За ним закрепился статус вечно теряющегося, хотя он больше и не заблудился ни разу за этот месяц. Однажды Саша, изучив карту, робко предположил, что надо двигаться в направлении, противоположном тому, на какое указывали Исабель и Джек. Иса ласково посоветовала ему научиться читать карты. Через некоторое время выяснилось, что правда была на его стороне. И им пришлось развернуться и плестись обратно, потеряв довольно много времени. Иса с любопытством пристально посмотрела на Сашу. Джек улыбнулся и лишь слегка кивнул ему. А Фер отпустил по своему обыкновению какую-то сальную шутку на испанском, которую мало кто понял. Но ни один не озвучил, что именно Саша оказался прав, ни один не признал свою неправоту. Беловежский промолчал, не стал бить себя в грудь и кричать: «Это я, я был прав!» Он понимал, что его товарищи на самом деле приятные люди, что все они в одной связке в нелегких условиях необычного проекта.
Месяц одиночества. Безусловно, он чувствовал себя одиноким, хотя практически ни минуты не оставался один. За месяц он не произнес ни слова на родном языке, разве что в шутку обучая своего «сокамерника» Фернандо элементарным русским словам и ругательствам. Он вынужден общаться практически на двух языках одновременно, разговаривая с мексиканцами по-испански и тут же с американцами по-английски.
И он устал. Накопилось раздражение. Раздражали все. Исабель своей ненавязчивой наставительностью. Джек своей положительной правильностью. Раздражал даже друг Фернандо, с которым, казалось, у него было много общего. Перед сном они обычно хохотали над дурацкими, бредовыми прожектами. Фер рассказывал Саше загадочные истории из жизни своей семьи и самые популярные мексиканские страшилки. Ко всему этому они тут же сочиняли веселый конец, превращая леденящий душу ужас в самую большую хохму. Но Фернандо раздражал Беловежского своими бесконечными непонятными шутками на уровне пошлых каламбуров. А еще бесило его, что за рулем своего мини-вэна Фер постоянно отвлекался на разговор и абсолютно не смотрел на дорогу. Ну, какого черта он не смотрит на дорогу, а?
Определенное раздражение вызывал и босс Джордж Полонски. Он казался слишком требовательным и одновременно излишне мягким. По утрам он позиционировал себя как небожитель по отношению ко всем участникам экспедиции. А вечером после изрядного количества пива он пытался казаться одним из них, шутил, балагурил на равных со всеми. Он без конца подтрунивал над Сашей, напоминая ему о том, что тот постоянно теряется.
Тем не менее именно Джордж неустанно повторял Беловежскому, как замечательно, что тот работает в проекте. Именно босс доказал и самому Александру, и всей команде ценность этого русского парня в экспедиции. Для ведения «дипломатических» переговоров с местными властями руководитель экспедиции американец Джордж Полонски взял с собой только мексиканцев и русского. Экспедиция заявлялась как международная. Однако финансирование и руководство осуществлялось американским университетом. Провинциальная Мексика с особым недоверием относилась к американцам, что зачастую приводило к упрямой под любым предлогом задержке в выдаче разрешения на работу археологов на территории той или иной муниципии. Паренька из России Александра Беловежского босс держал в качестве своеобразного козыря. К русским мексиканцы относились с непонятным почтением.
Полонски сам убедился в подобном отношении. Как-то раз Джордж подвозил Сашу на своем джипе из Ночиштлана. Они остановились на маленькой заставе, касете де кобро[7 - Caseta de cobro (исп.) – пункт оплаты на мексиканских платных трассах.], ведущей в Коиштлауаку, чтобы оплатить проезд. Дежурный по заставе мексиканец не сидел в будочке, как обычно, а старательно поливал небольшую трогательную клумбу, явно служившую украшением столь официального пункта.
Завидев Беловежского в машине, он радостно осклабился, поставил лейку и, вытирая руки о форменные штаны, ринулся к машине.
– ?Hola! Как вы поживаете? Как там Россия? – громко и медленно выкрикивал дежурный, полагая, что русский может не до конца понимать его.
Саша улыбнулся и в ответ вежливо расспросил о его делах. Мексиканец от души пожал парню руку. Наконец, когда Джордж расплатился за проезд, дежурный, чувствуя всю неловкость ситуации, протянул руку и американцу, которую тот пожал в полном недоумении.
– Ты знаешь его? – осведомился босс, когда они отъехали от заставы.
– Я как-то проходил мимо, шел с маршрутки. И о чем-то его спросил. Он поинтересовался, откуда я, и почему-то обрадовался, узнав, что я из России. И, видимо, запомнил меня, – рассказал Саша.
Полонски осторожно покосился на русского спутника и надолго замолчал, думая о чем-то своем.
Через несколько дней Джордж Полонски созвал всю экспедицию на совещание. Каждый раз во время научной летучки босс говорил на двух языках и сам же переводил выступающих. Иногда он просил Фернандо переводить с английского мексиканцам. На этот раз в самом начале заседания Джорджу кто-то позвонил на мобильный.
– Мне надо срочно отъехать, – обратился он ко всем. – Ричард Паркс проведет это заседание за меня.
Ричард был учеником Джорджа Полонски, только что защитил диссертацию и готовился получить докторскую степень. Он слыл профессионалом, и Джордж всем давал понять, что считает его своим замом. Но по непонятной причине Ричарду никак не давался испанский. И для проведения совещания понадобился переводчик.
Джордж окинул аудиторию внимательным взором и уверенно заявил:
– Алехандро Беловежски будет переводить Ричарда и всех присутствующих.
Все застыли в изумлении. Фер явно знал оба языка лучше: они оба были для него родными. Недавно прибывшая американка Дженнифер, геоморфолог, неплохо изъяснялась по-испански.
– Что же ты, Алехандро, вперед! – Джордж призывно махнул рукой Саше, весело подмигнул ему и решительно вышел.
Это было признание самого босса. Все взгляды обратились на русского. Он был веселый, задорный, энергичный, схватывал все на лету. С ним было легко. Он не капризничал и не конфликтовал ни с кем. И на самом деле все его любили.
И раздражение улетучилось.
Глава четвертая
Москва
Томина долго не решалась заявить о своем отъезде на работе. Второй год по окончании университета она работала в журнале «Кругосветка», где редактировала большие и маленькие статьи, писала мелкие заметки, сочиняла и форматировала яркие остроумные подписи под фотографиями и заголовки статей, переводила аннотации на английский и испанский языки. Но она все надеялась, что когда-нибудь ее отправят в командировку и позволят ей написать о Мексике.
Заместитель главного редактора «Кругосветки», начальник отдела путешествий Максим Анатольевич Гуров хорошо относился к этой умной, образованной девушке и обещал в скором времени поручить ей самостоятельный материал. Она ждала этого терпеливо, училась редакторскому ремеслу, обретала журналистские навыки. Но он точно знал, что она изнывает от нетерпения попробовать себя в качестве автора интересной статьи или, еще лучше, серии статей.
Когда Гуров вызывал ее, чтобы в очередной раз поручить ей пустяковое задание, Марина смело открывала дверь, и в серых глазах ее светилась надежда, которая сменялась искоркой исполнительской решимости. Она кивала в такт его голосу, пока он излагал поручение. Ее длинные черные волосы, спадавшие слегка вьющимися прядями по плечам, сглаживали резкие движения головы, а иронично сжатые красиво очерченные полные губы словно говорили: «Вы меня еще узнаете!»
Она никогда по доброй воле не являлась в кабинет начальства. Но сейчас понимала, что откладывать свое известие нельзя. Она задержала дыхание, затем резко выдохнула и шагнула в кабинет Гурова.
Начальник отдела путешествий что-то самозабвенно рассматривал на экране монитора и не сразу оторвался от этого занятия.
Марина приблизилась к его столу:
– Максим Анатольевич!
– Да, Марина, – рассеянно откликнулся тот, продолжая что-то править в компьютере.
– Максим Анатольевич, – повторила Томина, чтобы выиграть время и собраться с духом.
Редактор вынырнул наконец из своего занятия и поднял взгляд:
– Хорошо, что зашла. У меня тут для тебя как раз работенка есть…
– Да-да, я все сейчас сделаю, но я пришла просить у вас отпуск.
– Отпуск? – удивился Гуров. – Сейчас? Зачем?
– Я уезжаю… через месяц… в Мексику, – доложила Марина, немного запинаясь.
– В Мексику, значит, – воспринял информацию Максим Анатольевич, – через месяц. Ага! А что там у тебя?
Девушка растерялась:
– В каком смысле?
– В таком смысле, что зачем ты туда едешь?
– Я просто так туда еду.
– А-а, понял, просто так…
Начальник смотрел на нее изучающе, и было не понятно, как он относится к ее намерению. Только чуть насмешливые искорки прыгали в его, казалось бы, серьезных карих глазах.
Марина почуяла иронию. И тут ее прорвало:
– Мексика – страна моей мечты. Я всю жизнь мечтала туда попасть. И сейчас так получилось, что я должна туда поехать. Либо сейчас, либо никогда. Я уже и билет взяла. И не отговаривайте меня, и не препятствуйте мне. Дайте мне, пожалуйста, отпуск. Или за свой счет. Или увольняйте! Мне все равно!
Она вдруг испугалась резкости своего тона. Гуров ведь нормальный мужик, умный, спокойный, интересный. В свои тридцать семь лет он много поездил по стране и по странам. Подтянутый, высокий, со спортивной фигурой – результат его активного образа жизни. Он отличался особым редакторским чутьем на увлекательный материал, время и место его подачи. Он и сам блестяще писал, с тонким юмором, ясно формулируя мысли, емко высвечивая самое важное в не самом длинном тексте. В общении с подчиненными всегда был сдержан, дружелюбен. Ругани предпочитал иронию. Сильное недовольство чьим-либо поведением или качеством работы выражал саркастическим замечанием.
Марина мысленно съежилась, ожидая выброса язвительных стрел Гурова, прекрасно осознавая, что сейчас как раз тот самый случай.
Максим Анатольевич окинул девушку оценивающим взглядом, перевел глаза на монитор, от которого та его зачем-то оторвала, и миролюбиво произнес:
– Хорошо. Я принял к сведению твою информацию. А теперь давай о работе поговорим.
Из кабинета начальника Томина вышла с тяжелым сердцем, упрямой решимостью и важным заданием.
Потянулись дни ожидания. Днем она погружалась в работу с головой, а вечером размышляла о предстоящем путешествии. Поездка вырисовывалась очень насыщенная, и охватить задуманное без машины казалось неосуществимо. Последовали мучительные метания. Советоваться с родителями не имело смысла. Она заранее знала их ответ. Мама вообще пыталась отговорить ее от этого вояжа. Принятие самостоятельного решения давалось тяжело. Она столько раз взвешивала все «за» и «против» и даже составляла их список. Колоночка «за» содержала разумные доводы. Все аргументы колонки «против» сводились к одному – страшно. Это субъективное и малопродуктивное понятие, и в конце концов Марина отмахнулась от него. Жить в принципе страшно. Страшно лететь туда и все прочее. Значит, надо брать машину.
На работу Марина ходила механически. Но иногда, вынырнув в реальный мир из своих мыслей, она покрывалась холодным потом, осознавая, что зам главного редактора и начальник ее отдела Гуров Максим Анатольевич так ничего и не сказал по поводу ее решения уехать в разгар рабочего сезона. Она упрямо тряхнула черными волосами, и блестящие волны рассыпались по плечам. «Пусть увольняют!» – подумала она и успокоилась. Совсем. Даже не вспоминала о Гурове, а просто делала свою работу. Через неделю она столкнулась в коридоре с одним сотрудником.
– А, Томина! Тебя искал начод! – радостно крикнул он и побежал дальше.
Начодом сотрудники называли между собой Гурова. Марина окаменела. Выдохнула, собрала в кулак всю свою решимость и бодро зашагала в сторону начодовского кабинета.
– Добрый день, Марина! – поприветствовал ее Гуров. – Нам нужно поговорить с тобой о твоей поездке…
– Да, Максим Анатольевич, – перебила его Томина. – Если вы намерены запретить мне ехать, то увольняйте меня.
Сказала как отрезала. И гордая своей храбростью, уже готова была откланяться.
– Увольнять? – переспросил Гуров задумчиво. – Ну зачем же увольнять? Лучше спрячь колючки, сядь и пообщаемся.
Марина с удивлением опустилась в кресло.
– «Кто весел, тот смеется; кто хочет, тот добьется», – процитировал он свою любимую песню[8 - Песня «Веселый ветер» из к/ф «Дети капитана Гранта».], ставшую уже его присказкой. – Расскажи мне подробней, где именно ты собираешься побывать и что хочешь увидеть.
И она рассказала о своем увлечении Латинской Америкой, мексиканским фольклором, мезоамериканскими древностями. Поведала и о том, что подтолкнуло ее к этому решительному шагу. Обрисовала желаемый маршрут и высказала сомнения по поводу способа передвижения по Мексике. Гуров понимающе кивал, что-то уточнял, изумлялся, соглашался, проникался ее заботами.
– Очень хорошо, – подвел он итог. – Теперь слушай меня. Ты едешь в Мексику в командировку. Билет мы тебе оплатим. Ты берешь машину. Сейчас вместе посмотрим варианты и закажем. Маршрут выстроим более тщательно. Готовишь материал по своей специальности: мифы, легенды, обычаи, традиции, влияние древних цивилизаций на жизнь современных мексиканцев, их отношение к ожидаемому концу света. «Кто ищет, тот всегда найдет». В общем, все самое интересное, яркое, загадочное, мистическое, завораживающее. Поедешь недели на три. Материал соберешь на несколько статей. Устроим читателям мексиканский сериал как раз к концу света.
Гуров улыбнулся.
Марина механически растянула губы в натянутой улыбке. Она не могла прийти в себя от удивления. Ошеломленная, с полминуты переваривала услышанное и вдруг радостно запричитала:
– Ой, спасибо, Максим Анатольевич, спасибо! Как замечательно, как интересно! Я всю жизнь мечтала о такой работе. Я рада, что буду вам полезной и дам материал для статей…
– Томина, – прервал ее щебетание Гуров, – это будут твои статьи, твои, не мои.
Он замолчал, победоносно наблюдая за осознанием молодой сотрудницей свалившегося на нее счастья.
Накануне отъезда Томину снова вызвал Гуров. Начод давал девушке последние наставления.
– Родители отпускают тебя без проблем? – вдруг заволновался он.
Марина немного помялась и откликнулась не очень уверенно:
– Ну, в целом, да…
– Так, понятно. Я им позвоню.
– Не надо, – поморщилась девушка. – Это моя работа.
– Что? Уговаривать родителей? – не понял редактор.
– И это тоже. Но я имела в виду, что в Мексику я еду работать.
– Да, конечно. Ничего, у меня есть знакомый мексиканец, археолог Леонардо Гарсия. Попрошу его присмотреть за тобой, помочь при случае. Вот тебе его координаты.
Марина взяла протянутую черно-белую визитку.
Глава пятая
Москва – Мехико
Двадцать второго марта сбывалась мечта. И сущей безделицей казались двадцать часов перелета.
– Я лечу в Мексику, – шептала, словно заклинание, Марина.
«Я лечу в Мексику!» – кричала душа.
На всех этапах прохождения регистрации она гордо всем докладывала:
– Рейс до Мехико.
Она была готова повернуться к людям и, задохнувшись от переполнявшего ее возбуждения, заорать что есть мочи:
– Лю-ди! Я лечу в Мексику!
В самолете Томина очутилась первой. Случайно. Просто пока она искала возможность зарядить телефоны в аэропорту, все места в зале ожидания заняли. И ей ничего не оставалось, как встать возле стойки у выхода на посадку.
Марина испытала дикую радость, когда стальная птица с некоторым опозданием наконец тронулась. Даже запах самолета дополнял это чувство ликования. Радость полета! Вот где душа ее и разум сливались в долгожданном единстве. Она улыбалась сама себе как дурочка. Самолет приветливо помахал какими-то лопастями на крыльях и начал все ускоряющееся движение по взлетной полосе. Наконец, словно на долю секунды встав на цыпочки, он взмыл в небо и взял курс на Мадрид.
Четыре часа ожидания в Мадриде не смутили девушку. Четыре часа ожидания в Мадриде приближали ее к исполнению желаний. И здесь она развлекалась поиском розеток для зарядки телефонов, потом удобно устроилась у ворот, где табло призывно зафиксировало ее рейс на Мехико, достала записную книжку и с наслаждением начала водить ручкой по бумаге.
Двенадцать часов до Мехико – второй самолет за сутки. Огромный аэробус со множеством людей всех рас и национальностей. Томина сидела у окна, а на соседнем месте обосновался приятного вида пожилой мужчина – вероятно, мексиканец. Он не предполагал, что его соседка владеет испанским, и не заводил разговора. Погруженная в свои мысли и ощущения, Марина тоже была не склонна к беседе.
«Спать, – уговаривала себя девушка, – спать, чтобы там, в стране моей мечты, воспринимать все со свежей головой!»
Время как будто затаилось. Время суток не определялось внутри аэробуса. «Счастливые часов не наблюдают», – усмехнулась Марина. Узнать, который час, было невозможно: все телефоны почти разряжены и выключены. Наступило безвременье.
