью в глазах людей, но и отзывалась в их душах тёмной вечной тоской. Песнь даже слышалась в деревенских домах, на резных ставнях которых играли отсветы ночных огней…
Мирослава пела, не заметив, как хоровод вокруг неё стал больше и что вместе с ней закликали Весну не только её друзья. От Песни стало так жарко, что Мирослава скинула свиту, оставшись в алом сарафане, надетом поверх белой украшенной красной вышивкой рубахи. Кто-то из хоровода протянул Мирославе птичку и деревянную чашу. Мирослава с поклоном приняла дар, под песнь дудочки подбросила птичку и отведала хмеля. Хороводнице стало ещё жарче, Песня зазвучала ещё громче, и ноги сами пустились в пляс.
Мирослава танцевала вместе с Песней, пела вместе с Ярой, а Ярила помогал ей прыгать через костёр. Только, заметила Мирослава, у Бога весенней силы волосы были чёрные, как ночь, и звали его почему-то Велем. Но девушка не обратила на его имя внимания – Песнь вела её, вела, словно волхву…
– Скоро заря, – тихо говорил Ярила-Вель. Его дыхание пахло хмелем. – Позовёшь нам Весну с Серебряной Горы?
Мирослава улыбнулась ему и осмотрелась: вокруг них собрались девушки и юноши, которые выбрали себе Веснянку. Мирославе протягивали птичек, и она их с улыбкой принимала. Теперь Мирославе было спокойно и тепло. Песнь Мирославы захватила многих, только Забава стояла в стороне и хмуро смотрела на сестру. Интересно, почему? Мирослава хотела было подойти к Забаве, но Песнь вновь напомнила о себе: она решительно взяла Мирославу за руку рукою Веля.
– Есть у нас хороводница-красавица! – громко проговорил Вель, и толпа одобрительно заулюлюкала. – Ай да мо?лодцы! Ай да де?вицы! Идём птиц отпускать да весну величать!
Песнь вновь повела Мирославу под переливы кугикл и свирелей, повела через всю деревню к Серебряной Горе. Мирослава вновь запела, её песню подхватил Вель, а вместе с ним и следующие за Мирославой и Велем люди.
Сварогины, шедшие по деревне вслед за Хороводницей, громко пели и танцевали с огнём – с небесным и с золотым. Яркие всполохи огней плясали вместе с Песней, искры взлетали до небес и превращались в звёзды. Золотой свет, смешиваясь с лазурным, рассеивал предрассветную мглу. Мирослава рассмеялась, так ей сделалось хорошо. Она крепче взяла руку Веля и запела ещё громче. К весеннему шествию присоединялись новые празднующие: люди, кто закликал весну на улице, спускались с поленниц дети, а старшие выходили со дворов. Всех Песнь звала к Серебряной Горе.
Когда среди марева дыма, хмеля и огня Мирослава увидела пологий силуэт Серебряной Горы, небо на востоке стало светлеть, а серебряные звёзды – гаснуть.
– Скоро восход, – прошептал на ухо Вель. – Позовешь Весну для всего Света?
Мирослава обернулась на Веля: он был слишком близко, он даже держал её за плечи. Почти обнимал. Мирослава нахмурилась. Вель обнимал её. Почему? Как так вышло? Где Забава? Где остальные? Но нежная мелодия напомнила о себе, Мирослава улыбнулась Велю и кивнула.
Юноша позвал людей за собой, взял Мирославу за руку и повёл её на Серебряную Гору. Основание холма утопало в сизом тумане. Сырая земля скользила под ногами, но сильная рука Веля не давала Мирославе упасть. Мирослава хотела пойти сама, происходящее казалось ей неправильным, но она не могла понять почему. Мирослава не могла вспомнить ничего, кроме Песни, которая Словом захватила всё её существо.
Под музыку свирелей, рожков и кугикл гуляющие взошли на холм вслед за Мирославой и Велем – наречёнными Ярилой и Ярой. Сложили из факелов на вершине холма два костра, небесно-голубой и золотой, рядом с которым запели песни Мирослава и Вель.
– Перед тем как позвать Весну, поженим Ярилу и Яру! – Из толпы, окружившей костёр, вышла Святослава – Мирослава узнала её. Отсветы огня плясали на её чёрных волосах. – Дабы лето было тёплым и благодатным на урожай! – Святослава обернулась на брата. – Будешь нашим Ярилой?
– Буду, сестра моя, буду! – громко провозгласил Вель и, посмотрев на улыбающуюся ему Мирославу, спросил: – Будешь ли ты невестой моей на восходе солнца?
Его слова больно укололи будто в самое сердце. Укололи холодом и тоской. И показалось вдруг Мирославе, что среди толпы она увидела хмурый и злой взгляд сестры. Но наваждение померкло в золотом огне, и Мирослава кивнула.
– Вот теперь и тепло придёт к нам! – рассмеялась Святослава и, подведя Веля и Мирославу к небесному костру, сняла с волос Мирославы ленту и обвязала ею руки своего брата и его наречённой. Позади Веля встал Всеволод, а позади Мирославы – Святослава, которая громко запела:
Как весну мы звати
Да тепло встречати!
Вот, молодые, смотрите
Да Богов не гневите!
Путь ваша лента сгорит в огне,
Пусть Свет поёт о Весне!
