– Судя по всему, волькр не интересует вкус моей плоти, – лениво протянул он. – Ты никогда не замечала, что они не питаются друг другом?
Меня передернуло. Они были его творениями, прямо как тот монстр, который пронзил зубами мое плечо. Кожа в том месте продолжала пульсировать.
– Подобное притягивает подобное.
– Стоит признать, что тот опыт мне не хотелось бы повторять. Милости волькр мне хватило сполна. Твоей тоже.
Я пересекла комнату, остановившись у стола.
– Тогда зачем давать мне второй усилитель? – спросила я с отчаянием в голосе, надеясь найти аргумент, который смог бы его образумить. – Если ты забыл, я пыталась тебя убить.
– И потерпела поражение.
– Да здравствует второй шанс! Зачем делать меня сильнее?
Он вновь пожал плечами.
– Без усилителей Морозова Равка обречена. Тебе предназначено собрать их, а мне – править. Иначе быть не может.
– Как это удобно.
Он отклонился на спинку кресла и сложил руки на груди.
– Я бы не сказал, что вести с тобой дела удобно, Алина.
– Нельзя смешивать усилители. Об этом говорится во всех книгах…
– Не во всех.
Мне хотелось кричать от досады.
– Багра меня предупреждала! Она говорила, что ты самонадеянный наглец, ослепленный амбициями!
– Да что ты? – голос у него стал ледяным. – Какие еще преступные речи она нашептывала тебе на ушко?
– Что она любит тебя, – сердито ответила я. – И верит, что ты можешь искупить свою вину.
Тут он отвернулся, но не раньше, чем я увидела гримасу боли на его лице. Что он с ней сделал? И чего ему это стоило?
– Искупление, – пробормотал он. – Спасение. Покаяние. Причудливые идеи моей матери. Наверное, мне следовало уделять им больше внимания. – Дарклинг потянулся к ящику стола и достал тонкий красный том. Когда он поднял его к свету, на обложке блеснули золотые буквы: «История святых». – Знаешь, что это?
Я нахмурилась. В голове мелькнуло смутное воспоминание. Много месяцев назад, в Малом дворце, Апрат подарил мне книгу. Я бросила ее в ящик комода и тут же о ней забыла.
– Это детская книжка.
– Ты читала ее?
– Нет, – призналась я, внезапно пожалев об этом. Дарклинг внимательно смотрел на меня. Что могло быть такого важного в старом собрании религиозных картинок?
– Суеверия, – начал он, поглядывая на обложку. – Пропаганда для крестьян. По крайней мере, я так думал. Морозов был странным человеком. Немного похожим на тебя – его тоже тянуло к обыкновенным и слабым.
– Мал не слабый.
– Талантливый, не спорю, но не гриш. Ему никогда не стать равным тебе.
– Мы равны и даже больше, – рявкнула я.
Дарклинг покачал головой. Не изучи я его хорошенько, я могла бы принять выражение на его лице за жалость.
– Ты думаешь, что обрела семью. Что нашла свое будущее. Но твоя сила будет расти, а он будет стариться и слабеть. Он проживет короткую жизнь отказника, а ты будешь смотреть, как он умирает.
– Заткнись!
Дарклинг улыбнулся.
– Давай, топни ножкой, борись со своим естеством. Тем временем твоя страна страдает.
– Из-за тебя!
– Из-за того, что я доверился девчонке, которая испытывает отвращение к собственному дару! – Он встал и обошел стол. Несмотря на мой гнев, я сделала шаг назад, врезавшись в кресло.
– Я знаю, что ты чувствуешь, когда ты со следопытом.
– Сомневаюсь.
Он лишь отмахнулся.
– Нет, я не про вашу абсурдную привязанность, которую ты еще перерастешь. Я вижу истинный ответ в твоем сердце. Одиночество. Растущее понимание того, что ты – другая, – он наклонился. – Боль от этого.
Я попыталась скрыть свое смятение.
– Не понимаю, о чем ты, – сказала я, но даже мне эти слова показались фальшивыми.
– Она никогда не исчезнет, Алина. Будет только хуже, за какими бы шарфами ты ни пряталась, какую бы ложь ни произносила, как бы далеко или быстро ни бежала.
Я попыталась отвернуться, но Дарклинг взял меня за подбородок и заставил посмотреть на себя. Он стоял так близко, что я чувствовала его дыхание.
– Таких, как мы, больше нет, Алина, – прошептал он. – И никогда не будет.
Я дернулась в сторону, оттолкнув кресло, и едва не потеряла равновесие. Начала барабанить кулаками в железных кандалах по двери, призывая Ивана. Тот не появлялся, пока Дарклинг сам ему не приказал.
Уголком сознания я отметила руку Ивана у себя на спине, вонь в коридоре, матроса, пропустившего нас, затем тишину в моей тесной каюте, звук захлопывающейся двери, койку, прикосновение грубой ткани, когда я зарылась лицом в одеяло. По телу проходили волны дрожи, пока я пыталась выкинуть из головы слова Дарклинга про смерть Мала. Про мою долгую жизнь. Про боль оттого, что я другая, которая никогда не пройдет. Каждый новый страх впивался в меня острыми коготками, поселяясь глубоко в сердце.
Я знала, что он искусный лжец. Он мог изобразить любую эмоцию, сыграть на любом человеческом чувстве. Но я не могла отрицать и того, что ощутила в Новом Земе, или же правду, которую показал мне Дарклинг: мою собственную грусть, мою тоску, отраженную в его холодных серых глазах.
* * *
Настроение на судне изменилось. Экипаж стал более беспокойным и бдительным, памятуя о неуважительном отношении к своему капитану. Гриши тихо судачили между собой, их терпение подходило к концу из-за нашего медленного продвижения по водам Костяной тропы.
Каждый день Дарклинг приводил меня на палубу, чтобы я стояла рядом с ним на носу корабля. Мала держали под охраной в другом конце. Иногда я слышала, как он выкрикивал Штурмхонду указания по курсу, или видела, как он указывал на нечто похожее на глубокие царапины над уровнем воды, прямо на глыбах льда, мимо которых мы проплывали.
Я всматривалась в грубые борозды. Возможно, это следы от когтей. А может, и ничего особенного. Тем не менее, я видела в Цибее, на что способен Мал. Когда мы искали оленя, он указывал мне на сломанные ветки, примятую траву, знаки, которые сразу же становились очевидными, стоило на них указать, но которые были незаметны для моих глаз за мгновение до этого. Члены экипажа относились к нему скептически. Гриши – пренебрежительно.
На закате, когда очередной день шел на убыль, Дарклинг водил меня по палубе и спускал в люк прямо на глазах у Мала. Нам запрещалось разговаривать. Я пыталась задержать его взгляд, без слов передать, что я в порядке, но видела, как росли его ярость и отчаяние. Утешить его было не в моих силах.
Один раз я споткнулась об крышку люка, и Дарклинг поймал меня, прижав к себе. Он мог бы отпустить меня, но вместо этого замер, и, не успела я отпрянуть, как его рука скользнула ниже моей спины.
Мал рванул вперед, и лишь хватка стражей сдержала его от того, чтобы напасть на Дарклинга.
– Еще три дня, следопыт.
– Не трогай ее! – прорычал он.
– Я сдержал свою часть сделки. Ей никто не навредил. Но, возможно, ты боишься не этого?
Казалось, еще чуть-чуть и Мал не выдержит. Его лицо побледнело, губы сжались в тонкую линию, мышцы на руках напряглись от попыток разорвать сковывающие его веревки. Я не могла на это смотреть.
– Со мной все в порядке, – тихо произнесла я, рискуя нарваться на нож Дарклинга. – Он не может причинить мне вред.
Ложь, но она казалась сладкой на моих губах.
Дарклинг переводил взгляд с меня на Мала, и я увидела проблеск мрачной зияющей дыры внутри него.
– Не беспокойся, следопыт. Ты поймешь, когда наша сделка будет разорвана, – он втолкнул меня в трюм, но не прежде, чем до меня донеслись его прощальные слова Малу: – Я позабочусь о том, чтобы ты услышал, когда я заставлю ее кричать.
* * *
Неделя подходила к концу, и на шестой день Женя разбудила меня рано утром. Придя в себя, я поняла, что еще даже не рассвело. Меня пронзил страх. Может, Дарклинг решил положить конец моей отсрочке и исполнить свои угрозы?
Но лицо Жени светилось от счастья.
– Он что-то нашел! – пропела она, подпрыгивая на носочках. Девушка едва не пританцовывала, пока помогала мне подняться с койки. – Следопыт сказал, что мы близко!
– Его зовут Мал, – буркнула я, отстраняясь от Жени и игнорируя ее обиженный вид.
«Неужели это правда?» – гадала я, пока меня вели на палубу. Может, Мал просто оттягивал время?
Мы вышли под тускловато-серый свет раннего утра. На палубе толпились гриши, вглядывающиеся в воду, пока шквальные управляли ветром, а команда Штурмхонда отвязывала паруса.
Туман стал плотнее, чем накануне. Он нависал над водой и заползал влажными завитками на корпус корабля. Тишину нарушали лишь указания Мала и отрывочные команды Штурмхонда.
Когда мы вышли на широкий открытый участок моря, Мал повернулся к Дарклингу:
– Кажется, мы близко.
– Кажется?
Он кивнул.
Дарклинг задумался. Если Мал просто тянул время, его старания обречены на провал, и цена этому будет слишком высокой.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Дарклинг кивнул Штурмхонду.
– Спускай паруса, – приказал он корсару, и команда принялась выполнять.
Иван постучал Дарклинга по плечу и указал на южный горизонт.
– Корабль, мой господин.
Я прищурилась, глядя на крошечное пятнышко на синем фоне.
– Под каким они флагом? – спросил Дарклинг у Штурмхонда.
– Наверное, это рыбаки. Но мы будем присматривать за ними на всякий случай. – Он махнул одному из членов экипажа, и тот поспешил к бом-брамселю с подзорной трубой в руке.
Баркасы подготовили и спустили на воду, полные людьми Штурмхонда и ощетинившиеся гарпунами. Гриши Дарклинга собрались у перил, чтобы наблюдать за продвижением лодок. Туман, казалось, усиливал громкость шлепков весел о волны.
Я шагнула к Малу. Всеобщее внимание было сосредоточено на воде. Только Женя наблюдала за мной. Она замешкала, а затем намеренно отвернулась и присоединилась к другим у перил.
Мы с Малом смотрели вперед, но при этом стояли так близко, что наши плечи соприкасались.
– Скажи, что ты в порядке, – пробормотал он хриплым голосом.
Я кивнула, сглотнув ком в горле.
– В порядке. Он действительно где-то здесь?
– Не знаю. Возможно. Было время, когда я искал оленя и думал, что мы близко, но… Алина, если я ошибаюсь…
Я повернулась, не заботясь о том, что нас увидят и какое наказание за этим последует. Туман поднимался от воды и заползал на палубу. Я посмотрела на Мала, изучая каждую черту его лица: голубые глаза, изгиб губ, шрам на подбородке. За его спиной Тамара поспешно взбиралась по вантам с зажатым в руке фонарем.
– Ты ни в чем не виноват, Мал. Ни в чем.
Он опустил голову, прижимая свой лоб к моему.
– Я не позволю ему обидеть тебя.
Мы оба понимали, что в этом он бессилен, но правда приносила слишком много боли, поэтому я ответила:
– Знаю.
– Ты мне подыгрываешь, – произнес он с намеком на улыбку.
– Что поделать, с тобой постоянно нужно нянчиться.
Он прижался губами к моей макушке.
